Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
У реальности нет пределов.
Нельзя покинуть клетку, у которой нет стен. Мы можем попытаться поменять своё положение в ней, куда-то переместиться, но сам континуум от этого не меняется.
Для нас может измениться лишь вид (рисунок) того, что происходит, но не реальность как таковая. Так что попытки обмануть реальность, взять её под контроль столь же амбициозны, сколь и глупы.
Любое наше действие принадлежит реальности.
И это самообман, если нам вдруг кажется, что мы смогли обхитрить реальность, подойти к ней с некой «другой стороны».
Мы можем пытаться вытягивать себя за волосы из пространства реальности, хвататься за крышку, у которой нет ни краев, ни ручки, обманываться. Но всё это не имеет никакого смысла. Игра уже сделана.
Мы имеем место [© Л. Витгенштейн] в реальности, и это всё, чем мы располагаем.
Это вполне очевидный факт, но мы не мыслим его с достаточной строгостью. Напротив, мы идем на всяческие ухищрения спекулятивного толка, создавая тем самым точки уязвимости.
Приписывая себе возможности, которыми мы на самом деле не обладаем, мы совершаем действия, которые не могут привести к ожидаемому результату. Мы лишь запутываемся ещё больше, совершаем новые глупости.
Меняя своё положение в пространстве реальности и фиксируя моменты ситуации под разными углами, мы получаем «разные данные».
Но все эти «разные», как нам кажется, данные, на самом деле, данные о том же самом – о той самой ситуации. Если мы не осознаём этого, мы порождаем ошибки.
Если бы мы понимали, что всякий наш такой «снимок» ситуации – это снимок того же самого, подобная тактика была бы небесполезной.
Мы бы узнавали больше о том, что происходит на самом деле. Не «новое», а что-то ещё о том же самом, действительно увеличивая своё знание.
Наше знание нуждается не в инфляционном приращении его объёмов, а в увеличении его плотности, потенциальной мощности его системы.
Собственно, в этом и состоит различие между теми подходами, о которых говорит методология мышления: традиционном «представлении о реальности» и новометодологической «реконструкции реальности».
«Представления» не имеют никаких ограничений в реальности – «снимков» реальности можно сделать сколько угодно.
Производя новые и новые представления о реальности, нам кажется, что мы увеличиваем своё знание. Но на самом деле речь идёт лишь о банальной инфляции.
Это всё равно, что сделать бесконечное количество фотографий одного и того же человека, а потом сказать, что у нас есть бесконечное количество фотографий людей. Из этого можно, вроде бы, заключить, что раз у нас есть бесконечное количество фотографий людей, то значит, у нас есть фотографии всех людей.
Это очевидный абсурд, но заметить подобную ошибку крайне непросто.
Осуществляя «реконструкцию реальности», мы должны понимать, что невозможно получить достоверный «снимок» реальности (некое идеальное представление о ней).
Нет, мы лишь находимся во взаимодействии с ней, а не «наблюдаем» её со стороны. Меняя своё положение в ней, мы можем обнаруживать новые и новые факты, и этого вполне достаточно.
Но было бы ошибкой надеяться, что, собрав «все факты», мы получим целостное и исчерпывающее видение ситуации. Проблема в том, что нет «всех» фактов, есть лишь наши единичные опыты в ней.
«Реконструкция» не позволяет нам увидеть образ ситуации (некую целостную картинку), она лишь предлагает решение – возможное действие.
Задача не в том, чтобы описать ситуацию, а в том, чтобы занять в ней более выгодное положение (много более выгодных положений).
Если вернуться к образу «множества фотографий», то принцип «реконструкции реальности» исходит из того, что «человек» (реальность) у нас только один, а снимок, на котором он мог бы «поместиться» весь и целиком, невозможен (таковы необходимые вводные ограничения).
Множество фотографий этого «человека» (реальности, ситуации) – это множество разных фотографий того же самого. По сути, мы создаём таким образом большой пазл, состоящий из отдельных фотофрагментов.
Чем больше плотность кадров, тем точнее будет наша реконструкция.
Занимаясь реконструкцией реальности, мы вряд ли сможем получить некий «парадный портрет» реальности (ситуации). Но вот информативность этого изображения окажется на порядки выше любого единичного кадра.
Если мы имеем все возможные фотографии «человека» внутри и снаружи, изображение вряд ли покажется нам «красивым», и оно, надо полагать, не будет выглядеть «целостным» (не сможет быть схвачено нами как единый образ), но оно будет действительно информативным.
Мы инстинктивно ищем некий целостный образ. Мы ищем этой «ясности», этого «понимания» по одной причине – в целях организации собственного действия [© В. Кёлер, М. Вертгеймер, К. Коффка].
Создание нашей психикой целостных образов отдельных фрагментов реальности – не более чем техническая уловка. Это не вопрос действительного исследования или познания.
Стул не интересует нас как набор единичных фактов, он интересует нас как функция стула. Прочие детали ситуации для нас лишние, и мы легко их игнорируем, фиксируясь на привычном употреблении стула как стула.
Мы как бы аппроксимируем фактологию до функции, сворачиваем многообразие в единство вокруг потребного функционала. Эту тактику нельзя не признать целесообразной, но она ущербна, если мы пытаемся ухватить реальность такой, какая она есть.
Эволюционно подобная тактика вполне оправданна (и подкрепляется на физиологическом уровне [© В. Шульц]): ограниченное количество целей предполагает и ограниченный набор вариантов реагирования, а это значит, что и весь внешний стимульный ряд должен быть организован под эти варианты реагирования. Иное понятно, было бы просто бессмысленным.
Так, например, если я могу усвоить какую-то определённую пищу, то весь мир распадается для меня по этому признаку на съедобное и несъедобное. Если кто-то другой может рассматривать меня как пищу, то весь мир делится для меня на тех, кто может хотеть меня съесть, и тех, кто не будет хотеть этого.
В основе, понятно, всегда лежит некая условная «цель» (физическое выживание, например), в соответствии с которой и определяется тот способ, которым я организую представление о себе самом и об окружающем меня мире.
Но и вся информация, с которой я имею дело, дана мне лишь через этот фильтр: мне не нужна просто информация о мире, мне нужно представление о нём, удобное для реализации моих целей.
Таким образом, формирование «карт» реальности, то есть моделей сборки индивидуальных образов реальности (представлений), есть интегрированная в нас биологическая (нейробиологическая) функция.
Впрочем, данные подобных «карт» (представлений о реальности) являются самой настоящей «территорией», ведь, по сути, обладатели (создатели) этих «карт» и есть сами эти «карты» – они происходят так, им случается быть так, таково их место.
То, что кажется обладателю «карты» некой «картой» (то есть его представлением о реальности), в действительности есть его собственное проявление в реальности так (таким специфическим образом).
Он проявляет себя в реальности (и это происходит) так – этим своим представлением. То есть по существу он сам случается как такая «карта». Но тогда очевидно, что эта «карта» (он сам случившийся так) уже не может считаться «картой».
Иными словами, это иллюзия, что кто-то может иметь «карту» территории реальности. Не он её имеет, он ею, в некотором смысле, и является (происходит так, ему случилось быть своим наблюдением).
«Иметь карту территории» – это фикция, ведь в этом случае ничего не происходит.
С другой стороны, и «карта», и «территория» одинаково реальны, только вот то, что мы думаем об отношениях карты и территории, – ловушка, потому что сама эта идея – уже представление, уже модель модели.
Войти с помощью соц. сетей: