Эльдар Сафин
Марина Дробкова
ГРИБОЕДОВСКИЙ ВАЛЬС
Царскосельский Императорский лицей, раскинув крылья корпусов, недоверчиво и радостно любовался снежным пейзажем. С утра дворник еле-еле успел расчистить дорожку к крыльцу, иначе Дашеньке пришлось бы совершать нелегкое путешествие от лимузина до ступенек по целине.
Взбежать на крыльцо и набрать код, а там… Пути назад не будет. Она — новая ученица в седьмом, выпускном, классе.
— Кто?
— Воронцова!
Послышалось шушуканье, и под полонез Огинского дверь отворилась.
Последний критический осмотр: короткая черная шубка, сапожки с меховой оторочкой, портфель, самый стильный во всем Петербурге, а уж в Царском Селе — тем более. Вполне прилично. Внешний вид — пятьдесят процентов гарантии того, что она не станет белой вороной.
Наскоро перекрестившись, Дашенька ухватилась за ручку и проскользнула внутрь.
Сдав шубку и сапожки гардеробщице, еще раз придирчиво оглядела себя в зеркало: форменный сарафан в крупную клетку, белая блузка, дорогие элитные колготки от самой мадам Сумароковой — не японская подделка — и легкие кремовые туфельки. Все новенькое, как на кукле «Варенька», только что вынутой из упаковки.
Вот и класс. За дверью оживленные разговоры, смех: ученики обмениваются впечатлениями после каникул. Дашенька решительно открыла дверь. Голоса смолкли, шестнадцать пар глаз воззрились на новенькую.
Девочки заинтересованно — настороженно (красавица! А значит — соперница!), мальчики — более благосклонно (красавица! А значит…).
— Привет! — осторожно произнесла Дашенька.
От группки у стены отделился высокий черноглазый мальчик и, улыбаясь до ушей, приблизился к Новенькой.
— О, госпожа графиня! Какая честь! — проговорил он, рисуясь, и отвесил поклон чуть не до земли. — Мадам и месье, разрешите представить! Дарья Кирилловна Воронцова, дочь генерал-губернатора Армении, умница, красавица, глаза… зеленые, коса русая, фамилию вскорости сменит на мою. Женюсь!
Он картинно пожал плечами и шаркнул ногой.
Дашенька покраснела, крепко прижав к себе портфель. Мальчик между тем вытянулся в струнку и по-военному отчеканил:
— Граф Александр Орлов к вашим услугам!
В этот момент в класс вместе со звонком, шурша длинными юбками, вплыла остроносая учительница.
— Почему вы не на своем месте, граф? — нахмурилась она. Орлов побежал к парте. — Здравствуйте, дамы и господа!
Девочки присели, мальчики ответили дружными кивками.
— Мадемуазель Воронцова? Садитесь пока… ну хотя бы вот сюда!
Столы в классе были расставлены в шахматном порядке, углами друг к другу: по четыре справа и слева и один в середине, перед столом учительницы. За него и предлагалось сесть Дашеньке.
— Итак, литература. В последний день занятий мы писали сочинение на свободную тему. Мадемуазель Ананьева, ваше сочинение — верх минимализма. Вынуждена поставить вам шесть баллов. Аракчеев — неплохо, но не стоит увлекаться деепричастными оборотами. Восемь баллов. Вяземский, встаньте, пожалуйста.
Из-за последней парты у окна поднялся невысокий мальчик. Он смотрел на учительницу так, словно она собиралась сказать нечто смешное. Заметив взгляд Дашеньки, мальчик кивнул ей, будто соучастнице по какой-то шкоде. Девочка тут же отвернулась — еще чего не хватало!
— Князь Вяземский, вы окончили шесть с половиной классов старейшего российского лицея. Я ожидала от вас лучшего знания основ русского языка. Как вы могли написать слово «шиш» с мягким знаком? Уже не говорю о допустимости просторечий в художественном тексте!
— Тамара Владимировна, я вынужден вас огорчить, — с сожалением произнес Вяземский. — В моем случае «шишь» — существительное женского рода и не является просторечием.
— Поясните, Павел? — заинтересовалась учительница.
— Ну разве вы не знаете? Шишь — это африканская мышь. Мы по зоологии проходили. Очень злая.
Тамара Владимировна клюнула длинным носом в тетрадь Вяземского, вчитываясь в контекст. Видимо, африканская мышь по смыслу подходила. Учительница на мгновение задумалась, а потом побледнела, осознав, что над ней издеваются.
— Александр Орлов! Вы знаете о таком животном, как «шишь»?
— К несчастию моему, нет, — вскочил граф. — Я уверен, что князь Вяземский, обладающий великолепной фантазией, просто выдумал его.
— Вяземский, садитесь, три! — прошипела Тамара Владимировна, доставая следующую тетрадь. — Дашков, великолепный язык, потрясающая образность. Одиннадцать баллов.
Дашенька следила за взглядом учительницы, выставляющей оценки. К ее удивлению, сидящие слева получали оценки ниже, чем сидящие справа, хотя это могло быть и случайностью.
— Орлов. Ну, что я могу сказать? За один урок вы не просто написали сочинение, но сделали это в стихах. Великолепно! Высший балл! Двенадцать!
Послышались хлопки. Дашенька с недоумением обнаружила, что аплодируют только сидящие справа. Левая сторона класса молчала и вообще по большей части занималась своими делами — кто-то рисовал, кто-то тихо переговаривался.
Вывод напрашивался сам собой. Справа — успевающие, слева — неудачники. С одной стороны, Даше не хотелось попасть в число аутсайдеров, с другой — сидеть неподалеку от графа Орлова она тоже не стремилась.
После сочинений Тамара Владимировна перешла к теме урока — роману «Война и мир» графа Льва Николаевича Толстого. Его ученики должны были прочитать на каникулах.
Дашенька сразу поняла, что учительница от графа Толстого не в восторге. Безбожный вольнодумец вошел в русскую литературу так, что изъять его оттуда оказалось невозможно, но люди высшего света сочинения Толстого не любили, считая его чтивом для мещан.
После звонка Дашенька сразу за учительницей вышла из класса, рядом тут же оказался Орлов.
— Что, не понравилась литераторша наша?
Он вальяжно оперся плечом на торец открытой двери, искоса глядя на Дашеньку. Только сейчас она рассмотрела на лацкане его пиджака значок с портретом Дениса Давыдова.
— В Эривани, на мой взгляд, русскую литературу преподают лучше, — спокойно ответила девочка.
— Лучше, чем Тома Берг? Величайшая современная поэтесса? — издевательски поинтересовался мальчик.
Дашенька пораженно вскинула на него глаза. В голове не укладывалось, что эта блеклая, усталая женщина может быть той самой Тамарой Берг, чьи стихи о любви Даша тайком выписывала в тетрадь.
— В нашем лицее, — высокомерно отчеканил Орлов, — только лучшие…
Но что или кто лучшие в лицее, так и осталось загадкой, поскольку, не договорив, Александр Орлов пошатнулся и едва не упал.
Причиной этого конфуза оказался Павел Вяземский, закрывший дверь.
— Последний ученик, выходящий из пустого класса, обязан закрыть дверь, — словно извиняясь, мягко сказал мальчик. — Это есть в «Обязанностях лицеиста».
И, убедившись, что Орлов на него не смотрит, подмигнул Дашеньке.
Следующим уроком оказалась физика. Класс еще копошился, доставая учебники и тетради, когда в кабинет влетел низенький лысоватый человечек в огромных, как линзы телескопа, очках и с внушительно торчащими передними зубами.
— Лично я слышал звонок! — заявил он под аккомпанемент раскатистой трели, жестом разрешая садиться.
На этот раз Дашенька узнала преподавателя: это был известный профессор Могилевский, автор теории абсолюта. Ей не раз доводилось видеть учёного по телевизору.
«Вот он-то и есть та самая шишь!» — отчего-то подумала девочка, не сдержав смешок.
Профессор тут же обернулся к Дашеньке, сверля ее хищным взглядом бусинок-глазок.
— Ага! — радостно воскликнул он. — Новенькая! Мадемуазель Воронцова, кажется? А что вы знаете о конденсаторах?
Он спросил это с таким торжеством, словно хотел показать: «Уж я-то знаю все про конденсаторы. А где уж тебе»!
Дашенька поднялась, лихорадочно соображая:
— Конденсатор состоит из двух пластин…
Не забыла и про заряд, и про слой диэлектрика. Профессор радовался, как ребенок, потирая руки.
— Отлично, мадемуазель! Садитесь. Сегодня мы собираем электрическую цепь. На столах перед вами находятся: амперметр, вольтметр, реостат, катушка индуктивности… Ростова! Из чего состоит катушка индуктивности?
Встрепенулась девушка, сидевшая рядом с Орловым. Пока она вставала и открывала рот, профессор уже «побежал» дальше:
— Репнин!
Вскочил рыжий-прерыжий мальчик, сидевший перед Вяземским:
— Из обмотки и сердечника! — с чувством проговорил он.
— Превосходно! Ростова, а расскажите-ка нам, как с помощью этой самой катушки возникает магнитное поле? Орлов! Вы что, подсказываете?
— Разрешите, я отвечу! — вскочил Александр.
— Э, нет. Нам хотелось бы, — профессор обвел взглядом левую половину класса, словно ища поддержки, — услышать Ростову, не правда ли?
«Левые» довольно закивали.
— Ну, так что же? Переменный ток… Продолжайте!
Несчастная Ростова хлопала длинными ресницами и молчала.
— Вызывает магнитный поток…
Девушка чуть не плакала.
«Ведь это проходили в начале прошлого семестра, и, уж конечно, никто не повторял за каникулы, зачем он к ней прицепился?» — подумала Дашенька.
Тем временем нетерпеливый физик сам закончил фразу и уже горел новой идеей: чертил на доске схему обмотки.
— Куда в этом случае будет направлена ЭДС индукции? А, мадемуазель Ростова? Вы что, не помните правило Ленца? Вяземский! — призвал он.
— Согласно правилу господина Ленца, ток в обмотке приобретает такое направление, чтобы препятствовать своим магнитным действием причине, её вызывающей, — чётко ответил Павел.
— Правильно! Эх, мадемуазель Ростова! Вы, кажется, собираетесь в Институт благородных девиц?
Профессор сдвинул очки к переносице.
Девушка, покраснев, кивнула.
— Вы что же, полагаете, там физика не нужна? А вы как считаете, господа и дамы?
Он повернулся к левой половине класса. Все наперебой загалдели, что «конечно, нужна» и «без нее никуда».
— Именно! — профессор поднял вверх указательный палец. — Вы можете спорить о литературе, решать, необходимы ли вам мертвые языки, до хрипоты обсуждать: победили бы большевики, если бы подняли мятеж не в тысяча девятьсот шестнадцатом, а на год позже. Но физика была, есть и останется неизменной! Она не зависит от человеческих прихотей! Садитесь, Ростова, один балл. Только за присутствие. А мы приступим к составлению электрической цепи.
