Ошибки диагностики

Есть три ошибки в общении людей: первая – говорить прежде, чем нужно; вторая – не говорить, когда это нужно; третья – говорить, не наблюдая за вашим слушателем.

КОНФУЦИЙ

Возьмите два павловских типа – «художников» и «мыслителей». У одних, как мы знаем, подкорка играет первую скрипку, у других – кора. Скажется ли это на том, как их дефолт-система будет собирать интеллектуальные объекты?

Допустим, вам надо осмыслить какую-то ситуацию, то есть развернуть соответствующие системы отношений и связей в вашей дефолт-системе.

Как это будет происходить, если вы больше «художник», чем «мыслитель», то есть ваша подкорка стремительно и живо реагирует на новые вводные, а кора её только догоняет?

Если так, то ситуация оценивается вами, в первую очередь, с точки зрения ваших потребностей – хорошо это для вас или плохо, важно или не важно, хочется или не хочется.

Как только вы (ваша подкорка) определились со своей позицией по данному вопросу, ваша дефолт-система тут же принимается думать, как бы получить то, что для вас хорошо, важно и хочется, или, наоборот, избежать того, что для вас плохо, не важно или вам не хочется.

Замечу, между делом, что выводы, которые сделала ваша подкорка, оценивая ситуацию, вполне могут оказаться ошибочными.

Думать там (в привычном понимании этого слова) особенно нечем, на то она и подкорка, а не кора. Её реакции более рефлекторны, что ли. Да и учитывает подкорка только первые, самые поверхностные признаки стимула, без проникновения в суть вещей, так сказать.

Так что, имея лишь подкорковую оценку ситуации, можно легко дать залп мимо цели. Выбор подкорки, кажущийся вам правильным, вполне может статься, по-хорошему, совсем вам не подходит, а то, что вам хочется – на этом, подкорковом уровне, – возможно, и вовсе катастрофа.

Впрочем, сейчас мы говорим лишь о самом принципе – каким образом дефолт-система мозга (система нашего мышления) работает в мозгах, которые по каким-то генетическим причинам устроены так, а не иначе.

Теперь представим себе, что вы больше «мыслитель», чем «художник», то есть свою подкорку вы слышите плохо и через раз, но зато у вас, что называется, своя кора на плечах!

Вы точно так же сталкиваетесь с какой-то ситуацией, но в отличии от «художника» не можете оценить её с точки зрения субъективной значимости и ваших подкорковых нужд. Вы оцениваете её в соответствии с теми знаниями, которые хранит по данному вопросу ваша кора.

Допустим, вы узнали, что Иван Петрович Павлов разделил людей на два психологических типа – на «художников» и «мыслителей».

Что ваша кора может сказать нам (вам) по этому поводу?

Предположим, что она хранит информацию о том, что «Павлов занимался собаками», а ещё вы, в своё время, детально продумали типологию, созданную Карлом Густавом Юнгом и сочли её верной. И как вам теперь быть?

Если вы должным образом не озадачены и вам любопытно, но не очень, то вы вполне можете заключить, что:

1) у собак одна психология, у человека – другая,

2) следовательно, Павлов ничего дельного сказать о психологии человека не может,

3) Юнг, напротив, всю жизнь занимался психологией человека и зарекомендовал себя как серьёзный учёный,

4) пользоваться надо типологией Юнга.

Должен сказать, что всё это выглядит предельно логично. И опять-таки, мы не будем обсуждать сейчас, верны представленные здесь выводы или нет. Нам главное ухватить сам принцип того, как человек думает, если главное влияние на его дефолт-систему имеет кора, а не подкорка.

А принимает решение он, как мы видим, исходя из набора уже продуманных им как следует интеллектуальных моделей.

Он как бы берёт информацию, с которой он только что ознакомился, и сличает её с теми данными, которые в его коре зафиксированы.

Да, все мы не вчера родились, поэтому каждый из нас, конечно, опирается в принятии решений на свой прежний опыт. Но наши опыты разрозненны и мы, совершенно неосознанно, реагируем на раздражитель с учётом первого подвернувшегося нам воспоминания.

