Очередной наш герой (назову его Владимиром) никогда не служил в армии, не бывал в тяжелых авариях, да и серьезные болезни обошли его стороной. На первый взгляд его проблема может показаться связанной с половым инстинктом, но на самом деле речь идет о борьбе за власть. Вообще говоря, власть – вещь виртуальная. Как бы мы ни старались взять над другим человеком настоящий «верх» – это практически невозможно, он всегда останется «при своем». Можно заставить его признать наше превосходство, однако подобное признание, скорее всего, окажется лишь пустой формальностью. Можно стать для кого-нибудь подлинным авторитетом, но и в этом случае наша власть распространится на мысли человека, но не на его желания. Истинная же мечта подсознания – властвовать именно над желаниями других людей. Как известно, можно «купить» женщину, но заставить ее полюбить себя – невозможно, если только она сама этого не захочет. В этом смысле она остается «неподкупной», а потому и неподвластной.
Итак, Владимиру 27 лет от роду, он банковский служащий, пять лет назад окончил престижный институт. Ему помогли устроиться на работу в банк, но продвижение по службе ограничилось двумя незначительными ступенями. Те, кто пришли с ним вместе, уже продвинулись дальше – кто за счет способностей, кто благодаря связям, а Владимир «стоит на месте». Ко мне как к психотерапевту он обратился с проблемой, заурядной для современных мужчин, – импотенция. Заболевания, способные объяснить этот недуг, у него отсутствовали (хотя он и пытался длительное время отыскать у себя «болезнь», посещая разнообразных предприимчивых урологов). Проблемы с потенцией возникали в тот момент, когда он уже намеревался приступить к главному, – половой орган бессовестно опадал, переставая демонстрировать какие-либо признаки жизни.
Мы начали лечение так, как если бы это была обычная «психогенная импотенция». Владимир имел все основания претендовать именно на этот диагноз. Во-первых, в 18 лет его первый сексуальный опыт был неудачным – он случился на фоне изрядного подпития, да еще и с нелюбимой женщиной, в общем, обычное дело. Во-вторых, его жизнь, как он рассказывал, была связана с избыточными стрессами. Стресс сам по себе очень неблагоприятно влияет на мужские половые возможности, а если человек в молодости еще и осечку дал в этом вопросе, то вполне логично заключить следующее. В какой-то момент на фоне стресса у мужчины возникли проблемы с эрекцией, что возродило к жизни воспоминания о неудачном юношеском сексуальном опыте, как говорится, все сошлось. Страх импотенции наносит удар по эрекции, что, в свою очередь, усиливает этот страх при каждой последующей попытке, а это ведет к новым, еще большим проблемам с эрекцией. Психотерапевтическое лечение в этом случае проводится по определенной, хорошо отработанной схеме и дает быстрый положительный эффект, но избранная мною психотерапевтическая тактика оказалась ошибочной, о чем я догадался не сразу.
Как же я узнал о том, что мы делаем совсем не то? Во-первых, эффект от психотерапевтических техник, которые не могли не сработать, если бы я не ошибся с диагнозом, срабатывали, в лучшем случае, на треть. Во-вторых, случилось следующее… Через какое-то время я узнаю, что Владимир оказался в больнице с «сердечным приступом». Дело было вечером, дома он немного выпил и почувствовал сильное сердцебиение, испугался сердечного приступа, но со страхом справился. Всю ночь провел скверно, а утром отправился на работу. Там приступ повторился с невообразимой силой, казалось, что вот-вот сердце или разорвется, или остановится, или выпрыгнет из груди – возник страх смерти. Пульс то прощупывался, то не прощупывался, давление то поднималось, то, напротив, снижалось, дышать было трудно, возникло ощущение нехватки воздуха.
Короче говоря, у Владимира случился обычный вегетативный приступ, который частенько происходит у людей в возрасте до 40–45 лет и является абсолютно безопасным для здоровья. На фоне стресса перенапрягается отдел нервной системы, ответственный за регуляцию функций внутренних органов, что и приводит к таким состояниям. В результате Владимира госпитализировали – прямо на работу приехала «Скорая помощь», и его, еле живого, под руки сопроводили через все помещения банка в сию «карету».
Оказывается, проблема у Владимира была значительно сложнее, нежели мне представлялось вначале. Мы стали выяснять, в чем же дело. В глаза бросался вполне очевидный факт: приступ произошел не где-нибудь, а именно на работе, что само по себе весьма существенно. Причем Владимир не скрыл свое состояние; в целом-то, он ведь мог отпроситься, уйти с работы, вызвать «Скорую помощь» так, чтобы об этом никто из сотрудников не знал. Но нет, он, напротив, в течение двух-трех часов маялся в рабочем кресле, мерил с помощью сослуживцев давление и пульс, потом они же и вызывали ему «Скорую помощь». Видимо, именно им и была адресована эта сцена, когда его, Владимира, на подгибающихся ногах волокли по кабинетам, коридорам и холлам банка.
Не буду вас больше интриговать и перейду к сути дела. Всеми этими замечательными способами Владимир боролся за власть. Странный поворот дела? Ничуть. Описанный «сердечный приступ» служил ему для демонстрации всем своим сотрудникам, начальникам и, главное, тем, кто вместе с ним пришел работать в этот банк, что он не хуже их, не менее способный, а больной. Если бы не его «сердечная болезнь», то он дал бы им фору и, несомненно, достиг даже больших успехов. А вот теперь полюбуйтесь, господа начальники, до чего вы довели такого замечательного сотрудника, не разглядели таланта, не оценили, упустили свой шанс! Кроме того, нельзя не учесть и еще одного нюанса: эта работа уже сильно поднадоела Владимиру, но бросить ее не было никакой возможности, поскольку надежды на лучшее трудоустройство нет, а сесть на шею преуспевающего отца – значит признать свое поражение.
С отцом же Владимира, надо заметить, была еще та коллизия! Бывший военный, воспитывавший сына один (мать благополучно сбежала с возлюбленным, когда мальчику было всего 4 года), видимо, желая развить в ребенке боевой характер, постоянно глумился над мальчиком, склонным от природы к музыке и рисованию, но никак не к строевой службе. Отец устраивал Володю в разнообразные спортивные секции, но чемпионских кубков сын домой не приносил и поводов для гордости отцу не давал. Отец же не находил другого способа стимулировать ребенка на спортивные подвиги, кроме как попреками и унизительными кличками: «слабак», «недоделок» и т. п. Конечно, ребенок чувствовал себя несчастным, конечно, его унижали все эти бесконечные требования отца – быть «настоящим мужиком», «закалять свой характер» и т. п. Но что скажешь отцу, который имеет свое представление о «счастье собственного ребенка»? Ничего. Приходится терпеть, терпеть и ненавидеть, ждать момента, когда можно будет взять реванш.
Теперь, наконец, случай и подвернулся, Володя взял реванш, но как! Не силой, не какими-то там немыслимыми достижениями, о которых отец всегда может уничижительно выразиться: «Да ты, салага, пороху не нюхал!», девальвируя этим все достижения сына, а слабостью. Что ж, против лома есть прием: «Я, папа, болен. Я, папа, умираю…» Тут отцу ничего не остается, как преклонить свои колена, признать чадо самым важным, самым нужным, самым дорогим. Чем не «верх»?! Чем не способ получить власть, которую иначе, иными способами заполучить не удавалось? Чем не способ заставить полюбить себя?.. Теперь-то он поймет, что не ценил, не любил, не дорожил своим единородным сыном, но поздно! «Слышишь, папа, поздно! Опоздал ты, я умер!»
