Традиционные методы полиции потерпели неудачу. Даже её начальник, веривший в упорство и шаблоны, сам как ходячий шаблон, ничего другого не знавший, был вынужден это признать. К моменту, когда команда собралась на следующее утро, они связались с каждым из списка гостей Холм-Парка, но не продвинулись вперёд. Казалось, жара и выпивка притупили чувства участников праздника. Они вспоминали обрывки сплетен – занятную беседу с бывшим дипломатом из Токио, восхитительное платье, уставшую взволнованную старушку, поедавшую клубнику, – но ничего, кроме этого. Ничего столь прозаичного, как припаркованные машины перед домами в конце Авеню.

Чутьё Веры всегда подсказывало ей держать важную информацию при себе, пока она не будет в ней уверена. Когда она была молодым следователем, другие люди присваивали себе результаты её труда, высмеивали её, когда результаты не подтверждались. Теперь она вела дело, не распространяясь о нём, если и обсуждая его, то только с Джо Эшвортом. Он обвинял её в паранойе, иногда заступался за неё, когда её отказ сотрудничать навлекал на неё неприятности. Теперь ей было ясно, что секретность не работает. Команда была в унынии. Отряду требовалась мотивация. История, в которую они смогут поверить.

– Жили-были, – сказала она, ухмыльнувшись их растерянности, потому что такого они не ожидали. – Жили-были два брата. Назовём их Роберт и Эдмунд. Старые добрые английские имена. Старший брат был хорошим и послушным и делал, что ему говорила мать. В награду он унаследовал большой дом и семейный бизнес. Он женился на хорошенькой молодой девушке, которая подарила ему сыновей. Младший брат был бездельник и пьяница. От него забеременела местная девушка, и ему пришлось на ней жениться. Потом он сбежал к морю. Жена покончила с собой, а дочку, если не красивую, то точно умную, забрали социальные работники. Вот вернулся младший сын из своих приключений, но обращались с ним не как с блудным сыном в библейской истории. Никто его не любил. Никто, кроме его дочери и сумасшедшей старухи, которая присматривала за ним в детстве. – Она оглядела их, резко спросила: – Вы меня слушаете?

Они кивнули ей, послушно, как дети в саду. Они, верно, думали, что это она сумасшедшая старуха, но пререкаться никто не хотел.

– Я пришла к выводу, что больше всего Эдмунд любил места, в которых вырос, – даже больше своей умной дочери. Он так любил их, что, когда его враги задумали устроить там карьер, он заставил дочь лгать ради него. Они хотели пригнать машины, чтобы раскопать скалу, и мысль об этом была ему невыносима. Это превратилось в одержимость.

Она остановилась, и её слушатели заёрзали, смутившись, поскольку обычно инспекторы так себя не ведут. Они надеялись, что она закончила. Однако она лишь отхлебнула колы из банки на столе перед ней и продолжила:

– Ещё кое-кто так же страстно любил эту местность, как и Эдмнуд, – женщина, которая вела хозяйство на земле, примыкающей к усадьбе. Её звали Белла Фёрнесс, и её пасынок был одним из тех злобных дельцов, которые хотели вырыть яму в склоне горы. И – сюрприз – Белла и Эдмунд были знакомы. Они познакомились больше десяти лет назад, когда оба были пациентами в Сент-Никсе. Оба сумасшедшие. Наверное. С тех пор они оставались друзьями. Не любовниками, потому что Белла вышла замуж за Даги и жили они долго и счастливо. По крайней мере, пока Даги не хватил удар и банки и приставы не собрались, как хищные птицы, вокруг развалин фермы. Но они были очень близкими друзьями. Наверное, Эдмунд доверился Белле, рассказал ей о своих планах. О том, кто его пугал. Наверное, спроси мы, она бы ответила на все наши вопросы и рассказала, кто убил Эдмунда. – Вера резко замолчала. Интонация её изменилась, от сказочницы она перешла к деловому тону: – Но она не может, потому что весной, затруднив нам задачу, она совершила самоубийство.

Робко поднялась рука. Вера нахмурилась, словно раздражившись, что её прерывают.

– Да?

– Вы уверены, что это было самоубийство?

– Если бы это было не так, Фрейзер, я бы тебе сказала.

– Да, мэм.

– Итак, нам нужно найти кого-то ещё, кто смог бы ответить на наши вопросы. В больнице группа людей встречалась для терапии и взаимопомощи. Белла и Эдмунд входили в эту группу. Нам известно, что после выписки из Сент-Никса они общались и регулярно обедали вместе. Иногда к ним присоеднялась ещё одна женщина. Нам нужно её отыскать. Даже не отдавая себе в этом отчёта, она может знать, кто убил Эдмунда и Грэйс. Это будет нелегко. Она может не хотеть, чтобы её обнаружили. Возможно, её друзья и семья даже не знают, что она какое-то время лежала в психиатрической больнице. Но нам нужно поговорить с ней.

– Больница не может помочь? – Смелый вопрос, выкрикнутый из дальнего конца комнаты.

– Их записи показывают, какие пациенты лежали в какой палате, но не кто посещал группу. Психолог, которая её вела, составляет список, но она не уверена, что знает, где её записи, и у неё сейчас другие заботы. Тем временем нам нужно работать над поиском этой женщины. Давайте сперва действовать незаметно. Никакой огласки, чтобы её не спугнуть. Никаких плакатов «Не были ли вы психом в 1980-е?». Поговорите с людьми в ресторане «Огни гавани» ещё раз, с другими представителями персонала и постоянными клиентами. Возможно, эта женщина ходит туда есть. И ещё насчёт местных врачей. У нее могут быть периодические проблемы с психикой.

Она смотрела, как они быстро пишут, и подумала, что преуспела. Они ожили. Она снова хлопнула по столу и встала перед флипчартом.

– Ещё одно направление, в котором я хочу следовать, это каменоломня. Как-то эти смерти связаны с той чёртовой огромной ямой, которую «Слейтбёрн» хотят вырыть на торфянике. Вот основные заправилы в бизнесе.

Она принялась писать неровными буквами толстым фломастером.

– Годфри Во. Ему принадлежит компания. Я хочу знать, была ли разработка его идеей или к нему обратились Фулвеллы. Поговорите с персоналом и тех и других и посмотрите, что удастся выяснить.

Невилл Фёрнесс. Пасынок Беллы. Одно время работал управляющим у Фулвеллов. Потом его нанял Годфри. Вёл все предварительные переговоры по каменоломне, но теперь стал белым и пушистым. Говорит о том, чтобы переехать обратно на отцовскую ферму, хоть она и в долгах. Он действительно изменился? Если нет, то что он задумал? Пока можете оставить его мне. Я договорилась с ним о встрече перед отъездом. Но поговорите с людьми, которые его знают и работают на него. Нам нужна любая информация. Раньше он жил в том доме, где умер Эдмунд, и, говорят, у него до сих пор есть ключ.

Питер Кемп. Консультант по окружающей среде. Он тоже сменил сторону, но в обратном направлении. Начинал работать на Фонд дикой природы, а теперь продаёт свои навыки большим компаниям. Сколько он планировал получить с каменоломни? Сколько он потеряет, если Во решит не продолжать?

Раздался стук в дверь. Вера уставилась на вошедшего стажёра. Та стояла на пороге с нервным видом.

– Да?

– Факс… – Она швырнула бумагу в Веру, вспыхнула и убежала.

Вера просмотрела сообщение. Она собиралась отпустить команду, чтобы обдумать, как лучше раздать задания, но потом решила, что им не помешает взбодриться в процессе расследования, пусть даже низкопробной насмешкой над кем-то. Она помахала перед ними бумагой:

– Это насчёт Джереми Приса. Мужа Энн. Он живёт в Ленгхолме в доме, который ближе всего к месту, где было обнаружено тело Грэйс. Мы провели все шаблонные проверки. Вы знаете, как нашему начальнику нравятся шаблоны. У мистера Приса есть судимость за действия непристойного характера. Мировой суд Скарборо, 1990-й год. Обнаружен прячущимся в сортире на набережной Файли в топе с пайетками…

Раздался смех, общее напряжение спало. Она крикнула, перекрывая шум:

– Не понимаю, почему вы здесь сидите. У вас что, нет работы? Теперь можете добавить в свой список и Джереми Приса.

Они с благодарностью собрали вещи и поспешно вышли из комнаты. Остался лишь Джо Эшворт. Он сидел на задних рядах и начал медленно хлопать в ладоши.

– Блестяще, – сказал он. – Блестящее представление от начала до конца. А теперь почему бы вам не рассказать мне, что происходит на самом деле?

Ей польстило, что он считал, что она во всем разобралась.

Вера взяла Эшворта с собой на беседу с Невиллом Фёрнессом. Фёрнесс долго валял дурака. Она пыталась договориться с ним о встрече с тех пор, как умер Эдмунд. Ей хотелось показать ему, что она настроена серьёзно, и появление их вдвоём в его офисе производило нужное впечатление. Вдобавок в подобных ситуациях Эшворт был полезен как наблюдатель. Иногда она увлекалась, а он считывал пропущенные ею сигналы.

«Карьеры Слейтбёрн» занимали верхний этаж офисного здания у реки. Она попыталась вспомнить, как выглядело это место, когда здесь была бойня старика Нобла, но не смогла. Слишком привыкла к новым дорогам. Даже глядя на реку из большого окна на ресепшене, она не смогла связать воедино воспоминания и вид.

Секретарь была строгой женщиной средних лет. Она сообщила им, что мистер Фёрнесс вскоре к ним выйдет. Он на встрече и не может прерваться. Она принесла им кофе.

– Ему известно, что мы здесь? – требовательно спросила Вера.

Секретарь возмутилась:

– Было сказано не мешать. Встреча должна закончиться в одиннадцать.

– Так вы ему даже не сообщили? – Её голос, наверное, было слышно даже на первом этаже. Она добавила ещё громче: – Я хочу видеть его сейчас.

Секретарь заколебалась, покраснев от злости, затем направилась к телефону за столом. Почти сразу после этого Невилл Фёрнесс появился из коридора слева от них. Вера до этого видела его только в Блэклоу в джинсах и поношенной куртке. В костюме и галстуке он выглядел внушительнее, не потому, что одежда придавала ему влияния, а потому, что сидела на нем очень естественно. Вера ожидала, что он будет смотреться здесь не к месту. Он был сыном фермера. Но даже будучи так внезапно выдернут со встречи, он оставался невозмутим.