Однако, «мыслитель» на то и «мыслитель», чтобы реагировать «системно». Впрочем, надо оговориться, что системность эта учитывает только часть опытов человека, причём меньшую их часть. Как правило, в привилегированном положении оказываются те воспоминания, которые были как следует проработаны языковыми центрами мозга.

Так или иначе, когда наш «мыслитель» решает, что он добыл уже достаточное количество информации из чертогов своего разума (она как бы под загружается в дефолт-систему его мозга), в префронтальных областях коры (то есть, в лобной доле) происходит, так сказать, «сличение».

Он сличает то, что он уже знает и понимает, с тем, что он только что узнал и собирается осознать.

Если сличение происходит удачно и противоречий «мыслитель» не чувствует, он присоединяет это своё новое знание к старому и образует некий новый интеллектуальный объект.

Если же данное сличение оканчивается неудачей, то эти новые вводные «мыслителем» просто удаляются, какие прошедшие проверки на достоверность – мол, муть, не стоит внимания.

Не могу сказать точно, был ли «отец ядерной физики» и нобелевский лауреат Эрнст Резерфорд «мыслителем» (очень может быть, что да), но рассказывают про него забавное: когда какой-то другой учёный подходил к нему с вопросом или какой-то идеей – Резерфорд выслушивал его в абсолютной задумчивости, глядя куда-то в сторону, а потом или резко что-то отвечал, или просто уходил, не удостоив вопрошавшего даже взглядом.

Что этот человек в тот момент чувствовал? Как ему на это было реагировать? Что вообще это значит? Данные вопросы «мыслителя» («шизоида») не интересуют вовсе. Но не потому, что он «сволочь беспардонная» или «хам трамвайный», а потому просто, что других людей он не идентифицирует как переживающих и чувствующих существ.

Они для него – «кусок информации». Если информация в тему и по делу – хорошо, даже замечательно, милости просим! Если информация – вообще никакая, то о чём говорить? Будет «какая» – тогда заходите, обсудим.

Понятно, что не всякому в рамках такого общения будет уютно. Но при чём тут, с другой стороны, уют, если мы по делу разговариваем? Впрочем, по-другому «мыслители-шизоиды» и не умеют.

Вот так и кора мыслителя – информацию загрузила, прокрутила, приняла решение и выдала ответ. Что там происходит вокруг? Какие ещё есть обстоятельства дела? Это её не интересует.

У неё своя жизнь – получаем, сличаем, реагируем, а там – трава не расти.

ОДНО ИЗ МНОЖЕСТВА УТОЧНЕНИЙ…

Как я уже сказал, понимать всё это слишком буквально, а тем более как руководство к диагностическому действию – нельзя.

Сейчас я на частном примере представил вам реакцию «истероидного» (художественного) и «шизоидного» (мыслительного) радикала на некую ситуацию:

• первый определяет, насколько она соответствует его потребностям,

• второй – сличает её со своими знаниями.

Но если бы всё было так просто…

Допустим, человек с превалирующим «истероидным радикалом» и искромётной подкоркой узнаёт о том же различии «типов», что и упомянутый «шизоид»: мол, жил-был такой Иван Петрович, и поделил он людей на два типа…

Теперь давайте попробуем представить, как «истероид» среагирует на эту новость?

Мы знаем, что им движут лишь его потребности, и на этом основании можем заключить, что его реакция будет зависеть от того, насколько он вообще интересуется типологиями: если есть у него такая потребность, то заинтересуется, а нет – так и нет, пошлёт всю эту инфу на небо за звёздочкой.

Но этот наш вывод будет, скорее всего, ошибочным. Дело в том, что сам стимул, который предъявляют двум разным «радикалам», видится ими по-разному (у них, как мы помним, разное ви́дение).

«Шизоид» в информации о типах увидит научную теорию, которая или соответствует «истине» (как он сам её понимает), или не соответствует.

Вот он и сравнивает эту теорию с другими теориями (уже принятыми им на вооружение), играет в такой интеллектуальный тетрис: если сложится-уложится – хорошо, если нет – конец дискуссии, начнём следующую партию.

«Истероиду» же, может быть, совершенно наплевать на все эти теории – мало ли, кто там и что думает! Но ему важно, как он сам выглядит в глазах других людей (даже, если эти глаза и существуют лишь гипотетически – в его воображении), а тут речь о каких-то типах…

«Истероидный радикал» укоренён в половом инстинкте, а поэтому понятно, что у него есть потребность быть лучшим и самым прекрасным. Что ж, мы предъявили ему типологию, как он на неё отреагирует?

Он немедленно захочет быть лучшим из всех её типов – типом всех типов, так сказать! Иначе как, скажите на милость, производить неизгладимое впечатление на всех вокруг в радиусе и по периметру?!

То есть, «истероид» вполне может заинтересоваться данной информацией, но не как «теорией», а тем, как эта теория его позиционирует в окружающем пространстве.

Если выяснится, что эта теория возносит его на высоты прекрасности, то он, разумеется, скажет, что она гениальна, Павлов – светоч мысли, и вообще – боже, как же прекрасно жить на свете!

Но если теория окажется «неудобной» и выявит какие-то недостатки нашего «истероидного радикала» – что делать?

Самый надёжный способ: совершеннейшим образом её проигнорировать – мол, не слышал, не знаю, и, кстати, в огороде бузина, а в Киеве – дядька. Впрочем, есть и другой вариант: если эта информация сильно заденет самолюбие «истероида», он может и в лобовую атаку пойти, круша всё на своём пути и не разбирая броду.

То есть, когда мы оцениваем некий «внешний стимул», то судить о его значении для того или иного «радикала» мы должны с учётом этого самого «радикала», а не формально (когда мы оцениваем лишь содержательный аспект стимула).

Теперь вернёмся к «шизоиду». Как мы уже поняли, для него важно соответствие новых вводных той информации, которая в его «чертогах» уже есть. Но если рассуждать, следуя этой логике, то получается, что они – эти «шизоиды» – чрезвычайно скучные люди!

Не знаю, насколько вы знакомы с великими математиками (а почти все они – классические и гуттаперчевые «шизоиды»)… Если не знакомы, то просто поверьте мне на слово – скучными их точно не назовёшь! Да, если вы не математик, то быстро заскучаете в разговоре с ними.

Впрочем, они с большой вероятностью могут этого даже не заметить, продолжая фонтанировать новыми и новыми соображениями. Какое им дело, как вы реагируете, когда у них в «чертогах» целая Вселенная разворачивается невероятной сложности и красоты? Несопоставимый, так сказать, масштаб – в рамках статистической погрешности…

То есть, вроде как должны быть скучными наши «шизоиды», а вот – не скучные. В чём здесь подвох? Подвох в том, что мы не учли одну чрезвычайно важную деталь: любопытство.

«Шизодный радикал» обусловлен, как мы уже с вами знаем, специфичностью (дефектом) индивидуального инстинкта самосохранения: перемещение «центра тяжести» из подкорки в кору делает человека в каком-то смысле более уязвимым. Но он опасностей-то и не видит, поэтому демонстрирует бесстрашие, а обратная сторона бесстрашия – какая? Правильно, то самое любопытство.

Другой вопрос, на что это любопытство будет направлено. Если мы узнаем, что некий человек заинтересовался типологией Ивана Павлова, то мы, вероятно, сделаем вывод, что он в принципе интересуется типологиям. Это логично. Но если этот человек движем «шизоидным радикалом», то есть шанс, что наша логика даст, так сказать, маху.

Вполне возможно, например, что эта новая информация заинтересует его каким-нибудь совершенно нетривиальным образом.

Например, почему только два типа? Потому ли, что главные понятия павловской теории – это «возбуждение» и «торможение»? Но как, в таком случае, эта типология связана с теорией «условных рефлексов» того же Ивана Петровича? И влияет ли принадлежность к тому или иному типу на сон, который, «по Павлову», является «разлитым торможением»?

Но это ещё не всё. В результате он может вывести из набора этих данных какую-нибудь, например, «теорию двоичного кода» или «психическую концепцию времени» (ведь «условный рефлекс» – это, «по Павлову», «временная связь»). А если его голова полна эзотерических концепций, то, вполне возможно, нас ждут мощные выводы, относительно «управляемых сновидений», «торможения желаний» и «работы с энергией на высшем уровне» (Павлов же говорит о «высшей нервной деятельности»!).

В общем, то, куда именно отправится любопытство «шизоида», который принялся разрабатывать ту или иную тему, и с чем оно оттуда вернётся, сказать, мягко говоря, сложно.

Но можно быть уверенным, что пойдёт оно дорогами «логических» ассоциаций – путём необычным и странным, и заведёт, возможно, нашего героя туда и так, что найти его там и выковырять оттуда будет не так-то просто.

Вот почему мир «шизоида» может быть объёмным и сложным, что, казалось бы, противоречит утверждению, что вся суть «шизоидного радикала» в том, что он сравнивает внешний стимул с уже существующими в его распоряжении интеллектуальными установками.

Это всё я к тому, что не следует делать поспешных выводов, основываясь лишь на общих характеристиках того или иного типа мышления. В реальности каждый из них – это сложная и разветвлённая система, понять которую можно только в том случае, если вы способны ухватить все аспекты ситуации, в которой тот или иной тип себя проявляет.

Надеюсь, мне удалось показать, что сам подход «художников» и «мыслителей» к работе с информацией сильно отличается. А каким же образом дело обстоит с третьим типом – с «невротиками», как назвал бы их Фредерик Пёрлз?

Точкой входа у данного «радикала» является, по сути, сама дефолт-система, точнее та её часть, которая входит в лимбическую систему, то есть функционально относится ещё к подкорке, но анатомически уже является частью коры головного мозга.

Это значит, что «невротический радикал», так же как и «художник», сохраняет при оценке ситуации существенный эмоциональный заряд – он чуток к собственным потребностям. Однако же, сама ситуация выглядит для него, что ли, более «мыслительно».

Но это не главное. Важно понять, почему первую скрипку в случае «невротического радикала» играет именно дефолт-система мозга. Всё дело в иерархическом инстинкте, избыточность которого и характеризует, как мы уже знаем, «невротический тип».

Именно дефолт-система мозга создавалась эволюцией под задачи формирования социальных групп – стаи, а потом и племени.

По сути, эти области коры головного мозга являются чем-то вроде места дислокации «других людей», то есть их образов, с которыми мы и общаемся внутри собственной головы.

С реальными людьми, строго говоря, мы обмениваемся лишь колебаниями воздуха, выталкивая его через свои голосовые связки (ну и другими физическими воздействиями – давлением на кожные рецепторы и химическими молекулами на рецепторы обоняния).

Собственно же само наше с ними общение нашу голову не покидает. Всё, что мы думаем о других людях, как мы их воспринимаем, как к ним относимся – это уже продукт работы мозга, а именно – той самой дефолт-системы.

Это, как мы уже говорили, невидимые вещи, которые мозг должен сам в себе создать, реконструируя возникающие социальные ситуации.

Более того, мы сами – как «личность», как «индивид» – представляем собой как бы перекрестье этих образов «других людей» в своём собственном мозгу.

Да, в нём нет нашей «личности», какого-то особого «я», в нём есть только множество образов «других людей», через которых мы и определяем то, чем являемся.

Без них, без наших отношений с ними, мы были бы плоскими и реактивными – пустым местом, способным лишь отзываться на внешние раздражители.

Но когда мы находимся в определённых социальных отношениях – всё меняется: любой сигнал, который мы получаем извне, мы получаем не сами по себе, а как бы всей своей стаей и своим местом в ней.

Когда вам что-то говорят, это говорят не каким-то абстрактным «Пете» или «Маше», это говорят неким социальным агентам: отцу трёх детей или матери-одиночке, старому товарищу или подружке невесты, ветерану боевых действий или профессору кафедры искусствоведения, бизнесмену или домохозяйке, жиголо или «Мисс Вселенной – 2005».