Девушка села, Орлов что-то зашептал, явно утешая. «А ведь они дружат», — поняла Дашенька.
Между тем, парочка и остальные «правые», казалось, не спешили соединять вольтметры с амперметрами. Они откровенно бездельничали и даже запускали друг в друга бумажными самолетиками. Левая же половина усердно корпела над заданием, с головой погрузившись в царство клемм и проводников.
«Должно быть, класс делится на физиков и лириков», — догадалась Дашенька. — Но мне-то нравится и то и другое! Значит, стоит заняться цепью…
Последовавшие, однако, латынь, история и два урока математики не подтвердили её догадку. «Левые» (Дашенька окрестила их командой Вяземского) шпарили на языке древних римлян, как Цезарь со товарищи, но «плавали» в исторических вехах. Хотя Дашенька готова была поклясться, что учитель нарочно запутывает Ананьеву и Репнина, но помогает Дашкову и Аракчееву.
Правые, в свою очередь (команда Орлова), не желали отличать синус от косинуса на алгебре, зато на геометрии прекрасно решали с ними задачи. Причем обе партии смотрели друг на друга весьма косо и до смешного старались не быть похожими. В буфете одни пили чай, другие — какао и даже пирожки выбирали с разной начинкой.
«Да у них тут какие-то серьёзные заморочки», — сделала вывод Дашенька и совершенно этому не обрадовалась.
После уроков к новенькой решительным шагом приблизился Орлов и поинтересовался, какой факультатив она намерена посещать: танцы по понедельникам или театральный кружок по вторникам. Сегодня были как раз танцы.
— А разве обязательно выбирать что-то одно? — удивилась Дашенька.
Юный граф заявил, что иначе просто быть не может. Дашенька на секунду растерялась, не замечая, как на них украдкой поглядывает Вяземский.
К Александру тем временем подошла Ростова. Дашенька теперь знала, что эту пепельную блондинку зовут Татьяной и она действительно имеет какие-то виды на Орлова.
— Идемте же, граф! — процедила Ростова, решительно хватая Александра под ручку.
— Простите, графиня, я должен идти! — важно поклонившись, Орлов зашагал по направлению к танцзалу, увлекаемый своей пассией.
— А как же — «жениться»? — делано возмутилась Дашенька. Впрочем, Александр её не услышал. Татьяна обернулась и показала сопернице язык. Та вспыхнула.
«Не буду же я жертвовать танцами только из-за того, что… из-за этих…»
Топнув ножкой, Дашенька отправилась следом за «правыми».
Вяземский вздохнул и пошел в гардероб.
К занятию мальчики переоделись в черное трико, девочки — в черные купальники с юбочками в дурацкий горошек. Дашеньке тоже выдали новенький комплект с чешками.
«Бывает и хуже», — вздохнула она и, быстро переодевшись, поспешила к остальным в зал. Лицеисты уже стояли в парах — четыре девочки и четыре мальчика. За роялем сидела концертмейстер с высокой прической, в платье с огромным кружевным воротником.
Учитель танцев Николай Максимович — молодой, высокий, с длинными волосами, забранными в «хвост», как и все до него, обрадовался появлению новой ученицы. С лица Орлова тоже не сползало довольное выражение, чего нельзя было сказать о его партнерше.
Даша с ужасом поняла: Орлов решил, что она пришла сюда не ради танцев, а ради него самого! Да что он о себе возомнил!
— Встали-встали! — учитель захлопал в ладоши. — Сегодня у нас полька. Дарья Кирилловна танцует со мной.
И дальше буквально пропел на одном дыхании, все повышая интонацию:
— Взяли друг друга за ручки, правую ножку вытянули вперед, поставили на пяточку, и раз! Согнули ножку, поставили на носочек, и два! Ставим на место — три! А теперь левой — топ, правой — топ, раз, два, три!
«Кружевная дама» заиграла что-то задорное.
Дашенька старалась не отставать. Танцы всегда ей нравились. Остальные тоже топали с упоением, гордясь и собой, и своим красавцем-учителем с трудно запоминающейся грузинской фамилией.
Александр и Татьяна трудились, пожалуй, лучше всех.
Звучала музыка, за окнами вновь повалил густой снег. Первый учебный день подходил к концу.
Уже дома, сказав отцу, что ей все понравилось, и заверив маму, что все ученики в лицее — достойные дети достойных родителей, Дашенька обнаружила в портфеле записку.
«Если вы хотите узнать ответы на интересующие вас вопросы, будьте любезны быть на первом этаже лицея ровно без четверти восемь».
Больше всего девочку смутило то, что записка была написана печатными буквами. А там, где в нормальном письме стоит подпись или хотя бы инициалы, виднелось старательно нарисованное сердечко, пробитое стрелой.
«Как это пошло», — подумала Дашенька, но даже мысли о том, чтобы не пойти, у нее не возникло. Игра! Интрига! Именно здесь, в Петербурге и неподалеку от него, происходили самые громкие заговоры, плели свою паутину лучшие дипломаты империи.
Заснула она мгновенно, несмотря даже на то, что из гостиной доносился бас отца, недовольного очередной выходкой английских дипломатов.
«Люди, которые трижды отрекались от своего короля, не имеют ни чести, ни достоинства!» — на этой веселой ноте Дашенька погрузилась в сон и там с удовольствием танцевала всю ночь.
Ее кавалер остался неузнанным, хотя иногда казалось, что это Орлов, иногда — что учитель танцев, а под конец он отвесил такой шутовской поклон, что не осталось сомнений — это Вяземский.