– Вы, должно быть, очень занятой человек, мистер Фёрнесс, – сказала она угрожающе, пока неуверенная, нужно ли провоцировать ссору, но стараясь сохранить возможность выбора.

Он провёл их в кабинет с его именем на двери. Окна выходили на город.

– Но я знаю, что вы тоже заняты, инспектор. Простите, что задержал вас.

Рядом с окном стоял стол, но он расставил три кресла вокруг низкого кофейного столика, и они сели там. Её снова потрясла его уверенность в себе. Ей захотелось его встряхнуть.

– Вас непросто припереть к стенке. Вы нас не избегали?

– Нет, конечно. Здесь сейчас непростые времена. Смерть Эдмунда поставила всю разработку карьера под вопрос.

– Почему? Это никак не связано с ним.

– Это привлекло внимание общественности. Как вам известно, «Слейтбёрн» работает с Фулвеллами над этим проектом. Ливви очень хочет двигаться дальше, но у нас складывается впечатление, что Роберт готов всё забросить. По крайней мере, на данный момент. Он считает это вопросом такта.

– А что вы думаете по этому поводу?

Он помолчал.

– Я работаю на «Карьеры Слейтбёрн». Я буду выполнять любую принятую стратегию.

– Но у вас должна быть собственная точка зрения.

– Не когда я нахожусь в этом офисе.

– Мне говорили, что вы настоящий энтузиаст своего дела. Движущая сила всего проекта.

– Не знаю, кто вам такое сказал. – Он снова замолк, нахмурившись. Вера ничего не добавила, и он продолжил: – Быть энтузиастом – моя работа.

Вера вытянула ноги. Кресла были низкими. В них было бы удобно дремать, но не сидеть прямо и внимательно слушать.

– Но мистер Во, должно быть, очень хочет, чтобы проект продвигался вперёд. Он, видно, вложил целое состояние, чтобы так продвинуться.

– Я думаю, он человек без предрассудков и его можно было бы убедить и в противоположной точке зрения. Расследование повлечёт существенные юридические расходы, если мы решим продолжать. Годфри определённо был увереннее настроен, когда мы получили положительный отчёт по оценке влияния на окружающую среду. Спонсирование Фонда дикой природы было авантюрой. Раз поучаствовав в этом, мы уже не могли себе позволить, чтобы нас застали за какого-либо рода вредительством в заповедной зоне.

– Кто созвал совещание в начале этой недели, чтобы обсудить будущее каменоломни?

– Фулвеллы. Мы не стали бы навязываться им через день после смерти Эдмунда.

– Кто именно из Фулвеллов? – «Как будто мы не в курсе», – подумала Вера. Она сузила глаза и взглянула на него.

– Вероятно, Оливия. Надеялась, что мы сможем оказать какое-то влияние на Роберта. Во время совещания она обвинила его в том, что он её с ума сводит.

Впервые Невилл утратил своё профессиональное спокойствие. Вера ликовала.

– Вам не нравится миссис Фулвелл, – сказала она бесстрастно.

– Не слишком. Когда я работал на Роберта, она вмешивалась. Это одна из причин, по которым я был рад уйти из Холм-Парка.

– Кто ещё присутствовал на совещании?

– Питер Кемп, наш консультант по охране окружающей среды.

Вера снова потянулась, подавив зевок. В комнате было очень тепло.

– Не думаю, что его так или иначе заденет решение по карьеру. Ему заплатят за его отчёт вне зависимости от того, продвинется разработка вперёд или нет.

– О, ему уже заплатили, – сказал Фёрнесс сухо. – Но это не совсем правда, что он ничего не выигрывает от разработки. Годфри пообещал создать новый заповедник рядом с местом разработки, если проект продолжится. Это была часть плана. «Питер Кемп и партнёры» заключат соглашение об управлении и предоставят персонал. Это было бы выгодной сделкой.

«Питер Кемп тебе тоже не нравится, – подумала Вера. – Интересно почему». Её беспокоило, что она не может прийти к определённому выводу о Невилле Фёрнессе. Она не могла припереть его к стенке, разобраться в мотивах его поступков. Она гордилась тем, что её первые впечатления о людях оправдывались. Она постоянно хвасталась этим Эшворту. Однако её впечатления о Фёрнессе были путаными и ненадёжными.

– Как вы поступили с ключом от дома рядом с усадьбой, когда съехали? – спросила она, надеясь выбить его из колеи.

Он ответил не сразу.

– У вас ведь был ключ?

– Простите, – сказал он. – Очевидно, это важно. Я стараюсь вспомнить. У меня было два ключа. Один от передней двери, один от задней. На одном кольце.

– Вы вернули их миссис Фулвелл? – Эшворт впервые принял участие в беседе.

– Нет. Точно нет. Я отдал заявление об отставке Роберту. У меня оставался отпуск, так что я уехал из Холм-Парка, никого не поставив в известность. Мне так хотелось. Я не хотел никаких сцен.

– Миссис Фулвелл устроила бы сцену? – спросил Эшворт.

– Она избалована. Подвержена приступам гнева.

– Ваши отношения с миссис Фулвелл были исключительно профессиональными?

– С моей стороны – определённо.

– А с её?

– Как я уже говорил, она вмешивалась.

– Вы ей нравились, – перебила Вера, фыркнув. – Только не говорите мне, что ей не хотелось любовника рангом пониже.

Невилл сильно покраснел, и на мгновение ей пришло в голову, что она в нём разобралась. Он был застенчив, ханжа. Вот и всё. Но потом он так быстро вернул самообладание, что она решила, что, вероятно, ошиблась.

– Насколько мне известно, – сказал он чопорно, – у Роберта и Ливви очень счастливый брак.

– В таком случае вернёмся к ключам, – без всякого смущения заявила Вера. – Вы не отдавали их Ливви. Вы отдали их Роберту?

– Я так не думаю. Он, как правило, не вникал в такие мелочи.

– Значит, вы их оставили у себя?

– Полагаю, это возможно. Я имею в виду, может быть, я просто забыл их вернуть.

– Где они могут быть? Дома?

– Нет, я начинаю припоминать. Ключи от дома в Холм-Парке были на том же кольце, что запасные от Блэклоу. Белла просила, чтобы они у меня были на случай, если что-то произойдёт. На случай, если что-то произойдёт с моим отцом, пока её нет рядом. И я всегда держал их здесь. Я провожу больше времени в офисе, чем дома. Они точно были здесь, когда вы попросили ключ, чтобы зайти в дом на ферме после убийства девушки в горах.

Он встал и подошёл к своему столу. С места, где он сидел, Вере не было видно, как он открывает ящик, но, похоже, тот был не заперт. Он вернулся с кольцом от офиса Фонда дикой природы, на нём было три ключа.

– Вот эти два от Блэклоу. Этот с выемкой от передней двери, а от американского замка – от задней. Этот от передней двери в доме в Холм-Парке.

– Как насчёт кухонной двери в Холм-Парке?

– Я не знаю. Его здесь нет. Готов поклясться, что он был на том же кольце.

– Когда вы видели его в последний раз?

– Бог знает. Последний раз я их доставал, чтобы отдать вам ключ от Блэклоу. Наверное, я вижу их каждый раз, когда открываю ящик стола, но я на них не смотрю. Не вглядываюсь.

– У кого ещё есть доступ к вашему столу?

Он удивлённо посмотрел на неё.

– Мы строго соблюдаем правила безопасности. Никто не зайдёт в эти кабинеты без пропуска.

– Но ваш стол не был заперт.

– Нет. Как и мой кабинет. В этом нет необходимости. Как я уже объяснил, посторонний не сможет сюда зайти.

– Но кто угодно, работающий на «Слейтбёрн» или находящийся здесь официально, по делу, мог бы иметь доступ к ключу.

– Думаю, да. Если бы захотел. Если бы понимал, где он.

– На нем был ярлык?

Невилл замялся.

– Да. Как и на этом.

Он протянул ей ключ от передней двери в Холм-Парке. К нему был прикреплён маленький ярлычок, на котором потускневшими, но разборчивыми узкими заглавными буквами было написано «Авеню, 1». – Это официальный адрес дома.

– Ваш секретарь могла открывать тот ящик?

– Не думаю. Там в основном личные вещи. Но вы можете её спросить.

– Да, – сказала Вера. – Мы спросим.

Невилл Фёрнесс остался стоять. Возможно, он ждал, что они уйдут, но они оставались на месте, молча наблюдая за ним.

– Я не пользовался тем ключом, – сказал он тихо. – И мне отвратительна мысль, что кто-то другой мог им воспользоваться, что из-за моей безалаберности я ответственен за смерть Эдмунда.

Вера по-прежнему молчала. Тишина, казалось, его проняла, поскольку он продолжил:

– Это была ужасная неделя. Фулвеллы всё очень усложнили. Мы не знаем, что с нами будет. Хоть бы они приняли какое-нибудь решение… Мы все немного взвинчены. – Он резко остановился. – Но это не ваша проблема. Разумеется, у вас есть заботы посерьёзнее… Вообще-то я решил, что мне нужно немного побыть вдали отсюда. Я собираюсь уехать на выходные, провести немного времени в Блэклоу. Это ведь разрешено? Вы сказали, что ваша команда закончила.

Вера кивнула.

– Вы виделись с Рэйчел Лэмберт на этой неделе?

– Да, – сказал он. – Ей тоже нужен отдых. Она едет в Блэклоу со мной. – Он сделал паузу. – Вы не собираетесь спрашивать меня, где я был в день убийства Эдмунда Фулвелла?

– Мы к этому ещё вернёмся, – спокойно сказала Вера.

– Я был здесь большую часть дня, разбирал предварительный отчёт о воздействии на окружающую среду.

– Один?

– Да, хотя я не смог бы покинуть здание, не пройдя через ресепшен, а там всегда кто-то есть. Я вышел из офиса примерно в четыре и отправился домой переодеться. Годфри работал дома весь день. Он договорился, что Питер Кемп приедет к нему, чтобы пройтись по планам нового заповедника в Блэклоу, и хотел обсудить их со мной. Я был приглашён на ужин, но он хотел, чтобы я приехал пораньше, чтобы покончить с делами до еды.

– Вечер прошел хорошо? – Вера с усилием поднялась с кресла.

– Да, благодарю вас. Очень хорошо.

Он провёл их через ресепшен и подождал с ними, пока приедет лифт.

Снаружи она немного постояла, представляя Невилла и Рэйчел вдвоём в Блэклоу. Если бы он хотел навредить Рэйчел, то не стал бы сообщать Вере о поездке. Или, может, она просто стала частью очень умной ловушки.