Конечно, все эти выкладки, если взглянуть на них здраво, выглядят как бред сумасшедшего. Но как же они тривиальны! Сколько людей подыскивают себе «симптом», чтобы прочувствовать эту трагическую и одновременно величественную историю собственной победы. Победы, которая достается не силой, а слабостью, я бы даже сказал – силой слабости! Жажда власти – это жажда господства, и нет разницы в том, как именно мы добились этого господства – повергнув врага или великомученичествуя. Для подсознания нет никакой разницы, а вот сознание никогда не признается, что вся эта катавасия с болезнями, страданиями и иными уловками затеяна ради удовлетворения этого своего подсознательного желания взять «верх».
В довершение всего остается прояснить вопрос «сексуального бессилия» Владимира. Надо признать, что это «сексуальное бессилие» – как раз тот случай, когда психотерапевту впору воскликнуть: «А был ли мальчик?!» Действительно ли Владимир страдал каким-либо «сексуальным бессилием»? Если спросить его сознание, то ответ будет положительным: да, страдал. Но если поинтересоваться на этот счет у его подсознания, то ответ будет отрицательным: нет, никакого «бессилия» не было и в помине. А что же это было? Все та же борьба за власть.
Мать оставила четырехлетнего мальчика отцу, который, как казалось ребенку, совсем его не любил. Мать предала, продемонстрировав этим свою власть. Что может быть лучшим свидетельством власти, нежели отказ? Отказывать могут только подлинные властители! И она отказала, а он, вынужденный бороться за власть, стал вот так, таким странным невротическим образом отказывать женщинам «в любви и ласке». Кто же остался в дураках? Очевидно, на то невроз и невроз, чтобы водить своего обладателя вокруг пальца.
После того как все это прояснилось, мы, разумеется, изменили психотерапевтическую тактику. Теперь Владимиру предстояло признать свое стремление к власти, изменить отношение к родителям и женщинам. Когда это было сделано, потенция больше не давала сбоев, хотя это и не главное. Главное, что жизнь Владимира перестала быть невротической борьбой за власть с помощью «симптомов слабости». Жизнь, в каком-то смысле, пришлось начать сначала, но лучше поздно, чем никогда.
Мания величия «комплекса неполноценности»
У каждого человека есть «комплекс неполноценности». Беспристрастная наука готова побожиться: у всех он есть, и никто не составляет исключения! Правда, некоторые считают, что «комплекс неполноценности» – это их основная проблема, но на самом деле больше всего от этого комплекса страдает как раз тот, кто клятвенно уверен, что никакого «комплекса неполноценности» у него нет. С этим парадоксом и следует разобраться…
Первооткрывателем «комплекса неполноценности» был знаменитый австрийский ученый Альфред Адлер, ученик Фрейда. Он-то и заметил, что каждый человек страдает от «комплекса неполноценности», т. е. чувствует себя несостоятельным, а главное – слабым. Адлер рассуждал следующим образом. Всякий человек долгое время остается под опекой родителей (или воспитателей). Родители принимают за ребенка решения, говорят ему, что и как делать, они лучше осведомлены по всем вопросам и всегда правы. Причем последнее они подтверждают не здравым рассуждением, а прежде всего силой, хотя бы и силой авторитета.
В этих условиях у всякого человека формируется ощущение, что он ничего из себя не представляет, ничего толком не умеет, ничего не знает, тогда как другие люди, наоборот, все знают, все умеют, все могут. Патологическое желание взять реванш зреет и наливается. Проходит время, ребенок становится взрослым, но то, детское еще ощущение собственной несостоятельности у него остается. Дальше возможны два варианта развития событий: или «комплекс неполноценности» начинает «свою игру», или же человек предпринимает попытки преодолеть свою «неполноценность».
Нерешительность, страх перед ответственностью, неуверенность – вот прямые проявления «комплекса неполноценности». Но есть у этой медали и оборотная сторона: сверхкомпенсация. Чувствуя свою «неполноценность», человек может начать с ней бороться, например, он с головой окунается в работу, добивается немыслимых успехов и доказывает таким образом всем и каждому (а в первую очередь самому себе), что «все-таки» он «кое-что» из себя представляет. Чтобы окончательно убедиться в собственной состоятельности, необходимо, правда, соблюсти еще одно условие: нужно с той же неопровержимостью доказать, что другие люди уж точно из себя ничего не представляют. И тогда начинается любимая игра детей и взрослых – в «Царя Горы».