Утро выдалось морозное. Отец на служебном «Бай Туре» подкинул Дашеньку к лицею. Выйдя из машины, девочка посмотрела на часы — пять минут до встречи, как раз пройтись по аллее.
Дверь оказалась открыта. А вдалеке махал лопатой дворник, не обращая внимания на Дашеньку, идущую сквозь конус света от мощной лампы в старинном фонаре.
Мраморные ступени, чуть сдвинутый ковер — через час сюда хлынут остальные ученики, но до этого времени все поправят.
Девочка с опаской направилась через освещенный холл к широкому коридору, прошла вдоль дверей до самого окна и не обнаружила нигде и никого.
«Обманули», — отстраненно подумала она. На самом деле ей было не по себе и оттого, что ничего не случилось, стало даже спокойнее.
Сзади раздался тихий щелчок. Свет в холле погас.
— Это слишком напоминает дешевые романы мадам Полежаевой, — громко произнесла девочка, и холодок пробежал между лопатками — так неестественно прозвучал ее голос, рождая в пустом коридоре слабое эхо. — Кто здесь?
Вдалеке что-то прошелестело. Дашенька прислушалась: и это ей еще пару минут назад казалось, что здесь тихо? Мерно выстукивали громадные часы в кабинете директрисы, за одной из дверей почти неслышно надрывался телефон, наигрывая что-то из Стравинского. И еще к Дашеньке приближался шелест — все громче и громче, невесомый, таящий в себе какую-то могильную нежность. От ассоциации девочку передернуло, и она спиной уперлась в широкий подоконник.
— Кто здесь, я спрашиваю? — грозно спросила она и, вновь испугавшись собственного голоса, жалобно добавила: — Ну пожалуйста…
В круг света, идущего от окна, вплыло привидение. Белое, полупрозрачное, оно почти не касалось пола, медленно двигаясь вперед, а потом, словно заметив девочку, остановилось, заколыхавшись в неверном свете.
Дашенька почувствовала, как ноги становятся ватными, а на теле выступают капли холодного пота. Неожиданно для себя она оттолкнулась руками от подоконника и кинулась вперед, стараясь проскользнуть между привидением и стеной.
В этот момент рядом с ней, вызвав очередной приступ паники, с негромким скрипом отворилась дверь в кабинет директрисы.
С улицы донесся крик дворника:
— Ах, бесенята, кто свет выключил?
И тут же в руку девочки кто-то вцепился. Чудом не потеряв сознания, Дашенька всхлипнула и приготовилась к схватке — Воронцовы никогда не сдаются!
— Тихо, ты же не хочешь на второй день учебы выяснять отношения с дворником? — поинтересовалась худощавая высокая женщина, в которой девочка хоть и не сразу, но признала директрису.
— Ой…
— Идем.
И Дашенька еще услышала, как где-то позади дворник отчитывает пойманного мальчишку:
— Ну, княжич, от вас я подвоха не ждал…
В кабинете директрисы горели свечи. Пахло вкусным малиновым чаем, на громадном столе немыслимой грудой лежали книги — среди современных виднелись и толстые старинные фолианты, в том числе с немецкими и французскими названиями.
Широкое кресло покрывал толстый плед.
На больших напольных часах стояло чучело вороны. Дашенька протянула руку к чучелу, но оно повело себя крайне недостойно, сильно стукнув в ладонь клювом и внятно заявив:
— Дети, что это такое?
— Брюс, не шали, — кинула ему директриса, проходя в дальний конец кабинета. — Даша, у нас занятия с девяти часов.
— Папенька завез пораньше… — пролепетала Даша, наблюдая за тем, как Брюс склевывает что-то с верхней крышки часов.
— Ничего страшного, — директриса налила из чайника, стилизованного под самовар, воды в большую чашку. — Я всегда восхищалась вашим отцом, в Армении за время его губернаторства не было даже небольших волнений. Мудрый человек.
Дашенька кивнула — она привыкла к подобной реакции от взрослых малознакомых людей.
— Пей, — подала кружку директриса. — Ты могла не знать, меня зовут Анна Александровна. Давай поговорим. Может быть, что-то в нашем лицее кажется тебе странным?
«Ага, привидения!» — чуть не ляпнула девочка, но вовремя одумалась.
— А почему все, и ученики, и учителя, — начала она, прихлебывая ароматный чай, — словно разделены на две части?
Директриса на мгновение задумалась, затем улыбнулась — широко, по-доброму, с мягкой иронией:
— Ну, учителя должны быть непредвзятыми. А с учениками так сложилось исторически — в лицее есть два клуба, «Денис Давыдов» и «Александр Грибоедов». Первый был поэтом и офицером, другой — дипломатом и поэтом. Мальчики после лицея идут либо в Высшую дипломатическую школу, либо в какое-нибудь из лучших военных учебных заведений империи. Но это разделение условно и не имеет особого значения, у нас все очень дружно живут! Ты, кстати, выбрала, в какой клуб вступать?
— Нет, — пролепетала Дашенька. — Я так не могу.
— Не торопись, — по-матерински погладила ее по голове Анна Александровна. — Но выбор сделать надо, тебе же самой будет проще.
На урок Дашенька почти опоздала — звонок уже прозвучал. Но учителя в классе не было, и ученики предавались классической забаве — спору.
— Вот ты его видел?
— Я — нет, а мой старший брат видел!
— Да про него даже кино снимали, «Царскосельский призрак», классика российского кинематографа, девяносто четвертый год, премии по всему миру!
Дашенька замерла. Интересно, с чего они вообще про привидение заговорили? Она посмотрела на спорщиков. «Давыдовцы» во главе с Орловым доказывали существование призрака. Соратники Вяземского, сверкая значками с портретом Грибоедова, отрицали.