Вера шла пешком от полицейского участка домой к Эдди на Риверсайд Террас. Это было неполалёку, а ей нужна была передышка после следственной комнаты, команды, жаждавшей её одобрения, ожидавшей, что она сотворит чудо. Она надеялась, что Эдди напомнит ей Бейкиз, где всё казалось очевидней, что она сможет отвоевать часть былой уверенности.

Эдди пригласила её на обед, и, сочтя, что ей следует внести свой вклад хотя бы символически, она остановилась в маленькой лавке флориста на Хай-стрит, чтобы купить цветы. На руднике тоже кто-то оставил цветы, чтобы отметить место смерти Грэйс. Цветы для скорби. Для памяти. Или для праздника.

В конце улицы она остановилась, переводя дыхание. Ей не хотелось появляться в доме взмокшей, задыхаясь. Мимо проехала машина, остановилась перед домом Эдди, и оттуда выпрыгнул Питер Кемп. Он был за рулём не белого «Лендровера», а чего-то блестящего и спортивного с громким двигателем. На нём была повседневная одежда – серые хлопковые брюки и зелёная рубашка поло с логотипом компании. Очень патриотично. Он пробежал по ступенькам и ударил ладонью по звонку.

Когда Вера подошла к передней двери, Питер был внутри, на кухне в подвале. Она перегнулась через перила, но хоть ей и было видно пару, она не могла разобрать, о чём они говорят. Это явно была не дружеская беседа. Она застыла на мгновение, но потом любопытство взяло верх, и она позвонила в дверь. Дверь открыла раскрасневшаяся Эдди.

– Слава богу, – пробормотала она. – Если бы вы не пришли, я бы его убила.

На кухне, помимо дочиста выскобленного соснового стола и стульев, стоял небольшой диван с брошенным на него хлопковым индийским покрывалом. Питер Кемп уселся там, когда Эдди вышла из комнаты, чтобы ответить на звонок. Он сидел развалившись, длинные ноги раскинуты по полу, так что больше никому не оставалось места, чтобы присесть. Увидев Веру, он медленно поднялся на ноги.

– Инспектор, – сказал он. – Какой сюрприз. А я всегда считал мисс Лэмберт таким честным человеком. Надеюсь, вы пришли сюда не с арестом. – Он многозначительно посмотрел на поникшие цветы. – Ах нет. Это светский визит. – Слова прозвучали как обвинение.

Его веснушки очень выделялись на светлой коже.

– Послушайте, – перебила Эдди. – Вам лучше уйти. Больше нам не о чем говорить.

Он, похоже, собирался возразить, но передумал, вместо этого приняв озабоченный вид.

– Вы знаете, – сказал он, – мне очень нравится Рэйчел. Я пекусь о её интересах. Не хочу, чтобы она разочаровалась.

Эдди подождала, пока он поднимется по лестнице, повернулась к Вере и изобразила, что её тошнит. Когда она вернулась в комнату, они услышали, как его машина взревела, оживая, и умчалась прочь. Она свирепо громыхала приборами и ставила на стол всё, что смогла отыскать в холодильнике. Вера подождала с разговорами, пока полбуханки хлеба, скомканный шар из серебряной фольги с мягким сыром внутри, большой кусок подсохшего чеддера и пара кусков ветчины не появились на столе. Эдди стояла у раковины, перетряхивая готовый салат из пластиковой тары в миску.

– К чему всё это было?

– Он всегда был мелким самонадеянным засранцем, – сказала Эдди.

– Чего он хотел?

– Он, должно быть, услышал, что Рэйчел подумывает попробоваться на другую работу. Просил меня убедить её остаться. Если он получит контракт на новый заповедник в Блэклоу, он надеется, что будет им управлять. Он боится, что не сможет вести дела фирмы без неё. И он прав. Не сможет.

– Мне это кажется весьма лестным.

– Но дело в том, как он это сказал. Вы знаете, что он сказал? «Она должна понимать, что сейчас, возможно, неподходящий момент. Потенциальные работодатели с подозрением отнесутся к любому, кто связан с расследованием убийства», – подразумевая, что Рэйчел может иметь какое-то отношение к смерти Грэйс.

Вера поняла, что Эдди вот-вот заплачет. В холодильнике она заметила бутылку вина, на четверть пустую, с втиснутой обратно пробкой. Она вытащила её, налила каждой по стакану, выпила, поморщилась и подумала, как давно оно здесь стояло.

– В любом случае, почему вы хотели со мной поговорить? – спросила Эдди, всё ещё злясь. – Вы сказали, что хотите расспросить о Невилле. Если вы вернётесь вечером, сможете увидеть Рэйчел. Она расскажет вам всё, что вы хотите узнать.

– Насколько я понимаю, она влюбилась. Это не улучшает качества суждений.

– Кто вам это сказал?

– Энн Прис. Я ездила в Ленгхолм повидать её прошлой ночью.

– Значит, она всё ещё там. Я удивлена. Мне казалось, она решила уехать.

– О, она всё ещё там, – сказала Вера. – Но она, похоже, в состоянии неопределённости. Ждёт, чтобы что-то произошло. У вас нет идей, чего она может ждать?

– Может, какого-то мужчину. Она не из болтливых, но, как я поняла, брак несчастливый. Впрочем, а кто счастлив?

Вера отрубила кусок хлеба от буханки.

– Так что? – потребовала она. – Это правда?

Эдди, по-прежнему в своих мыслях, подняла на неё взгляд от стакана.

– Что правда?

– Рэйчел влюблена?

– Определённо. Я не видела её такой с тех пор, как она стала встречаться с этим гадом Питером Кемпом.

– Я и не знала, что у неё была с ним связь. – Голос Веры был равнодушен, с лёгкой ноткой любопытства, но мысли яростно гудели. Ещё одна нить. Ещё одна сложность.

– До его женитьбы. Мне он никогда не нравился. Возможно, поэтому она так за него уцепилась. Чтобы досадить мне. Я не должна была так открыто говорить, что думаю о нём. У меня никогда не получалось быть тактичной с Рэйчел.

– Но она продолжает с ним работать.

– Из гордости, мне кажется. Она не хотела, чтобы думали, что она сбежала.

– Если верить Рэйчел, у них больше работы, чем они в силах справиться. И он только что повысил ей зарплату. Чтобы подкупить её остаться, полагаю.

– Так у него нет недостатка в деньгах?

– По-видимому, нет, хотя я слышала, что у его жены очень дорогие пристрастия. – Эдди скривилась. – Извините, это было зло. Не могу не слышать сплетен.

– В сплетнях нет ничего дурного, милая. На этом строится моя работа. Что ещё говорят сплетни?

– Что он женился на ней ради денег, затем обнаружил, что она не так обеспечена, как он считал. Папа богат, но не слишком щедр. – Эдди допила остатки вина. – Рэйчел уже давно не нравилось на работе. Я полагаю, смерть Грэйс подтолкнула её активнее искать что-то другое. В Королевском обществе защиты птиц есть научно-исследовательская должность, которая её интересует. Работать придётся в Уэльсе. Я знаю, что она готова к переезду, но я буду по ней скучать. Особенно теперь. Мы лучше ладим в последнее время. – Эдди помолчала. – И она будет скучать по Невиллу. Может, поэтому она так долго тянет с решением. Втайне она ждёт, что он увезёт её в Блэклоу и что они смогут жить долго и счастливо.

– Такое возможно?

– Бог знает.

– Возможно, из-за этого и была вся сцена с Питером.

– Что вы хотите сказать? – Эдди снова ощетинилась при упоминании Питера.

– Что Рэйчел по-прежнему ему нравится и он не хочет отдавать её Невиллу. Полагаю, существует даже вероятность, что они продолжали встречаться. Если Питер несчастлив со своей женой.

– Нет! – Эдди пришла в ужас. – Рэйчел не настолько глупа. Даже ради мести мне. И ревность – очень человеческое чувство. Не думаю, что Питер Кемп на него способен.

«Однако на него может быть способен Невилл, – подумала Вера. – Но к чему нас это подводит?»

– Вы знали, что Невилл собирался взять Рэйчел в Блэклоу на выходные?

– Она об этом упоминала. Раз или два. Она как ребёнок, который никогда не бывал на каникулах.

– И вы разрешили?

– Не мне разрешать или запрещать, верно? Она взрослый человек. Слишком взрослый, чтобы мне читать ей лекции о безопасном сексе. – Эдди задумчиво посмотрела на Веру через стол. – Если только есть что-то, что мне, по-вашему, нужно знать. Но даже тогда я едва ли смогу появиться там в роли сторожевого пса или компаньонки.

– Нет. – Вера снова наполнила стаканы. – Думаю, нет. Как вам Невилл Фёрнесс?

– Я могу понять, почему Рэйчел увлечена.

– Да, – сказала Вера. – Как и я.

– Надеюсь, он не дурит её.

– Вы полагаете, он может?

– Мне так не кажется. Я думаю, что он, наверное, просто очень застенчив, очень закрытый. Не позволяет ничего о себе узнать. Я должна была привыкнуть к такому в Рэйчел. Думаю, что могу доверять её мнению.

– Вы много с ним общались?

– Он большой джентльмен. Когда бы он ни звонил, чтобы позвать её на свидание, он считает себя обязанным сообщить мне, куда они идут и когда он вернётся. Вы знаете, они виделись каждый день с тех пор, как мы вернулись в Киммерстон.

– Я присматривала за ним. Незаметно. Но после смерти Эдмунда почти все наши сотрудники заняты.

– Вам известно, где он был в день убийства Эдмунда Фулвелла?

– Мне известно, где он был, по его словам. Разумеется, мы проверим. Почему вы интересуетесь?

– Он раньше жил в том доме.

– Я знаю.

– Мне убедить Рэйчел не уезжать с ним на выходные? Она может меня послушать. Как я уже сказала, мы лучше ладим в последнее время.

– Нет, – тихо сказала Вера. – Не делайте этого.

– Я не хочу подвергать её опасности.

– Конечно, – ответила Вера. – Как и я.

Вера решила навестить Во без предупреждения. Невилл Фёрнесс предоставил ей предлог. Ей нужно было проверить его алиби на день и вечер смерти Эдмунда, а дом Во находился по пути домой. Почти. Даже не будь предлога, она всё равно бы нанесла визит. Энн Прис пробудила в ней любопытство. Ей хотелось увидеть всю семью.