То есть, когда к нам обращаются, к нам всегда обращаются как к какому-то социальному лицу. Это ваше (и моё) «социальное лицо» – по сути, продукт тех отношений, в которых мы состоим. И понятно, что эта система может весьма специфическим образом отзываться на любой из внешних сигналов, на любую внешнюю информацию.

Представьте, что вы делаете предложение увеселительной прогулки отцу трёх детей, или, как вариант: матери-одиночке, старому товарищу, подружке невесты, ветерану боевых действий, профессору кафедры искусствоведения, бизнесмену, домохозяйке, жиголо и «Мисс Вселенной – 2005». Чувствуете разницу?

Вот, это реагирует ваш «невротический радикал»! Он как бы всегда знает, кто вы, а кто тот, кому вы что-то говорите или предлагаете (например, увеселительную прогулку).

И ещё этот «радикал» практически на автомате чувствует (буквально – ощущает!), что данное предложение будет значить (в социальном плане) для другого человека и чем любое ваше высказывание может обернуться – то есть, как другой человек отреагирует, что он о вас, в связи с этим, подумает и т. д.

Впрочем, у кого-то «невротический радикал» выражен ого-го как, и бежит впереди паровоза (таковы все «невротики»), а у кого-то, в случае превалирования двух других «радикалов» («истероидного» или «шизоидного»), этот внутренний социальный детектор может и не включиться вовсе, или включиться слабо, или странно.

Например, может отреагировать «вычурно», «неуважительно», «неадекватно ситуации» и т. д., но это, конечно, только на взгляд «невротика» (поэтому и в кавычках). «Истероид» или «шизоид» так, конечно, не мыслят в принципе, их совершенно другие вопросы заботят.

Что ж, теперь попробуем представить себе, как «невротический радикал» реагирует на новые вводные – новую информацию, какую-то ситуацию.

У такого человека, понятно, сразу включается иерархический инстинкт, а это значит, что для него будет иметь принципиальное значение, от кого исходит данная информация или кто является участником соответствующей ситуации.

Если информация исходит от авторитетного человека (источника), которого «невротик» воспринимает как того, кто стоит выше его по иерархии (в данной конкретной сфере), то у него автоматически возникает чувство доверия к данной информации. И он, соответственно, начинает пересматривать уже имеющиеся у него к этому моменту данные, учитывая существенную значимость этих – новых – вводных.

Однако же, если человек (источник), от которого исходит данная информация, не воспринимается «невротиком» как «значимый» (то есть, ощущается находящимся ниже его по социальной лестнице), то он будет думать, каким образом опровергнуть эту новую для себя информацию или как-то иначе, не так как ему предлагают, её проинтерпретировать.

Причём аргументы, которые он в таком случае использует, тоже будут носить социальную окраску: «Да это же Клава из соседнего подъезда! Чего от неё ещё ждать-то?!» или «Ну, это же сам Иван Иванович сказал, это серьёзно!».

Тут, впрочем, нужно учитывать одну важную деталь: то, как «невротик» определяет «верх» и «низ», может оказаться ошибкой.

Вполне возможно, что он считает кого-то «иерархическим верхом» – условного Ивана Ивановича, – а он, на самом деле, не обладает действительными знаниями и компетенциями, лишь только нужными регалиями обзавёлся и умеет подать себя правильно.

Или наоборот: возможно тот, кого «невротик» воспринимает как «иерархический низ» – ту самую Клаву, например, – в действительности и нужной информацией владеет, да и вообще не лыком шита, так что к её мнению имело бы смысл, на самом-то деле, прислушаться.

То есть, «невротик» может неадекватно определять своё собственное место в иерархической структуре, что, само собой, учитывая логику его подхода, будет неизбежно приводить к серьёзным ошибкам.

Впрочем, это его «место» в виртуальной «иерархической пирамиде» легко может измениться, если источник информации похвалит нашего «невротика» (произведёт его интеллектуальный груминг) и, тем самым, сделает его членом своей стаи.

С «шизоидом» такой ход обречён на неудачу – ему совершенно безразлично, как конкретно к нему относится собеседник (источник информации). Ему важно, насколько всё в результате произведённой интеллектуальной работы получится «логично», «точно» и «непротиворечиво» внутри его собственной модели реальности.