Орлов время от времени бросал на Дашеньку взгляды искоса, словно ждал, что она что-нибудь скажет.
Вот еще! Девочка невозмутимо прошла через класс и села за свою парту перед учительским столом.
— Давайте поговорим о чем-нибудь другом! — предложила она, и класс умолк.
Орлов посмотрел на нее пораженно, Вяземский торжествующе улыбнулся.
«Черт бы вас побрал с вашими интригами», — подумала Дашенька, и в класс вошел учитель.
Пока пухленький толстощекий биолог старательно вырисовывал на доске четырехкамерное сердце крокодила, Дашенька пыталась всерьез размышлять о выборе. Как-то так складывалось, что предметы, облюбованные «давыдовцами», нравились ей больше. Биологию она вообще считала своим призванием и всегда занимала первые места на школьных турнирах. Но сама эта компания…
От огорчения Дашенька грызла ручку. Самовлюбленный Орлов, вредина Ростова, заносчивый Аракчеев, туповатая Гагарина… Дашков и остальные еще ничего, но не с ними, совсем не с ними Дашеньке хотелось бы общаться. То ли дело умненькая серьезная Ананьева, скромная, очень вежливая, Шувалова, веселый, общительный Репнин, у которого не стыдно попросить лишнюю ручку или ластик. Ну и…
Но про этого «Ну-и» Дашенька не додумала. Очень надо!
Однако где взять любовь к латыни? До чего скучный предмет! А химия?! Дашенька уже знала, что этот урок — «грибоедовский». Химию она недопонимала. Как же сложно устроен мир!
Девочка вздохнула и принялась слушать объяснения «крокодилового» учителя. Информатика нежданно-негаданно привела ее в лагерь «давыдовцев». В кабинете было всего восемь компьютеров; девятый, заказанный в связи с ее приходом, еще не привезли. Пришлось занять место рядом с Машей Гагариной, поскольку ее сосед Строганов после первого урока был отправлен в медпункт, а затем и домой: разболелась подвернутая на вчерашних танцах нога. «Небось партнерша отдавила», — почему-то решила Дашенька. Как бы то ни было, программку «Фоторобот» девочки составляли вместе. Маша с техникой дружила, Дашенька тоже увлеклась, забыв про свою антипатию, и они быстрее всех нарисовали забавную рожицу, которая одним щелчком кнопки меняла цвет глаз, форму носа, длину волос и настроение.
Орлов почти не скрывал ликования, убедившись в выборе Воронцовой. На Вяземского Дашенька решила не смотреть.
Наступил час химии. «Давыдовцы» предавались сплину, «грибоедовцы» зажгли энтузиазмом пламя спиртовок. Класс ждал, что и на этом уроке Воронцова сядет с Гагариной. Возможно, Дашенька сделала бы это, если бы не учительница. Сухонькая старушка Софья Бертольдовна, по прозвищу «Бертолетова соль», умела так объяснять принцип реакции нейтрализации, что Дашенька почувствовала себя путником, до сих пор блуждавшим в дремучем кислотно-щелочном лесу и впервые выбравшимся на широкую, светлую дорогу. Ну как было тут же не реализовать знание на практике?
Первый опыт получился как нельзя лучше, с выпадением в пробирку красивого белого осадка.
Для проведения второго на парте не оказалось катализатора. «Странно. Вроде в начале урока был», — подумала Даша и подняла руку, ожидая, пока «Бертолетова соль», находящаяся в стеклянной кабинке, обратит на нее внимание.
— Какие-то проблемы? — невинно поинтересовался сидевший наискосок Орлов.
— Да катализатора нет! — с досадой ответила Дашенька, глядя на увлеченную подготовкой следующего опыта учительницу.
— Возьмите мой, графиня. Все равно я этой дребеденью не занимаюсь!
Улыбаясь, Орлов всучил девочке керамическую розетку с порошком. Поблагодарив, Дашенька тут же всыпала стеклянной лопаточкой несколько крупинок. В следующую секунду из колбы повалил такой густой белый дым, что она вскрикнула. «Давыдовцы» словно только этого и ждали. Закричали, заулюлюкали и затопали ногами. Прибежала испуганная Софья Бертольдовна, начались выяснения, объяснения и успокаивания, перемежающиеся Дашенькиными всхлипываниями и чьими-то возгласами: «Это всего лишь углекислый газ!», «Я сам перепутал» и «А чего она?..»
Лишь звонок положил конец неприятному происшествию. Лицеисты опрометью кинулись мыть пробирки: надо было еще успеть переодеться для сдвоенного урока физкультуры.
Время в спортивном зале промелькнуло незаметно. Играли в волейбол, разделившись на сей раз обычнейшим расчетом на первый-второй. Учитель физкультуры не признавал никаких клубов, кроме здорового образа жизни. Никто ему не возражал. Тем более, что Вяземский с Дашей все равно оказались в одной команде, а Орлов — в другой.
Перед началом игры Павел подошел к Воронцовой с предложением «навешать противнику кренделей» и встретил горячее одобрение. Навешали, правда, в конце концов, им самим, но под крики «Пасуй!», «Куда?», «Растяпа!», «Назад!» и наконец: «Молодчина! Супер!» урок прошел очень весело.
Однако страсти на этом не улеглись.
На театральный кружок Дашенька твердо решила идти. Из принципа.
Расшнуровывая кроссовки, она от волнения затянула узел и провозилась в раздевалке дольше всех. Причесавшись и бросив последний взгляд в зеркало, она готова была бежать в актовый зал, как вдруг услышала за тонкой перегородкой голоса. Дашенька приложила ухо к стенке и прислушалась.