Она выросла с радужной мечтой о нормальной семейной жизни и винила отсутствие таковой в том, что превратилась в такую нелепую клушу. На работе, впрочем, она не сталкивалась с избытком семейного счастья и коллег, разыгрывавших самые счастливые семьи, подозревала в том, что они бросаются на всё, что движется. Живут в притворстве. Но не Эшворт. Он был исключением. Он возродил её веру в детскую мечту.

Она подгадала свой визит к семи часам. Годфри Во уже должен прийти с работы к этому времени. Конечно, в это время они будут вместе. Но когда она остановилась на усыпанной гравием подъездной аллее, дом казался безжиненным, и она решила, что они, наверное, не здесь. После гроз на прошлой неделе погода снова изменилась. Было тепло и тихо, и холмы казались далёкими, подёрнутыми дымкой на жаре, но ни одно из окон не было открыто. Она прислушалась, не раздастся ли звук телевизора или крики детей, но всё было спокойно.

Позвонив в дверь, она обернулась взглянуть на сад, потому что не ожидала ответа, и удивилась, услышав, как поднимается задвижка и открывается дверь. Внутри стояла женщина с кухонным полотенцем в руках. На ней были розовые резиновые перчатки, доходившие почти до локтей. Под ними, Вера знала, будут наманикюренные ногти. Женщина улыбнулась вполне мило, но Вере она не понравилась. Даже моя посуду, она оставалась накрашенной. Вера представила, как она сидит за своим туалетным столиком, тщательно готовясь к прибытию супруга с работы. Из желания? Из чувства долга? И то и другое разочаровывало.

– Вы миссис Во? – Вопрос прозвучал более резко, чем Вера хотела. Ей было сложно сопоставить образ этого уверенного создания с описанной Энн Прис беспокойной женщиной, жертвой, объектом издёвок.

– Да.

– Инспектор Стенхоуп. Я расследую убийство Эдмунда Фулвелла. Могу ли я поговорить с вашим мужем?

– Конечно. – Барбара Во сняла перчатку и протянула руку. Вера, протягивая свою, подумала о собственных ногтях – обкусанных, слоящихся, грязноватых. Женщина крикнула в дом: – Дорогой, это инспектор Стенхоуп. Она хочет поговорить с тобой.

Невозможно было понять, как она отнеслась к вторжению.

Вера прошла за ней в холл. Через открытую дверь она увидела маленькую комнату, ярко раскрашенную, с полкой игрушек позади соснового письменного стола. Перед экраном компьютера сидела девочка. Она играла напряжённо, стискивая джойстик обеими руками. Звук был выключен, и застреленные инопланетяне на экране падали беззвучно. Мерцающий зелёный свет обозначил конец игры, и концентрация девочки моментально ослабла. Она обернулась, и взгляд Веры выхватил бледное, немного одутловатое лицо. Затем она поздоровалась с Годфри, шедшим к ней по холлу.

Он сменил офисную одежду и выглядел как политик, которого попросили одеться неформально. На нём были вельветовые штаны и рубашка в клетку с открытой шеей. Будь прохладнее, он бы выбрал свитер с узором.

– Инспектор. – Он нахмурился. Во всяком случае, подумала Вера, он выглядит беспокойнее, чем его жена, хоть и хорошо это скрывает. – Что-то не так?

– Нет, – ответила она. «Разве что двое убиты, – подумала она. – Отец и дочь. Прямо как ты и твой ребёнок, играющий за компьютером». – Рутинный обход. У меня была пара вопросов, и раз мне всё равно проезжать здесь по пути домой…

Он провёл её в гостиную, пахнущую полиролью для мебели с пчелиным воском. Написанный маслом портрет его дочери висел на видном месте над камином. Он был слишком точен, чтобы льстить модели, но Вера пробурчала что-то вежливое о том, какая та хорошенькая. Отношения с Эшвортом научили её беседовать с родителями. Она явно задела нужную струну, поскольку Во потеплел. Он говорил как местный, но речь, тщательно выверенная, несколько витиевая, чем-то напоминала речь политика.

– Мы почти смирились с тем, что бездетны, но потом появилась Фелисити. Наверное, из-за того, что это было так неожиданно, её рождение было настоящим счастьем.

Барбара, стоявшая в дверях, тоже улыбнулась, но напряжение в её глазах заставило Веру подумать о том, что из-за тягот вынашивания ребёнка для неё это счастье не было таким абсолютным. Она внезапно ощутила сочувствие к женщине и подумала, не была ли Энн Прис права. В конце концов, это её дело, если ей так нравится наряжаться.

– Не хотите чаю, инспектор? Или кофе? Затем, я полагаю, вы захотите поговорить с моим мужем наедине.

«Чего мне бы действительно хотелось, – подумала Вера так это пива». Но она ответила, что чай – просто замечательно.

– И я надеюсь, что вы сможете присоединиться к нам, миссис Во. Для меня ценно ваше мнение.

Барбара, казалось, была польщена, но, едва она вышла из комнаты, Годфри сказал:

– Не знаю, чем моя жена может вам помочь, инспектор. Она сидит дома и всё время заботится о нашей дочери. С тех пор как на холме убили ту молодую женщину, она редко покидает дом в одиночку.

– Я думала, она ваш партнёр по бизнесу.

Это его удивило. Словно он забыл о данном обстоятельстве.

– Официально да, хотя она не принимает активного участия.

– Что она думает по поводу карьера?

Годфри помолчал, слегка улыбнувшись.

– Боюсь, у неё достаточно сентиментальный взгляд на компанию. Её отец был ремесленником, и она не всегда понимает, что мы отошли от этого уровня развития дела. Это уже не домашняя мастерская. Нужно выживать.

– Если дело дойдёт до голосования, она поддержит вас?

Краткая вспышка раздражения, затем снова улыбка.

– Дело никогда не дойдёт до голосования. Какой смысл? Мы два единственных партнёра. Мы придём к решению вместе. Хотя, конечно, вовлечены и другие люди. Собственники земли в данный момент – Фулвеллы. И без их согласия сдать землю в аренду осуществить проект было бы невозможно.

– А Невилл Фёрнесс?

– Невилл подчинённый. Я ценю его мнение, но он не будет принимать участия в итоговом решении.

– Выходит, решение ещё не принято?

Он замялся.

– Нет. Мы все чувствовали, что нам требуется пара дней, чтобы всё обдумать. Мы вновь встречаемся в пятницу.

Вошла Барбара, и он резко замолчал. Она несла поднос, а за ней следовала девочка с блюдом домашнего печенья. Она вручила их Вере и отцу, затем поставила тарелку на кофейный столик и пошла к выходу, не говоря ни слова. Вера заметила, что она зажала в руке три печенья, и подмигнула ей, когда та закрывала дверь. Девочка холодно посмотрела в ответ.

– Вы будете присутствовать на встрече в пятницу, миссис Во? – спросила Вера небрежно.

– Какой встрече?

– Встрече, на которой решится, продолжать разработку карьера или нет.

Годфри быстро вмешался:

– Барбаре нет необходимости вникать в ежедневное ведение бизнеса. Она предоставляет всё это мне.

– Но я думала, что решение уже принято. – Барбара села в комнате напротив них, колени сжаты, пальцы стиснуты. «Монастырское воспитание, – подумала Вера. – Я всегда могу определить». – Годфри, разве ты не говорил, что от планов пока решено отказаться?

Он пожал плечами.

– Ливви, видимо, давит на Роберта. Он звонил сегодня перед тем, как я вышел с работы, и сказал, что он считает, что нам стоит встретиться снова.

– Ты мне не рассказывал. – Она чуть было не потеряла контроль. – Не уверена, что выдержу всё это снова. Публичность. Разговоры.

Он откинулся назад на стуле. В этом жесте Вера почувствовала неприязнь, даже лёгкое отвращение, но ответил он мягко:

– Поэтому я тебе и не рассказывал. Я знал, что ты рада заморозке проекта. И на самом деле это по-прежнему самый вероятный исход. Роберт не горит энтузиазмом, а он может быть очень упрям.

– Чушь. Если Ливви Фулвелл и Невилл Фёрнесс объединятся, ни один из вас не сможет им противостоять.

– Это смешно. Невилла даже не будет на встрече. Он взял выходной в пятницу. А тебе нужно предоставить мне делать то, что лучше для всех нас. Когда-нибудь этот бизнес перейдёт Фелисити.

Он старался сохранять спокойствие в голосе, но тот начинал звучать раздражённо. Вера подумала: так вот что им движет. Вот откуда эта цель. Он не хочет, чтобы девочке пришлось сводить концы с концами. И она вспомнила собственного отца, чьей единственной целью было собирать одни за другими яйца от каждой птицы, водившейся в округе. Он никогда не думал о ней.

Теперь Во казался смущённым.

– Послушай, – сказал он. – Мы обсудим это позже. Инспектору не хочется всё это слушать.

Вера, потянувшись, опустила печенье в чай.

– Не обращайте на меня внимания, всё в порядке. Я просто рада, что могу дать отдых ногам.

– Чем мы можем быть вам полезны?

– Как я уже сказала, нужно проверить детали. Очень скучно, но необходимо. Невилл Фёрнесс раньше работал в Холм-Парке. Он жил в доме, где убили Эдмунда Фулвелла. Кажется, у него до сих пор есть ключ от дома.

– Невилл не мог никого убить.

– Меня не интересует мнение о его характере, мистер Во. Он говорит, что был здесь в вечер убийства Эдмунда Фулвелла.

– Так и есть. Питер Кемп набросал пару интересных предложений по новому заповеднику в горах на месте Блэклоу. Мне требовалось обсудить это с ним. Мы думали, что это может создать положительный рекламный образ, перекликаясь с отчётом «Кемпа и партнёров».

– Во сколько он приехал?

– Точно не помню. Около половины пятого.

– Нет, – громко сказала Барбара. – Позже. Четверть шестого – самое раннее. Я только забрала Фелисити. Она ходила к подруге на чай. Мы подъехали в одно время.

Годфри спокойно на неё посмотрел.

– Ваша жена права, мистер Во?

– Да, инспектор. Наверное, да.

Барбара резко поднялась.

– Я обещала Фелисити помочь с домашним заданием. Уверена, Годфри окажет вам любую необходимую помощь, инспектор. Он вас проводит.

И она вышла из комнаты, прежде чем Вера успела что-либо сказать. После её прежней гостеприимности такой резкий уход выглядел странно, почти грубо. Потом Вере пришло в голову, что она могла перезвонить Барбаре, попробовать застать её одну. Могла бы предложить помощь, дать ей номер телефона офиса, подтолкнуть выдать больше информации о Невилле Фёрнессе. Но она просто проследовала за Годфри к дверям и попрощалась с девочкой, которая вернулась к компьютеру. Несмотря на упоминание о домашнем задании, Барбары нигде не было видно.