А кто и как к кому относится… Какое это имеет значение к обсуждаемому вопросу?!

Думайте так же как «шизоид», рассуждайте как он, следуйте той же логике и последовательности умозаключений – и всё, вы достойны симпатии, благосклонности и всяческой поддержки. Ну а если вы ещё и новые горизонты способны открыть его любопытству, то цены вам в его глазах не будет!

С «истероидом», впрочем, подобный хвалебный груминг, как и в случае с «невротиком», может неплохо сработать, но действовать надо крайне осторожно: ваше восхищение должно быть абсолютным, без малейшего налёта критики, оно должно быть посвящено самому «истероиду», а не просто конкретному его достижению.

Вы, наверное, и сами знаете, как одно какое-то неловкое слово или совершенно незначительное замечание может сбить всякий сексуальный настрой в пылу соответствующих нежностей, правда?

Вот и тут так – грумьте, пожалуйста, всецело, без оговорок! И это сравнение с сексом отнюдь не случайно: для «истероидного радикала» базовый инстинкт как-никак – сексуальный (половой, видового самосохранения).

«ЧТО ЭТО Я ВСЁ О СЕБЕ, ДА О СЕБЕ?!»

Однажды я опубликовал на одном модном портале, где меня попросили вести колонку, материал, в котором рассказывал об оборотной (и не лучшей, надо признать) стороне «гуманистической традиции» в философии.

Ничего плохого я своим текстом не замышлял, но редакция издания назвала его скандально – «Смысловой герпес», и скандальность ему, в самом деле, была обеспечена по полной.

На меня напала целая свора комментаторов – завсегдатаев этого сайта, которым сия «гуманистическая традиция» и «смыслы» дороги, как выяснилось, страшно.

Меня ругали на чём свет стоит, обвиняя в «тяжких грехах» позитивизма, материализма и непонимания «смысла смысла».

В общем, у меня возникло очень странное ощущение, когда с тобой начинают оживлённо дискутировать люди, которых ты не знаешь, и более того – скорее всего, и не хотел бы знать никогда. Но что поделать?.. Такой, понимаете ли, формат теперь – все тебе всё могут написать, а ты и думай, что с этим делать.

Но какого же было моё удивление, когда в числе этих комментаторов я вдруг обнаружил автора одной очень толковой монографии по проблемам языка и современной культуры. Причём, ругал он меня страстно, буквально поэтически, с таким апломбом и пафосом, что было за него даже как-то неловко.

Ну, я ответил ему в том духе, что статья, мол, немного о другом, не о том, за что он меня ругает.

И это «немного», должен заметить, было уменьшительно-ласкательным словом – в целом, создавалось полное ощущение, что текста он не читал вовсе, а активную дискуссию вёл сам с собой и собственными демонами.

В ответе к его комментарию я, между делом, заметил, что мне немного странно слышать подобную позицию от человека, который написал такую-то книгу, которая произвела на меня в своё время весьма позитивное впечатление.

И что тут случилось! Это же просто диво-дивное!

Я немедля получил огромный ответный пост, в котором этот же человек – тут же, после всего этого пафоса и апломба, на голубом совершенно глазу, – уверял меня в том, что я просто неправильно его понял, что вообще он о другом говорил, и факты, мною изложенные, прекрасны, и позиция моя важна необычайно, и сам я чуть ли не «светоч мысли» и практически биологический «отец русской демократии», о чём она, правда, не в курсе, а зря-зря-зря!

Но знаете, чем заканчивалась эта тирада? Не догадаетесь, если я не дам подсказку, поэтому вот она – «истероидный радикал». Да, тирада заканчивалась предложением обсудить его книгу!

Понимаете?! Я могу быть каким угодно, простите меня, мудаком, но если мне понравилась его книга, у нас появляется повод для содержательного разговора! Но разговор этот, разумеется, должен вестись исключительно про его книгу и ни о чём больше! О всём другом нужно, напротив, немедля забыть, чтобы не портить общее сладостное впечатление от предстоящего обсуждения.