— …еще скажи, что не ты!
— А нечего из лагеря в лагерь бегать! Правила одни для всех!
— Она же только второй день. А с информатикой случайно получилось, ты же видел!
— А с танцами тоже — случайно? Она по доброй воле пришла.
— А ты и обрадовался! Что такого в том, что человек один раз попробует? Ознакомительные занятия для всех проводили!
— Один раз, да? Уверен, да? Хочешь к себе ее перетащить?
— А ты не суди по себе! Думаешь, наши не поняли, что это ты привидение смастерил?
— Оно прилетело. На крыльях ночи! — съязвил Орлов (а Дашенька уже не сомневалась, кому принадлежат голоса) и добавил: — И вообще, это не твое дело! Ищи фавориток в своем лагере!
— А тебе что — одной мало?
— А у тебя и никакой нет! Бедность не позволяет?
— Что ты сказал, придурок?! — неожиданно взорвался Вяземский. — Повтори!
— Я сказал, что у твоего семейства не хватает бабла! Что, неправда? Ну, ударь меня, ударь!
— Не здесь! — изменившимся голосом ответил Вяземский. — Не будешь ли ты так любезен подождать меня на спортплощадке, возле сарая? После кружка…
— С превеликим удовольствием! — насмешливо протянул Орлов. — Что, и секунданты будут? Князь…
— Репнин и Каховский.
Послышались удаляющиеся шаги: Павел заспешил на занятие.
— Ну а мои тогда — Дашков и Аракчеев! — крикнул вслед ему «давыдовец» и добавил тише: — Строганова-то нет…
Репетицию Дашенька почти не запомнила. Пока «грибоедовцы» изображали на сцене битву оборотней с вампирами, девочка пыталась вчитываться в текст «голоса за кадром». Но мысли ее были далеко. Она смотрела только на Павла, думая о предстоящей дуэли. «Да какая дуэль, будет обыкновенная драка! И зачем он полез на рожон? Он же князь! А Орлов — просто дурак!»
После занятия Вяземского, Репнина и Петю Каховского как ветром сдуло. Дашенька бросилась было одеваться, но в коридоре едва не наткнулась на «Бертолетову соль» и директрису. Пришлось юркнуть за угол и пережидать. Встретиться с кем-нибудь из них было бы совсем некстати, тем более — обсуждать происшествие на химии.
Когда Дашенька появилась наконец на спортплощадке, драка была в самом разгаре. Павлик Вяземский и Саша Орлов, воспитанные, рассудительные мальчики, отпрыски благороднейших фамилий города, бросив куртки на снег, лупили друг друга, как самые отъявленные драчуны. Четверо «секундантов» присутствовали тут же, не скрывая живейшего интереса.
— Пашка, дай ему, дай!
— Санек, покажи ему!
Орлов был выше ростом и сильнее, зато не такой верткий, как Вяземский, поэтому доставалось обоим. Ребята раскраснелись и запыхались, но продолжали сосредоточенно мутузить друг друга. Трещала материя, летели пуговицы, у Павла что-то вывалилось из кармана прямо в сугроб.
«Что ж я стою? Их разнять надо!» — пронеслось в голове у Дашеньки, и она опрометью кинулась к дерущимся. Репнин заметил ее и бросился наперерез.
— Дашка, стой! Тут без тебя разберутся!
— Я вам разберусь! — крикнул сердитый голос. С противоположной стороны школы бежал дворник. Орлов отскочил от противника, коротко поклонившись, Вяземский, задыхаясь, произнес:
— Встретимся позже.
Парни исчезли — и всего через мгновение дворник распинался перед Дашенькой, но с плачущими интонациями, словно не ругался, а просил прощения:
— Вам что, физкультуры не хватает? Носятся с ними, танцы-дранцы устраивают, а они — вишь! Все Анне Александровне расскажу!
Посмотрев в спину дворнику, девочка фыркнула — интересно, что он собирается рассказывать директрисе? Дворник — директрисе? Смешно.
Что-то темное, выглядывающее из сугроба привлекло ее внимание. Девочка нагнулась и подобрала маленький, угольно-черный, с золотым российским гербом телефон «Феникс». Дашенька счистила снег. Мобильник князя Вяземского одиноко лежал на ее ладони…
Что там Орлов говорил про бедность родителей Павла? Такие телефоны делаются только на заказ…
Папенька, к радости девочки, не отказался завезти ее к Вяземским.
— Хорошая фамилия, — перебирая бумаги, заявил он.
— А почему про них говорят, что они бедные? — Дашенька знала, что у отца лучше всего спрашивать прямо.
Кирилл Воронцов поморщился — не при водителе же…
— Они не бедные. Просто состояние дед Павла прокутил, а на жалованье отца содержать громадный дом, жену, четверых детей — очень сложно. Кроме того, Вяземский-старший считает, что они должны поддерживать свой статус, и в чем-то прав, но в результате о приемах у Вяземских не слышно лет двадцать, а приданого за дочками — гордое имя и гонор отца. Впрочем, сам Николай Вяземский — человек неплохой, главное не трогать денежный вопрос. Мы с ним сталкивались на днях в Коллегии.
Отец высадил дочь неподалеку от имения Вяземских, пообещав, что через пару часов пришлет за ней машину. Воронцовы жили недалеко, рядом с Гатчиной.
Имение выглядело потрясающе. В зимнем сумраке из снежной круговерти выплыли вначале открытые ворота, потом была аллея со статуями вдоль дорожки, дальше — старинный дом в центре громадного парка.