Снаружи она остановилась у машины. Стрижи летали над домом, образовав в небе треугольник. Она замешкалась, надеясь, что Барбара выдумает предлог, чтобы поговорить с ней. Однако, обернувшись, она увидела её в окне наверху, но та смотрела не на Веру, а на холм вдали.

В своём доме у железной дороги Вера открыла бутылку красного вина и выпила большую её часть, просидев у открытого окна кухни, пока силуэты холмов не растворились в сумерках. Вино начинало действовать. Она сидела, погружённая не в сомнения по поводу расследования, а в воспоминания о Констанс Бейки. Перед ней возник образ женщины, какой она видела её в последний раз, широкой и мягкой, раскинувшейся на диване, поглядывавшей на Веру лукавыми чёрными глазами. После смерти отца она часто вспоминала о нём. Со злостью, виной, периодическими вспышками невольной нежности. Он составлял ей компанию. Был человеком, с которым можно было поговорить. Конни же она почти забыла, пока не вошла в коттедж Бейкиз, роняя дождевые капли, чтобы расследовать убийство молодой женщины, и тогда все воспоминания вернулись.

Пока Вера осушала второй бокал, ей впервые пришла в голову мысль, что Гектор и Конни могли быть любовниками. В конце концов, она никогда не видела его с другой женщиной. Почти сразу же она отмела эту идею. Их общей страстью были незаконные коллекции, тайная одержимость, которая вела их в горы до рассвета, чтобы отнять у птиц их потомство, оставив гнёзда пустыми и холодными. Они делили тайный азарт. Их сближала опасность, делавшая их уязвимыми для шантажа и угрожавшая их репутации и карьере. Это было никак не связано с любовью или даже дружбой.

Потом она подумала, что ничего не ела, кроме хлеба и сыра у Эдди, и вдруг одновременно с этим ей в голову пришла мысль, что убийца, которого она ищет, может быть таким же одержимым. Дочь, а затем отец были убиты. Так Гектор забирал яйца из одного гнезда. Не было явного мотива, но была очевидна педантичная спланированность, особенно перед смертью Эдмунда. За убийствами она увидела страсть, столь же сильную и иррациональную, как та, что двигала её отцом, замутняла его сознание, разрушила жизни им обоим. Всё-таки Гектор был другим до смерти жены. Она видела фотографии, где он болтал с друзьями, смеялся. Даже после он сохранял уважаемую должность до выхода на пенсию, считался немного эксцентричным, немного нелюдимым, но не представляющим никакой угрозы. Ей надо искать кого-то с тайной одержимостью, и когда она поймёт, что это за одержимость, возможно, узнает, почему Грэйс и Эдмунд были убиты.

Зазвонил мобильный телефон. Она пришла в себя, подумала: «Что за чушь, возьми себя в руки, милочка. Представь, как станешь объяснять это Эшворту и команде».

Звонила Кристина Флад, психолог. На заднем плане слышались звуки флейты, что-то кельтское и печальное.

– Я раскопала нужную вам информацию. Вы можете приехать и забрать, если хотите. Я знаю, что уже поздно, но мы привыкли ложиться одновременно с ребёнком, а она определённо сова. Мы ещё не скоро ляжем.

Веру подмывало согласиться, затем она увидела пустую бутылку на подоконнике и передумала. Некоторые правила она не была готова нарушать.

– Я не могу сегодня вечером, – сказала она. – Я выпила пару бокалов вина. Точно больше нормы.

Кристина была на удивление настойчива.

– Может, мы вам привезём? Если не заберете всё сейчас, придётся ждать до понедельника. Мы уезжаем на выходные, повезем малыша бабушке с дедушкой, они от неё без ума.

– Вы уверены?

– Разумеется. У нас всех сна ни в одном глазу. Патрик и ребёнок хотят играть.

Пробило полночь, и Вера уже почти перестала их ждать, когда заметила фары машины, двигавшейся по аллее к дому. Она вышла встретить их, решив, что они, наверное, потерялись и нужно их встретить. Они приехали на голубовато-зелёном фургоне с оранжевой надписью «МУЗЫКАНТ» на боку. Кристина принялась извиняться.

– Моя машина не заводилась. Аккумулятор разрядился. Так что нам пришлось приехать на машине Патрика.

– Я рада, что вы добрались.

– Пустяки. Нам понравилась дорога. Особенно ребёнку.

– Мы пойдём прогуляться, – сказал Патрик. – Оставим вас наедине.

– В этом нет необходимости.

– Нам хочется, – сказал он. – Мы ещё никогда не гуляли при лунном свете.

И он пошёл по аллее с ребёнком в слинге на спине, исчезнув в чёрной тени старого здания станции.

– Вы определились с именем? – спросила Вера.

– Миранда. Достаточно театрально для Патрика, но не слишком вычурно.

Они уселись за кухонный стол пить чай. Бумаги Кристины были в большом ящике для документов. Там были блокноты со стенограммой, содержавшие краткий отчёт о каждой встрече группы, и фотографии регистрационных карт некоторых пациентов.

– Они нужны мне, потому что в блокнотах я часто использую только имена или инициалы и спустя столько времени не могу вспомнить данные каждого пациента. Но меня по-прежнему беспокоит конфиденциальность. Я пообещала каждой группе, что всё сказанное будет сохранено в тайне. – Она колебалась. – Смотрите, я бы хотела, чтобы вы сперва прочитали блокноты. Таким образом люди, о которых идёт речь, смогут остаться анонимами. Если что-то покажется вам особенно важным, мы можем обсудить, раскрывать ли данные человека, которого это касается.

– Не проще ли было бы просто дать мне список пациентов, посещавших ту же группу, что и Белла, и Эдмунд? Я бы увидела, есть ли знакомые мне имена.

Кристина снова замолкла, осторожно подбирая слова.

– Это может быть проще, но не думаю, что для вас это будет полезнее.

– Вы хотите сказать, что в этих блокнотах есть что-то, относящееся к делу?

– Я считаю, что вам стоит их прочесть.

И Вера начала читать. Белла и Эдмунд стояли у истоков первой группы. Кристина вела детальный отчёт о каждом сеансе. Беллу называли по имени, а Эдмунда – по инициалам. Было заметно, что поначалу Кристина была неудовлетворена работой группы. Она даже подумывала бросить всю затею. В каждой дискуссии особенно выделялся один пациент. Он постоянно говорил о своих деструктивных отношениях с матерью. Она окружала его гиперопекой и заболевала каждый раз, когда он собирался уйти от неё. Остальные пациенты были слишком вежливы или апатичны, чтобы заткнуть его. Веру удивило, что никто ему не врезал.

Лишь на третьем сеансе удалось достичь какого-то прогресса, когда пациента перебил Эдмунд. Кристина записала сказанное им дословно.

– Бога ради, ты считаешь, что ты единственный, у кого было дерьмовое детство? Ты что, ни разу не читал Ларкина?

И он продолжил сердито рассказывать о своей жизни в Холм-Парке, о матери, которая всегда была слишком поглощена светской жизнью и старшим сыном, чтобы уделять время ему, о бестолковых няньках, об ограничениях и скуке.

– Был только один человек, который заботился обо мне, и остальные обращались с ней как с дерьмом. Просто из-за того, что она не слишком умела читать и писать.

Нэнси Дикин, подумала Вера. И она заботилась о нём до конца.

Это спровоцировало общую дискуссию. Другие пациенты выступили с собственными сбивчивыми историями. Там были отголоски насилия и издевательств. Одна женщина выросла с уверенностью в том, что её мать была её сестрой. Отец другого бросился под поезд.

Очень радостно, подумала Вера. Она надеялась, что Кристине нравится её работа.

В записях не было никаких упоминаний о каком-либо участии Беллы до пятого сеанса. Потом, подталкиваемая подружившимся с ней Эдмундом, она рассказала историю смерти её отца. Всё как и ожидала Вера. Чарли всегда заставлял её чувствовать себя виноватой – ей удалось сбежать хотя бы ненадолго, завести друзей, найти работу, которая ей нравилась. И Артур Нобл ни разу её не ударил. Всё его разочарование вымещалось на мальчике. Когда она вернулась в семью, младший брат Беллы без конца давил на неё.

В своём блокноте Кристина описывала, как Белла рассказала свою историю.

Это было интересно. Пока Эдмунд не убедил её заговорить, Белла всегда оставалась пассивным членом группы, иногда поддерживала других людей, но никогда не искала внимания к себе. Теперь, казалось, она не могла остановиться и вышла в центр круга. Она стала разыгрывать нападение, которое убило её отца, начав с телефонного звонка от брата и закончив тем, как занесла руку, чтобы с силой опустить тяжёлую бронзовую статуэтку ему на череп. Она была в слезах, говорила, что её следовало осудить за преднамеренное, а не за непредумышленное убийство. Она планировала убить его. Группа собралась вокруг неё, поддерживая.

Вера быстро подняла взгляд от блокнота.

– Она могла оставить их. Вернуться к преподаванию. Она ведь была вменяемой.

– Да.

– Вы считаете, что ей должно было сойти это с рук?

– Вы считаете, что ей сошло? – Кристина встала, потянулась. – Я сделаю ещё чая, хорошо?

Когда она вернулась с кружками, Вера была погружена в свои мысли, сидела, ссутулившись, над столом. Наконец она свирепо посмотрела на Кристину и толкнула блокнот в её сторону.

– Почему вы тогда не приняли никаких мер?

– Потому что я в это не верила.

– Разве вы не узнали эту историю?

– Конечно. Но в этом не было ничего необычного. Пациент испытывал ряд психотических фантазий, например представлял себя знаменитым. Эти фантазии были спровоцированы событиями из новостей, фильмов, даже телесериалов. Позже нам удавалось контролировать подобные случаи, но в то время я не могла отнестись к той истории серьёзно.

– Как среагировали остальные в группе?

– Они не поверили. Они проявили сочувствие, но остались настроены скептически.

– Что вы думаете сейчас? Вы верите, что это могло быть правдой?

– Мне это кажется маловероятным, но вы имеете право знать, о чём шла речь. Поэтому я здесь.

– Простите. – Вера встала, подошла к окну. Стояла полная луна, освещавшая луг. В лунном свете виднелись силуэты Патрика с ребёнком.