Что было делать? Я указал в ответ несколько концепций и поворотов мысли в той самой книге моего заочного собеседника, ценность которых не вызывала у меня никаких сомнений.

Но этого, как вы уже, наверное, догадываетесь, ему показалось мало, и он накатал пост о том, что я не упомянул о том-то и том-то, но это очень важно в его книге, потому что то-то и то-то, невнимание! – «Что вы об этом, уважаемый Андрей Владимирович, думаете?»

Ну, конкретно об «этом» я, к сожалению, не думал ничего хорошего. Но, следуя правилам хорошего тона, выразился доброжелательно, хотя и очень обтекаемо. «На том конце провода» у меня затребовали уточнений – ещё и ещё. Я отползал как мог. Потом мне стали объяснять меня через ту его книжку и изложенные в ней теории, а это был уже сущий ад.

В конце концов, моя неспособность находиться в постоянном и безоговорочном восхищении творением моего «истероидного» собеседника (а на самом деле – им самим!), обернулась сначала холодной, многозначительной обидой, затем едкими комментариями уже под другими моими текстами.

В общем, буквально как в анекдоте, когда встречаются два писателя, и один битых два часа рассказывает другому о своих муках творчества, о невыносимости издателя, о нерадивости читателей и т. д. А потом вдруг, спохватившись, восклицает: «Да что мы всё обо мне, да обо мне?! Давайте, любезнейший, о вас поговорим! Как вам моя новая книга?!»

Но вернёмся к нашему «невротику», который, как мы уже выяснили, ориентируется в своём ответе на ситуацию, исходя из социального контекста. Какая диагностическая ошибка ожидает нас здесь, если мы, опять-таки, несколько бездумно воспользуемся соответствущим критерием?

Представим себе человека, который является топ-менеджером крупной компании. У него, соответственно, есть непосредственный начальник – руководитель этой компании.

При этом, наш герой начальника своего уважает, считает, что тот добился выдающихся результатов, и не просто так, а благодаря уникальным талантам, напряжённой работе и блестящему уму.

Но, несмотря на всё это, он внутренне регулярно с ним спорит, не соглашается. Ему кажется, что есть лучший способ руководить и действовать.

То есть не то что бы он считал, будто бы его начальник в чём-то ошибается или вообще дурак… Нет, просто наш герой действовал бы по-другому – выбрал бы другую бизнес-модель, сделал бы ставку на других людей, поддержал бы другие направления развития компании и т. д., и т. п.

Глядя на такого персонажа, мы можем ошибочно заключить, что он «истероид», потому что игнорирует авторитет начальника и хочет заявить о себе.

С другой стороны, мы можем ошибиться, подумав, что это человеке «шизоидным радикалом», потому что он, что называется, «страх потерял» – гнёт свою линию, хотя никто его об этом не просит.

Вполне разумные выводы, должен признать.

Однако же, нет. Речь идёт о классической реакции «невротического радикала», в основе которого лежит иерархический инстинкт и свойственная ему, так скажем, диалектика.

Иерархический инстинкт на то и иерархический, чтобы обладатели его модификаций страстно желали забраться на самый-самый верх любой, подвернувшейся им по случаю социальной пирамиды.

С одной стороны, плох, конечно, тот солдат, который не мечтает стать генералом. И в этом смысле «невротик» – солдат просто идеальный: и авторитет руководства признаёт, и место за штурвалом занять хочет.

Правда, если солдат раньше времени облачится в генеральские лампасы, ничего хорошего из этого тоже не выйдет. А такое, к сожалению, с «невротиками» случается сплошь и рядом, особенно в юношестве и по неопытности.

Если же, опять-таки, отставить психологию в сторону и говорить только о механике принятия решений, то «невротик», даже неоправданно метящий в генералы, мыслит, конечно, социально:

• не из индивидуальных потребностей, как «художник»,

• не из неких абстрактных представлений, как «мыслитель»,

• а из тех соображений, как бы ему лучше обустроиться в рамках группы, чтобы все были довольны и он мог рассчитывать на поддержку.

Впрочем, и амбиции забраться на самый верх этой группы его тоже, как вы, наверное, уже догадываетесь, не покидают.