Дашенька с внутренним трепетом ударила медным молоточком в металлическую пластину, отозвавшуюся ровным звоном.
Ей открыл настоящий лакей — в ливрее, парике, как в каком-нибудь историческом фильме.
— Я Дарья Воронцова, пришла к Павлу Вяземскому, — с достоинством произнесла девочка.
— Сейчас же доложу о вас, графиня, — поклонился лакей.
В гостиной было тепло и уютно. Полыхал громадный камин, на стенах висели потускневшие портреты царедворцев минувших веков. Дашенька отметила красавца в генеральской форме — черноглазый роковой брюнет лет тридцати протягивал вперед руку, словно приглашал на танец.
— Это дед, — прокомментировал Павел, спускаясь по лестнице. — По семейной легенде, до свадьбы был ужасным бабником. Но после встречи с бабушкой резко переменился.
— Князь, вы забыли свой телефон. — Дашенька лишь теперь осознала, что приехала без приглашения, а машину отец пришлет только через два часа. — Я взяла на себя смелость завезти его вам.
— Благодарю вас, графиня, — поклонился Вяземский. — Пройдемте в гостиную, я угощу вас чаем.
Все эти «вы», «графиня», «князь», такие красивые и правильные в лицее, в домашней обстановке Дашеньке казались неуместными. Но, возможно, в этом громадном особняке Вяземские даже между собой общаются именно так?
— Может, на «ты»? — словно прочитал ее мысли Павел, только что отославший лакея и самостоятельно разливающий чай в большие кружки. — То есть я хотел сказать…
— А давай! — перебила его Дашенька, решившая, что уж если фамильярничать — так вовсю.
Они дружно рассмеялись. Поговорили про Эривань, про разницу между спокойной, барской Москвой и утонченным, но в то же время живущим в бешеном ритме Петербургом. Затем незаметно перешли к обсуждению лицея.
— Я вижу, что тебе больше нравятся биология и танцы, — признался Вяземский. — Только ты не думай, что мы их не знаем, — на самом деле мы гораздо больше времени тратим на предметы «давыдовцев», чтобы в случае чего не ударить в грязь лицом.
— То есть ты не обидишься, да?
Дашенька уже почти выбрала, но теперь снова сомневалась.
— Нет, конечно, — ответил мальчик. — Можно же дружить и без всяких клубов.
Эта прозвучало как-то двусмысленно. Павел замолчал, Дашенька задумалась — считать ли фразу предложением дружбы? И — как дружить? В принципе, ее устроил бы, наверное, любой вариант, если бы только Вяземский уточнил, что он имеет в виду.
— Спасибо за телефон, — ловко перескочил на другую тему Павел. — Если честно, это не оригинальный «Феникс», а очень хорошая японская подделка. Только никому не говори, ладно?
— Ладно, — согласилась Дашенька, слегка обидевшись на смену темы.
— И еще, — мальчик на секунду поджал губы, а потом сказал: — Вяземские не любят оставаться в долгу. Предлагаю встретиться послезавтра, и я покажу очень красивую и интересную вещь.
— Приглашаешь на свидание? — мстительно улыбнулась девочка. Павел явно пытался уйти от этой формулировки.
— Да, — решился мальчик.
— Я согласна, — Дашенька встала и протянула руку — вроде как скрепляя уговор.
Но Вяземский, не колеблясь, вместо пожатия взял ее пальцы и поднес к своим губам. Дашенька понимала, что согласно этикету она еще слишком мала для таких жестов, но все равно это было удивительно приятно!
Отец не прислал шофера — приехал сам. Кирилл Воронцов, в недавнем прошлом генерал-губернатор Армении, любил водить авто, но подобная возможность выпадала редко. Пока ехали домой, папенька рассказывал всякие истории про Вяземских — про Петра Андреевича, поэта, современника и друга Александра Сергеевича Пушкина, про Екатерину Павловну, вышедшую в начале двадцатого века замуж за графа Шереметева и основавшую громадный музей, посвященный русской культуре.
— Папенька, — от этих рассказов девочка вдруг вспомнила, что отец тоже учился в Царскосельском лицее. — А у вас было разделение на «давыдовцев» и «грибоедовцев»?
— А как же! Я через двадцать лет после окончания специально приезжал к директору лицея, выяснить один вопрос, связанный как раз с клубами.
— Какой вопрос?
— Была межшкольная олимпиада, всероссийская, и на ней наш лицей выиграл по большинству предметов. Команда подобралась — отличная. Мишка Юденич, сейчас послом в Вашингтоне, Васька Голицын, у него теперь под командой дивизия на Дальнем Востоке, Ленка Головина, вышла замуж за Паоло Стоцци, итальянского премьер-министра. Всего нас было восемь человек — четверо «давыдовцев» и четверо «грибоедовцев». Во время олимпиады сплотились, пообещали друг другу, что наплюем на все и постараемся сделать так, чтобы не было больше клубов, а остались только лицеисты.
— И что?
— После присуждения наград «грибоедовцам» сказали спасибо, а «давыдовцев» наградили поездкой к маршалу Николаю Румянцеву — он только-только вернулся домой после китайской кампании и был на пике военной славы. В общем, дружба между участниками олимпиады осталась, хотя и не такая крепкая, а об объединении и речи уже не шло… Зачем они так сделали? Вот об этом я и спросил директора. А он сказал, что ему по наследству от предшественника досталось задание — следить за разделением между учениками, якобы это приносит хорошие результаты. Соревновательность, конкуренция, сплоченность членов каждого клуба и прочее… Но мне это кажется неправильным.