– Могла такая болезнь возобновиться после периода нормальности?

– Вам нужно уточнить у психиатра, но да, это возможно. Вы думаете, за последними убийствами стоит сумасшествие этого пациента?

– А вы нет?

– Я не уверена, – сказала Кристина. – В этих убийствах есть логика, если их совершали, чтобы выжить самому. Мне не кажется, что это дело рук сумасшедшего.

– Что ж, это не мне решать. Слава богу. – Вера повернулась спиной. – Вам придётся дать мне взглянуть на записи о пациенте. Вы же понимаете. Мне нужно знать, кто этот сумасшедший. Если это сумасшедший.

Мгновение Кристина колебалась. Сквозь открытое окно они услышали шаги на лужайке – приближался Патрик. Он пел ребёнку что-то вроде колыбельной.

– Бога ради, – прошипела Вера. – Вы ведь не можете это так оставить. Только не вы.

– Нет. – Кристина вынула из папки один лист бумаги и оставила на столе. Она вышла из дома навстречу Патрику. Когда они вернулись, лист снова был в папке, а Вера говорила по телефону. Ребёнок крепко спал, слегка приоткрыв рот, откинув голову назад. Вера повесила трубку.

– Вы будете арестовывать? – спросила Кристина.

– Пока нет. Как вы сказали, история звучит слишком неправдоподобно, чтобы принять на веру без доказательств. Но я надеюсь, убийств больше не будет.

Она проводила их до фургона. Скоро должно было светать. На бледно-сером горизонте занималась заря. Вдалеке запел одинокий дрозд.

– Это ведь одержимость?

– О да. – Кристина бережно взяла Миранду одной рукой и мягко посадила её в детское кресло, не разбудив. – Если мы правы, это именно она.

Чутьё Веры подсказывало ей подождать. Пустоши Блэклоу казались безлюдными, но хорошо просматривались. Она не смогла бы проехать к месту, не будучи замеченной лесником, пастухом или прохожим, и ей совсем не хотелось, чтобы в Ленгхолме, как пожар по вересковой пустоши, поползли слухи о том, что полиция снова что-то вынюхивает в окрестностях. Это небольшое место. Скоро все будут в курсе.

Она расстелила крупномасштабную карту на столе. Так Гектор и Конни планировали свои вылазки, искали укрытия, лучшие маршруты к гнёздам скоп или черношеих поганок, избегая местных волонтёров и смотрителей. Она снова почувствовала, что воскрешает прошлое.

Единственным способом добраться до Бейкиз и рудника, не рискуя быть увиденной издалека, было припарковаться на дороге в зоне насаждений Лесной комиссии. Затем она могла подняться на гору мимо ловушки для воронов. Но это было невозможно. Этим путём, как она ожидала, отправится убийца.

Было утро пятницы. После отъезда Кристины и Патрика она проспала очень крепко три часа, потом проснулась от крика соседского петуха и шума первого поезда. Она позвонила Эдди, явно её разбудив.

– Могу я поговорить с Рэйчел?

– Её здесь нет. Она уехала с Невиллом вчера вечером и осталась на ночь. – Последовала пауза. – Слушайте, с ней всё в порядке. Она позвонила, рассказала, как дела, дала мне номер Невилла. Если хотите, могу дать его вам.

– Всё в порядке. Он у меня есть.

– Что-то случилось? – Теперь Эдди окончательно проснулась и начала паниковать.

– Нет. – Голос Веры прозвучал обнадёживающе даже для неё самой. – Она сегодня будет на работе?

– Нет, она взяла отгул. Они собираются в Блэклоу.

– Разумеется. – Как будто она забыла. – Вы знаете, когда они выезжают?

– После обеда, наверное. Слушайте, может, мне им позвонить? Я могу узнать, какие у них планы.

Вера задумалась над этой идеей, но ненадолго. Лучше не вмешиваться. Никто не должен знать, что её сегодня интересует Блэклоу.

– Нет. Не надо. Пусть побудут пару дней вдали, не думая о расследовании. Я не хочу испортить им отдых.

Так что она сидела в своём зелёном офисе, похожем на тюремную камеру, и составляла план действий. Она понимала, что время идёт, что, если она хочет попасть туда раньше Рэйчел и Невилла, ей нужно действовать быстро, что она, может, уже опоздала.

Она набрала номер Эшворта, который сидел в припаркованной на обочине машине его жены с тех пор, как Вера позвонила ему, прочитав документы Кристины Флад.

– Есть движение?

– Пока нет.

– Я хочу появиться со стороны пешеходной тропы из Ленгхолма, как и остальные туристы. Если я оденусь соответствующе, никто и не заметит.

– Вам потребуется подстраховка.

– Ты сможешь организовать её позже, когда мы поймём, что происходит. Я не хочу бросить половину наших ждать непонятно чего. Я буду выглядеть чёртовой идиоткой. Пока недостаточно сведений, чтобы продолжать.

– Хотите, чтобы я к вам присоединился?

– Не глупи. Ты не знаешь дороги. Я практически выросла в этих горах. – Она помолчала. – Я выезжаю сейчас. Заеду домой по дороге, чтобы переодеться. Я припаркую машину возле церкви в Ленгхолме. Так поступают все путешественники.

– Немного рискованно, разве нет?

– Я буду осторожна. Меня не заметят.

Как часто такие слова становятся последними, подумала Вера. Она взяла сумку и выплыла из участка, не обращая внимания на офицеров, которые хотели сообщить какую-то информацию и узнать, куда она направляется.

– Можете поддерживать со мной связь через Эшворта, – сказала она властно, уверенно проходя в дверь, даже не обернувшись проверить, слушал ли её кто-нибудь.

Дома она отыскала прогулочные штаны Гектора. Обычно она не носила брюки. Всё, что прикасалось к ногам, ухудшало её экзему, и она знала, что на следующий день будет страдать. Но в них она выглядела по-другому, совсем другая фигура и профиль. Лёгкая непромокающая куртка с капюшоном, ботинки и толстые носки дополнили образ. Она вышла из дома проверить, что карта в машине, и соседка, стареющая хиппи, которая в этот момент пыталась загнать козу на новое поле, уставилась на неё, не узнав. Вера собиралась приготовить флягу и бутерброды, но взглянула на часы и обнаружила, что времени не остаётся. Она достала пакет шоколадного печенья из кухонного шкафа, набрала бутылку воды и уехала. Лишь тогда соседка осознала, что это, видимо, была Вера, и запоздало помахала с весьма удивлённым видом.

В Ленгхолме было тихо. Дверь церкви была открыта, раздавался гул пылесоса, потом, когда он затих, – женские голоса, обсуждавшие цветы. Она заперла машину и положила ключи в карман куртки на молнии. Она осторожно прошла мимо Прайори, не глядя в сад или на другие машины, припаркованные снаружи. Дорога кончалась воротами с пятью перекладинами и изгородью с приступком. Она перешла по нему на другую сторону и отправилась по протоптанной тропе к Блэклоу, уверенно шагая, время от времени поворачивая голову, чтобы проверить, что за ней никто не идёт.

Тропа пересекала гору. Внизу на склоне виднелись каменные стены. Трава была выщипана овцами. Когда она гуляла здесь в детстве, она была в хорошей форме. Путь от Ленгхолма сюда казался прогулкой. С тех пор было съедено много карри и китайской еды. Слишком много выпито, слишком много времени проведено в машине. День снова стоял ясный и жаркий, и вскоре она вспотела. От напряжения кружилась голова. Она сняла куртку и повязала за рукава вокруг талии. Ноги безумно чесались.

Она прошла через отверстие в последней осыпающейся стене, и тропа стала круто подниматься. Земля становилась всё менее ровной. Посреди ярко-зелёной трясины виднелись хохолки кроншнепов и жаворонков. Но она смотрела лишь, куда поставить ботинок, и слышала только своё тяжёлое дыхание. Она подошла к небольшому озеру и позволила себе передохнуть. Выпила немного воды, съела печенье. Слизывая подтаявший шоколад с пальцев, она почувствовала, как пульс более или менее возвращается в норму. Лёгкий ветерок гнал рябь по воде и высушил пот на её лице. С места, где она сидела, была видна долина, Бейкиз, фермерский дом в Блэклоу и старый рудник. Она встала и пошла дальше, обнаружив, что идти стало легче, потому что теперь дорога шла под гору.

Она прошла мимо рудника, не заглянув в здание подъёмной машины, не проявив никакого интереса, и отправилась по тропе вдоль ручья, затем сделала небольшой крюк через перелаз в саду Бейкиз. Она будто внезапно оказалась в тропическом лесу. За те пару дней, что её не было, трава выросла, её нужно было подстричь. От солнца и дождя на кустах распустились цветы. Она обошла дом, отыскала ключ и вошла через заднюю дверь. В доме было жарко и влажно, как в теплице. На кухне она стащила с себя штаны для прогулки. Кожа порозовела, и ей отчаянно хотелось почесать голые ноги. Она стояла в ожидании, пока закипит чайник, надеясь, что в одной из банок найдётся достаточно растворимого кофе, чтобы поддержать её силы.

Она села наверху в спальне, из которой открывался вид на долину и ручей до самого конца лесных насаждений и ловушки для воронов с одной стороны и старых рудников с другой. Конни спала здесь на большой двуспальной кровати с парчовым пологом, пока не стала слишком немощной и толстой, чтобы взбираться по лестнице. У Веры сохранились смутные воспоминания об одной из вечеринок, на которой она присутствовала ребёнком. Её послали наверх положить пальто гостей на кровать, и она была заворожена баночками и бутылочками на огромном викторинском туалетном столике, незнакомым женским запахом духов и пудры для лица. Теперь комната выглядела как общая спальня в молодёжном хостеле: одеяла сложены в ногах кроватей, подушки в полосатых чехлах.

В три часа приехали Невилл Фёрнесс и Рэйчел. Из окна спальни Вере не было видно двора фермы, только одну сторону фермерского дома и окно кухни, но она услышала машину и голоса, увидела, как они заходят на кухню, неся коробки с провизией. Она съела ещё одно печенье и понадеялась, что Рэйчел не решит устроить Невиллу экскурсию по Бейкиз в память о старых временах. Она беспокоилась не из-за того, что это сорвёт расследование. Её беспокоила мысль о том, что её могут застать сидящей здесь в одних трусах и шерстяных носках. Но Рэйчел и Невилла не было видно весь вечер. Как она и подозревала, у них были занятия поинтереснее. Единственные, кого она видела, были два атлетичных пожилых туриста, проходившие мимо.