Забраться наверх, всех спихнуть вниз и насладиться сладким мигом своего величия – это мечта! Компенсируя свой «комплекс неполноценности», человек сражается с родственниками и друзьями, сотрудниками по работе и политическими оппонентами. Он всякий раз оказывается «наверху» (чего бы это ему ни стоило и чем бы это ему ни грозило), его слово всегда звучит последним. Он «ходит по головам», но даже это не доставляет ему удовольствия. Периоды падений воспринимаются как тяжелейшая трагедия, а мгновения триумфа пугают, поскольку обещают оказаться недолговечными и требуют «обороны по всем фронтам». Этот бессмысленный бег по кругу может продолжаться сколь угодно долго…
Существуют сотни вариантов, как можно «взять верх», доказать другому, другим и всем на свете их несостоятельность и ничтожность, а самому величественно выступить «во всем белом и с блестками». Вот несколько излюбленных стратегий. Во-первых, можно выдвинуть ультиматум с требованиями безоговорочной капитуляции. Формула проста: «Ты или полностью со мной соглашаешься, или я за себя не ручаюсь!» Впрочем, лобовая атака не всегда эффективна, чего не скажешь о шантаже: «Ты, конечно, поступай как знаешь, но я бы тебе не советовал, земля все-таки круглая…»
Если же и такой вариант кажется слишком опасным для собственного благополучия, то можно привлечь третьих лиц: друзей-подруг, сотрудников по работе или товарищей по партии, чтобы те «промыли» ему (ей) мозги или, на худой конец, хоть чуть-чуть «отрезвили». В принципе, можно сделать и «ход конем»: согласиться на все и все сделать по-своему. Так или иначе, но победа за нами!
С другой стороны, есть множество обходных путей. Чтобы победить, отнюдь не обязательно вступать в бой «с открытым забралом», можно вообще обойтись без каких-либо сражений. Достаточно просто упасть навзничь, закатить глаза, постонать чуть-чуть, и все тут же вокруг тебя забегают, замечутся, а ты лежи себе и думай: «Давайте, давайте! Бегайте, да пошустрее!» Чем не победа? Очень даже победа. А если еще заставить всех окружающих чувствовать себя виноватыми, то вообще можно считать, что власть тебе обеспечена на долгие годы. В крайнем случае, можно признать за собой поражение, а потом думать, как замечательно ты их провел. Это тоже победа.
Можно использовать еще десятки других стратегий: заразить всех какой-то идеей и повести бог знает куда, можно назвать всех «дураками» и «остаться в дураках», можно вынудить окружающих признать твою правоту, «задавить интеллектом», а можно держать их в страхе, боясь при этом всех и каждого. Иными словами, есть варианты.
Как нетрудно заметить, всегда можно добиться желаемого результата: победить, оказаться «наверху» и насладиться своим триумфом. Однако есть два немаловажных нюанса. Во-первых, это не моя победа, а победа моего «комплекса неполноценности», абсолютно меня победившего. Во-вторых, совершенно неясно, что мне теперь с этой победой делать. К делу ее не подошьешь, отношения с окружающими могут при такой тактике только разладиться, и в душе вряд ли поселится покой, а разве что кошки с большими и острыми коготками.
Да и с кем мы, собственно говоря, воюем? Получается, что сами с собой. В нас есть «комплекс», он заставляет нас или страдать от собственной никчемности (что, заметим попутно, полная ерунда), или преодолевать бесконечные страхи (оказаться «в последних рядах», «не сохранить лица» и т. п.). Не легче ли избавиться от этого злосчастного «комплекса неполноценности», от этого «пережитка роста», освободиться и жить дальше? «Хорошая идея, но как тогда защищаться?» – этот вопрос ожидает всякого, кто захочет пролить свет на душу страдающего комплексом неполноценности и потому мучающегося манией величия.