— А в каком клубе был ты? — задала Дашенька мучивший ее вопрос.
— «Грибоедовец», конечно, — усмехнулся отец.
И тут Дашенька поняла, что ни за что — ну просто ни за что на свете не пойдет к «давыдовцам». В конце концов, частные уроки танцев никто не отменял, а биологию можно изучать и самостоятельно!
Четверг выдался неожиданно теплым. Несмотря на середину января, еще ночью начал таять снег, а утром лицеистов встретила хлюпающая под ногами слякоть. В полдень уже светило солнце, да так настойчиво, что снежная крепость, выстроенная первоклассниками на спортплощадке, потекла, вскорости обещая развалиться окончательно. Когда Даша и Павел после занятий вышли на крыльцо, лицей показался им кораблем, нежданно-негаданно отправившимся в далекое плаванье. Налетел ветерок, принесший с собой запах то ли мокрой земли, то ли неба, как бывает только весной…
— Ой! Да тут и не пройти, — озабоченно протянула Дашенька, глядя на размокшую дорожку.
— Ничего, мы осторожно. Вашу руку, графиня!
Павел ухватил ее ручку в замшевой перчатке и, выбирая места посуше, увлек девочку за собой. При этом они направились вовсе не к центральным воротам, а к боковой калитке.
— Куда это мы? — прыгая между луж, спросила Дашенька.
— Я же обещал сюрприз, — улыбнулся Павел, подхватывая ее портфель, — разреши!
За калиткой начинался огромный парк Екатерининского дворца. Здесь располагалась высшая дипломатическая школа. В отличие от лицейского двора, дорожки были расчищены: все утро трудились машины.
— У них сегодня вечер, совместный с женским институтом. Сессию сдали, — пояснил Павел.
— А нас туда… не пустят!
— Пустят.
Вяземский уверенно повел Дашеньку к небольшой дверце в правом крыле — оказалось не заперто. Сразу за дверью начиналась узкая винтовая лестница с витыми чугунными перилами.
— Вперед! — скомандовал юный князь. Дашенька взвизгнула от восторга.
Подъем длился долго. Наконец они достигли длинной галереи с низким потолком, Павел на ходу едва не задевал его головой. Откуда-то снизу доносилась музыка.
— У них бал! — воскликнула Дашенька.
— А как же!
Внезапно галерея кончилась. Перед ними был деревянный люк в полу, запертый висячим замком. Вяземский остановился.
— Внимание, графиня! Вы присутствуете перед торжественным моментом открытия…
Скинув оба портфеля на пол, Павел вынул из кармана огромный медный ключ с узорчатой бородкой и в два счета отпер замок, словно проделывал это не в первый раз.
— О! Да вы здесь были, князь! — ревниво заметила Дашенька.
— Угу. С братом. Прошу!
Вяземский приподнял крышку люка. За ней спускались три широкие деревянные ступеньки. Музыка стала громче.
— Ух ты!
Ребята залезли в люк. Павел втащил портфели и опустил крышку. Помещение, куда они попали, оказалось тесным, не больше салона автомобиля. Деревянные стены, пол, потолок и две низкие скамеечки, над которыми расположились круглые зарешеченные окошки.
Дашенька присела на скамейку, глянула в окно и радостно вскрикнула. Под ними, видный как на ладони, лежал огромный бальный зал. На сияющем паркете кружились пары.
— Ну как?
Вяземский улыбался во весь рот.
— Где это мы? — удивленно-восторженно произнесла девочка.
— В орле. Это герб над залом. А мы внутри. Как насчет подкрепиться, графиня?
Усевшись на другую скамейку, Павел достал из портфеля термос, стаканчики и коробку ванильного печенья.
— Вот это да! Здорово! — засмеялась Дашенька.
Вяземский хмыкнул, откручивая крышку. В термосе оказался кофе, слегка сдобренный коньяком, о чем Павел не преминул сообщить.
— А можно? — с опаской спросила Дашенька, не решаясь сделать глоток.
— Можно, — все так же улыбаясь, заверил ее Вяземский.
Дашенька тоже улыбалась. Как же здорово было сидеть на этих скамейках, пить кофе, еще слегка горячий, есть печенье и любоваться танцующими! Пышные, словно раскрытые бутоны, бальные платья девушек — белые, нежно-розовые, светло-бирюзовые… Черные фраки юношей…
— А знаешь, — вдруг сказал Павел, — мы ведь живем в лучшей стране мира. Сейчас две тысячи восьмой год, мы учимся, строим планы… Я собираюсь в дипломатическую школу, ты — в институт… Но неизвестно, что будет через несколько лет.
Даша смотрела на мальчика с удивлением: он говорил как-то уж слишком серьезно.
— Но как бы ни сложилось, я всегда буду вспоминать сегодняшний день. И еще лицей. И наши клубы.
— Я тоже буду вспоминать лицей, — задумчиво произнесла Дашенька и добавила тише: — Мы ведь там познакомились…
Как ни старался, Павел не смог сдержать довольную улыбку. Он лишь слегка отвернулся к окошку, делая вид, что занят созерцанием. Затем вновь взглянул на притихшую Дашеньку и произнес:
Куда бы нас ни бросила судьбина,
И счастие куда б ни повело…
Дашенька улыбнулась и подхватила:
Все те же мы, нам целый мир — чужбина,
Отечество нам — Царское Село…
…А пары летели по кругу одна за другой. Мальчики и девочки, гордость нации. И каждый из них уже сейчас вписывал страницы в историю, увлекаемый вихрем волнующего вальса.
Вальса Грибоедова…