Зазвонил телефон. Это был Эшворт.

– Пока ничего, – сказал он. – Но вы, видимо, правы. Были приготовления. Загрузили машину.

– Чем?

– Лопата. Чёрные мешки для мусора.

– А, – сказала она, послав ему невидимый поцелуй. – Слава тебе, господи!

– Так я могу организовать подкрепление?

– Нет, пока нет. Подожди, пока мы не узнаем точно, что происходит.

Ближе к вечеру солнце стало светить прямо в окно спальни, она почувствовала, что задремывает, и заставила себя не спать. В шесть часов Невилл и Рэйчел вышли из фермерского дома. Она пошли по холму к болоту и вернулись через сад в Бейкиз. На мгновение они остановились под окном, и Вера запаниковала. Она могла ясно их слышать, но так волновалась, что они зайдут внутрь, что уловила лишь обрывки их беседы, хотя не в её привычке было оставлять без внимания сплетни.

– Так что ты собираешься теперь делать? – спросил Невилл. – Попробуешь отыскать отца?

– Не думаю. Похоже, он немного чудной. Он вёл еженедельные курсы театра для учителей, и это был единственный раз, когда Эдди его видела. У него уже были жена и семья. Он никогда обо мне не знал. Не то чтобы я действительно ощущала потребность в отце. Мне просто не нравилось, что меня держат в неведении. Но я не сказала об этом Эдди. Не хочу торопиться с решением. Она передо мной в большом долгу.

Они ушли рука об руку, как пара детей, и момент, когда Рэйчел могла бы предложить ему зайти в Бейкиз, миновал.

Вера предположила, что они вернулись в дом, хотя они не могли войти через кухню, и с места, на котором она сидела, не было видно, что в здании кто-то есть. Вечернее солнце светило слишком ярко, чтобы зажигать свет в комнатах, и было слишком тепло для камина.

Зазвонил телефон. Эшворт говорил настойчиво и возбуждённо:

– Есть.

– Сколько человек?

– Один.

– Тогда кавалерию вызывать не будем, – сказала Вера, вытянув ноги, решив, что ей лучше одеться. – Этот один будет наш.

До наступления сумерек никого не было, но потом появилась фигура. Она двигалась осторожно, осмотрительно, как животное, пришедшее к водопою после наступления темноты. Внезапно налетели облака, и Вера не могла разобрать деталей. Она видела лишь тень, чуть темнеющую на фоне серой горы, и чуть было не приняла её за косулю. Она ожидала кого-то не столь неуловимого, более целеустремлённого и уверенного.

Фигура следовала вдоль ручья от ловушки для воронов к руднику, периодически останавливаясь. Вере показалось, что это было не от усталости, хотя, кроме рюкзака, нужно было нести лопату, а для того, чтобы присматриваться и прислушиваться. Теперь было так темно, что Вере приходилось вглядываться очень сосредоточенно, чтобы не упустить движение. С несвойственным ей сомнением в своих силах она ненадолго задумалась, не стоило ли ей всё-таки попросить помощи, заручиться поддержкой специалистов с их приборами ночного видения и устройствами для слежения. Потом она решила, что человек, осторожно передвигавшийся по холму, почуял бы их, что он знал эту местность так хорошо, что наплыв незнакомцев, как бы хорошо они ни скрывались, не остался бы незамеченным.

У Веры возникло почти суеверное чувство, что её жертва может уловить любое её движение, так что она оставалась на месте совершенно неподвижной. Она знала место назначения, знала, что там произойдёт. Ей требовалось подождать, потому что доказательств всё ещё не было. Гулять тёмной ночью вдоль ручья не противозаконно. Она задержала дыхание, вглядываясь сквозь грязное стекло во мрак. Затем там ненадолго вспыхнул свет – зажгли спичку, и появилось мягкое сияние свечи, обрисовавшее прямоугольное отверстие в том месте, где когда-то была дверь в здание рудника.

Она поговорила с Эшвортом, шепотом, хотя никто не мог её слышать.

– Где ты?

– На краю леса.

– Выдвигайся сейчас. Увидимся на месте. Но тихо.

Не спеша, потихоньку Вера натянула штаны и ботинки. Снаружи по-прежнему было тепло, в воздухе пахло жимолостью и примятой травой, летним днём. Не было ветра, который мог бы заглушить звук её передвижений. Ей не хотелось рисковать, пользуясь фонариком, и глаза вскоре привыкли к серому свету и неясным очертаниям.

Приближаясь к ручью, она осознала, что наслаждается каждой минутой происходящего. Она подумала, что так, вероятно, чувствовали себя Гектор и Конни, когда совершали вылазки за беркутами в Озёрном крае, подкрадывались к месту, зная, что сторож спит рядом в своей палатке и что полиция обещала регулярно патрулировать местность. Они занимались этим ради такого же кайфа.

«Боже, – подумала она. – Я, наверное, не в себе. Решила, что поняла эту парочку. Вот что с человеком творит физическая нагрузка. И отсутствие какой-либо еды за весь день, кроме пачки печенья».

Теперь ей был слышен шум воды – шум ручья в том месте, где он уходил в трубу, чтобы приводить в движение мотор, от которого работал рудник. Раздался хруст гальки. Она подумала, что это, должно быть, Эшворт, но, обернувшись, не заметила никакого движения, и было слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Этой ночью луны не было видно из-за низких плотных облаков, которые набежали неожиданно, как туман. Из здания машинного отделения донёсся новый звук, скрип металла по камню и почве. Вера придвинулась ближе. Она тяжело дышала после дороги от коттеджа, но надеялась, что её не слышно за шумом. Наконец она подобралась достаточно близко, чтобы разглядеть.

Женщина стояла, повернувшись спиной к отверстию в стене. На ней были длинная юбка и чёрные сапоги. Она расшатала плиту в углу комнаты и сдвинула её так, чтобы под ней можно было раскопать землю. Могила, видимо, была неглубокая, поскольку Вере уже был виден фрагмент кости кремового цвета, как слоновая кость, чуть восковой в свете свечи. Женщина села на корточки и принялась копаться в земле пальцами.

Вера распласталась по внешней стене здания, заглядывая в отверстие. Теперь ей оставалось лишь дождаться Эшворта. Она начала расслабляться.

Внезапно за ней, так близко, что прозвучало почти как вопль, раздался вскрик женщины. Затем громкие шаги и крики Невилла Фёрнесса:

– Кто здесь? Что происходит?

Вот дерьмо, подумала Вера. Этого ещё не хватало. Она думала, что они проведут весь вечер в доме, трахаясь, как кролики.

Женщина в здании встала и быстро обернулась, издав хриплый рык удивления. Она схватила лопату, которая стояла у стены. Она не могла видеть Веру, по-прежнему прятавшуюся снаружи, но очертания фигуры Рэйчел, стоявшей в проходе, должны были быть хорошо видны в свете свечи. Женщина бросилась вперёд. Прежде чем Вера успела её остановить, та ударила лопатой. Раздался хруст кости от удара металлическим предметом. Затем она выбежала и, видимо, тут же исчезла в темноте.

Через секунду помещение, как сцену, осветил яркий фонарик Эшворта. Невилл Фёрнесс сидел на траве, держа Рэйчел в объятиях. Она была в сознании. Текла кровь, возможно, был сломан нос. Вера слышала её затруднённое от боли дыхание, но решила, что та предпочтёт, чтобы её опекал Невилл, а не следователь. Она повернулась к Эшворту, моргая от света.

– Кто-нибудь проходил мимо тебя?

– Нет.

– Значит, она не пошла обратно к машине.

– Что мне делать?

– Попросить помощи по рации. Нам нужен врач для Рэйчел. Потом оставайся здесь. Она сумасшедшая, может и вернуться.

– А вы?

– Мне кажется, я знаю, куда она направляется. На дружественную территорию.

Удаляясь, она слышала, как он крикнул ей не быть настолько глупой, что не время играть в крутого копа, что они и так отыщут её до утра. Но слова звучали как будто издалека, так же далеко, как успокаивающий шёпот Невилла и глухие стоны Рэйчел. Один раз она обернулась, чтобы сказать ему:

– Слушай, я знаю, что делаю. Для меня это тоже знакомые места.

Но он по-прежнему кричал, открывая и закрывая рот в свете фонарика, и она не знала, слышал он её или нет.

Направляясь по холму к болоту, она почувствовала, что действительно знает это место. В темноте было лучше, чем при свете дня. Ребёнком она приходила сюда с отцом именно по темноте или перед рассветом. Масштаб казался другим – тогда болото выглядело огромным озером, – но топография была та же. Они приходили сюда красть яйца черношеей поганки. Её отец шлёпал по воде в рыбацких сапогах до бедра. Конни стояла на берегу, радостно хлопая в ладоши.

Облака чуть поредели, пропуская рассеянный молочный лунный свет. Не было ни чётких линий, ни очертаний. Как будто смотришь через фильтр фотоаппарата. В какой-то момент ей показалось, что она увидела, как тень карьера исчезла впереди, но догадалась, что это, скорее всего, её воображение, шутки тумана. Или женщина бежала слишком быстро и успела далеко оторваться, или Вера ошиблась в выборе направления. Теперь это едва ли было важно. Она пошла по той же тропе, что и утром, но без усталости или раздражения. Она была полна энергии, как десятилетний ребёнок, и могла бы прошагать всю ночь. С верхней точки берега ей были видны бледные огни Ленгхолма. Паб, наверное, ещё открыт. Люди сидят дома, смотрят телевизор, наслаждаются поздним пятничным ужином, пьют пиво.

Она и не заметила, как дошла до ворот с пятью перекладинами и приступком. На улице за церковью не горели фонари, но главная улица была освещена и наполнена шумом машин и светом фар.

Над крыльцом в Прайори висела лампочка – энергосберегающая – в железной кованой оправе. На подъездной аллее был припаркован «Фиат» Энн, но «Вольво» Джереми не было. Возможно, он стоял на участке, убранный на ночь в гараж.

Она подошла ближе, ступая по лужайке, а не по аллее, так чтобы её шагов не было слышно. В комнате, выходившей окнами на лужайку, горел свет. Шторы были не задёрнуты, раздвижное окно открыто. Из комнаты донёсся голос Энн Прис, обеспокоенный, но немного раздражённый, словно на неё взвалили проблему, с которой той не хотелось разбираться.

– Вы выглядите ужасно. В чём дело?

Раздался невнятный ответ, который Вера не разобрала, но который, казалось, имел смысл для Энн, словно выбил почву у неё из-под ног.

– Он с вами это сделал? – сказала она. – Послушайте, вы должны обратиться в полицию.

Вера подошла к передней двери, повернула ручку. Та беззвучно открылась. Комната, в которой находились женщины, была от неё справа, и дверь уже была открыта. Она встала в дверном проёме и заговорила своим голосом весёлой тётушки:

– Кто сказал, что полицейского не найти, когда он нужен? По крайней мере, женщину-полицейского. Надеюсь, я подойду.

Энн вскинула глаза. Она выглядела потрясённой и бледной. Это была симпатичная комната, которую Вера не видела в свой предыдущий визит. Удобный диван с лимонно-белой обивкой. Два стула той же расцветки. Много растений и срезанных цветов. Вторая женщина сидела на одном из стульев, уронив голову на руки. Барбара Во выглядела стильно, одетая в свою чёрную юбку, куртку и кожаные сапоги, но была вся в грязи, заплаканная и дрожащая.

Энн сказала:

– Она сбежала от мужа. Он, видимо, запугал её. Посмотрите, в каком она состоянии.

– О нет, – сказала Вера. – Её запугал не муж. – Она бросила весёлый, несколько самодовольный взгляд на Энн. – Если кто её и напугал, так это я.

И, стоя где была, расставив ноги, руки на бёдрах, преграждая выход, она ровным, безразличным тоном сообщила Барбаре Во, что та арестована. Затем она стала ждать, когда Эшворт пришлёт наряд.

Они встретились по старой памяти в Бейкиз, хотя Эдди была готова принять их на Риверсайд Террас, и Рэйчел, которая проводила большую часть времени в доме на ферме и уже вела себя словно хозяйка этого места, пригласила их туда.

У Эдди были сомнения по поводу Блэклоу. В последнее время она считала, что Рэйчел больше печётся о доме, чем о мужчине. Но, как она сказала Вере, у неё самой была не самая успешная личная жизнь, так что, по правде говоря, не ей судить. Рэйчел даже заговаривала о том, чтобы забрать Даги жить с ними, что Эдди казалось совсем не нормальным. Она говорила, что это попытка жить жизнью другого человека. Рэйчел – не реинкарнация Беллы Фёрнесс и никогда ею не станет. Слава богу.

Из гостей Эшворт был единственным мужчиной. Рэйчел хотела пригласить Невилла, но Эдди этому воспротивилась:

– Он никогда не был частью этого. Не в полной мере. И я уверена, что потом ты расскажешь ему все подробности.

Так что они уселись в комнате с чучелом лисы и гигантскими креслами Конни Бейки и стали ждать новой истории Веры. Эдди зажгла камин, не потому, что было холодно, но потому, что на улице было сыро и накрапывал дождь, а им хотелось тепла. Потому что в день убийства Грэйс шёл дождь. Возможно, пили они тоже ради тепла. К тому времени как Вера собралась уходить, на столе стояли две пустые бутылки. Джо Эшворт, которому предстояло везти Веру домой, ограничился чаем. Он сказал, что знает, что находится здесь только как шофёр.

Вера начала с того, что отдала дань уважения другому – щедро с её стороны:

– Рэйчел всё это время была права. Всё началось много лет назад, когда Белла и Эдмунд встретились в больнице. В том же отделении была ещё одна женщина, посещавшая ту же группу терапии, её лечили от депрессии. Она отчаянно хотела ребёнка. После ряда выкидышей она наконец родила, но ребёнок умер через пару часов. Его похоронили во дворе церкви Святого Катберта. Могила по-прежнему там. У неё был сильнейший нервный срыв. Её пытались лечить дома, но временами она пропадала на несколько дней. Муж находил её на холмах, оголодавшую и выбившуюся из сил. Именно тогда её принудительно поместили в больницу.

Одновременно с одним из исчезновений Барбары пропал ребёнок. Его мать и её молодой человек взяли его с собой на пикник в холмах. Стояла весна, и они хотели показать мальчику ягнят. Пока пара была занята другим, мальчик исчез. Если верить местным газетам, его унёс в своё гнездо огромный ястреб. Если верить моему мнению в те годы, он утонул в Скёрле во время половодья.

На деле мы все оказались не правы. Мальчика похитила Барбара Во в одно из своих сумасшедших блужданий по вересковым пустошам. Нам неизвестно, что она делала с ним, пока мы искали его на холме, но потом она отвела его на старый рудник и держала как домашнее животное, как игрушку, как замену сыну. – Голос Веры был лишён эмоций. Конечно, сказки всегда жуткие. Но она думала: «Я была там, я могла приложить усилия, чтобы отыскать его». – Мы пока не знаем, как он умер. Может, она убила его. Может, он умер от голода, когда её забрали в больницу. В какой-то момент, тогда или потом, она похоронила его под одной из плит машинного отделения. Она старалась забыть его, но не получилось, хотя к тому моменту у неё уже был собственный ребёнок и заботливый муж. – Голос Веры по-прежнему оставался ровным, но она бросила многозначительный взгляд в сторону Энн, поскольку следователи всегда раскапывают больше, чем кажется людям. – Мужа так пугали её маниакальные прогулки по холму, непонимание того, где она находится, что он убедил её как можно больше времени проводить дома. Ему не нравилось, когда она выходила.

– Он знал о том маленьком мальчике? – спросила Энн.

– Он даже не догадывался. – Вера налила ещё вина. – Так что Барбара отодвинула смерть мальчика на задворки сознания. Похоронила, как похоронила тело. Иногда она приходила к руднику, приносила цветы, но я считаю, что она убедила себя, что не несёт ответственности за его смерть. Возможно, она путала его с собственным сыном. Она приносила цветы и на его могилу. Так могло продолжаться и дальше, если бы её муж не решил устроить на этом месте карьер. Потому что в этом случае возникал риск, что могилу обнаружат. Та скверна, которую она аккуратно запрятала под полом машинного отделения, могла выйти наружу. Она больше не могла бы притворяться, что это не её вина. Так что же ей было делать?

Сперва она поощряла оппозицию. Она распространяла слухи о том, что её муж попал под вредное влияние Невилла Фёрнесса и Оливии Фулвелл. Она считала, что если на открытом разбирательстве будет принято решение против карьера, всё сможет продолжаться как прежде. Она накрутила своего старого друга Эдмунда Фулвелла по поводу проекта. Он был лёгкой мишенью. Она сыграла на его любви к земле предков, а он сыграл на привязанности к нему Грэйс, чтобы та сжульничала в отчётах о выдрах.

Она давила и на Беллу. Все трое продолжали общаться. Белла была в трудном положении. Ферма была на грани банкротства. Она надеялась получить деньги от брата, чтобы спасти её, но не смогла. Её единственной надеждой было договориться с разрабатывающей компанией о доступе к месту. Ей не нравилась эта идея, но это было лучше, чем потерять ферму. Она договорилась с Питером Кемпом, что тот приедет в Блэклоу обсудить возможные варианты.

– Кто-то ещё был там в тот день, – сказала Рэйчел. – Даги кого-то слышал.

– Барбара. Годфри рассказал ей о происходящем, и она пришла закрутить гайки. Шантажировать. Она знала, что случилось, когда умер отец Беллы, знала, что всё это было спланировано. Это открылось на одном из групповых сеансов. Она угрожала предать всё огласке. Белла находилась под таким давлением, что не могла мыслить ясно. Она сказала Питеру, что не может заключить сделку, и покончила с собой.

Какое-то время Барбаре казалось, что она в безопасности. Она думала, что отчёт будет в её пользу. В конце концов она подружилась с Энн и провела Грэйс. Потом она узнала от Эдмунда, что Грэйс струсила. Она говорила о том, чтобы показаться психотерапевту или соцработнику. Она больше не могла лгать. Знала, что из-за этого начинает болеть. Я пока не уверена, планировала ли Барбара убивать Грэйс, чтобы та не рассказала правду о выдрах. Она говорит, что нет. Говорит, что пошла в машинное отделение, как и в эту ночь пятницы, чтобы убрать тело мальчика, а Грэйс её там застала.

Услышав о смерти дочери, Эдмунд был слишком потрясён, чтобы разобраться в произошедшем. Он остался в своей квартире, продолжал помогать в ресторане. Затем, наверное, он вспомнил историю, которую Барбара рассказала группе, историю, в которую никто не поверил, потому что тогда она была не в своём уме и много фантазировала. Ту историю о мальчике, которого она нашла на холме. О мальчике, которого она забрала себе. Её ребёнке.

Он запаниковал. Убегать всегда было в его духе. Он начал прятаться. Сперва у Нэнси Дикин, а потом в том доме при усадьбе. Как Барбара узнала, что он там? Может, догадалась. Может, он говорил ей, что жил в одном из этих домов до женитьбы.

Телефонный номер и ключ от задней двери она взяла у Невилла. Не у него лично… – Рэйчел собралась возразить. – У неё был доступ в офисы «Слейтбёрн» через мужа, и, я думаю, она регулярно обыскивала их столы в поисках того, что могло бы помочь ей в борьбе против каменоломни. Она позвонила Эдмунду, чтобы проверить, что он там. И напугать его. Она достаточно хорошо его знала, чтобы понимать, что если он напуган, то, скорее всего, начанёт пить. В день вечеринки в честь дня рождения, когда в районе было полно чужаков, она вошла в дом. Эдмунд уже напился до бесчувствия. Всё было довольно просто.

Рэйчел протянула руки к огню.

– Это Барбара толкнула мою машину на дорогу той ночью?

– Да. Она была в отчаянии. Она пыталась вас напугать. – Вера сделала паузу, скривилась. – И один из наших людей остановил её, представляете? Она сказала ему, что навещала больную мать, и он поверил. Борьба против карьера была навязчивой идеей. Возможно, она просто пыталась защитить себя, но, мне кажется, за этим стоит нечто большее. Она видела в этом осквернение могилы мальчика.

Вера вздохнула, откинулась назад, сделала большой глоток вина. Эшворт без конца ёрзал. Он уже слышал всё это, и его ждали жена, тёплая постель и ребёнок, который наконец начал спать по ночам.

Энн вдруг спросила:

– Что теперь будет с карьером?

Вера покачала головой:

– Не думаю, что у Годфри будет желание продолжать. Но вам придётся поговорить с ним об этом.

Она оставила трёх женщин обсуждать сказанное, и они так увлеклись, что не заметили её ухода.

Эшворт осторожно тронулся по дороге, а потом через переправу, в сторону леса.