Со двора Тенька пошел на бульвар Революции…

Некоторые взрослые удивлялись: давным-давно кончились времена, когда вожди революции считались великими и гениальными, а памятник им в начале бульвара и название остались. Начальство до сих пор не решалось отменить то, что давным-давно устарело. Мэр Блондаренко однажды заикнулся по этому поводу, но на него напустились «левые» депутаты, и мэр притих. Ну и ладно. Теньке было все равно. Пусть хоть какое название, а бульвар все равно красивый и тенистый. Этакий глоток воздуха среди бетонно-стеклянных кварталов. С двумя фонтанами, с разноцветными киосками, с раскрашенными деревянными скульптурами богатырей и добродушных чудовищ. По чудовищам всегда лазала дошкольная малышня.

Солнечные пятна прыгали по плиткам аллеи. А Тенька прыгал по этим пятнам. Все опасения окончательно оставили его. Внутри и вокруг – только беззаботность и легкость. Казалось, что можно разбежаться и полететь над аллеей, помахивая ладонями. Но Тенька не решался на глазах у прохожих. Шагать вприпрыжку – другое дело…

Бульвар был длинный, иногда он расширялся, открывая обсаженные сиренью и яблонями площадки (яблони тоже цвели). На площадках стояли всякие качели-карусели. А в одном месте торчала среди кустов маленькая сцена под похожей на половинку парашюта крышей. Перед сценой стояли ребята и взрослые. На помосте полная тетенька в клоунском костюме показывала разноцветные картины и о чем-то спрашивала зрителей. Их, зрителей, было не так уж много, Тенька без труда пробрался к самой сцене. Видимо, шла какая-то игра или аттракцион. Для платных аттракционов у Теньки не было ни рубля, а если просто так, то почему не принять участие?

Клоунская тетя подняла разноцветный картон. Радостно возгласила:

– Ребята, новый вопрос! Вы все видели верблюдов. Или настоящих, или на картинке! Не так ли?

На картоне был изображен именно верблюд – коричневый, на фоне песка и очень синего неба.

Собравшийся народ с готовностью подтвердил:

– Да-а-а!!

– Но у некоторых верблюдов бывают еще специальные названия. Вот у таких, одногорбых. Как его можно назвать?..

Народ молчал…

Все-таки хорошо, когда ты прочитал немало книжек. Тенька не был выскочкой, но у него вырвалось само собой:

– Дромадер!

Он тут же испугался: вдруг сказал неправильно? Тогда хоть проваливайся в своем сиреневом наряде… Но тетенька возликовала:

– Молодец!.. Мальчик, иди сюда! Получишь приз!

Тенька, стесняясь (но не очень), подошел к самой сцене. Вскинул голову. Румяная клоунша похвалила снова:

– Умница… Вот, получай… – Из-под широченного пышного воротника она достала футлярчик со скобкой. Нагнулась. – Играй на здоровье… Какой красивый кораблик у тебя на рубашке…

Зрители похлопали (правда, не очень дружно).

Тенька пробормотал спасибо, отошел, стал вертеть пластмассовый футлярчик в пальцах. Он сразу понял, что это такое. Надо снять крышку, вынуть стерженек с колечком. В колечке окажется мыльная пленка. Дунешь – и полетит над головами стая пузырей. Хорошая вещь…

А тетя в клоунском воротнике подняла новую картину. Там среди фиолетовых волн и пенных гребней плыла серая подводная лодка с высоченной рубкой. Тенька смотрел сбоку, но разглядел ее хорошо.

– Дети, вы все понимаете, что это подводная лодка! Да?

– Д-а-а!!

– Но есть у нее и другое название! Кто скажет?

И опять молчание. Ну, уж здесь-то, казалось бы, вопрос легче легкого! Тенька подождал. Шагнул ближе. Поднял руку – потому что не знал: можно ли участвовать в конкурсе второй раз?

– А! Снова мальчик с корабликом! Ну, говори!

– Суб-ма-ри-на! – выговорил Тенька. С опаской, что сочтут хвастуном, но и с укором в адрес необразованных зрителей.

– Мо-ло-дец! Подойди. Вот тебе еще один приз… Кстати, последний, в этом соревновании… А теперь мы переходим к литературному конкурсу «Любимые поэты»! Кто наберется смелости, выйдет сюда и прочитает стихи какого-нибудь известного автора?.. Мальчик, может быть, снова ты?

Тенька замотал головой и попятился. Кой-какие стихи он знал, но читать их с помоста, перед толпой (хотя и жиденькой)… Жуть, да и только. Он и в классе-то стеснялся, когда приходилось у доски проговаривать заданное стихотворение…

Спиной вперед Тенька выбрался на край площадки. В кулаке он сжимал два одинаковых пенальчика с кольцами. Неподалеку лежало отесанное бревно с лошадиными головами на концах – этакий Тянитолкай, прилегший в траве и приглашавший: сядьте на меня, отдохните. Странно, что никто не сидел. Тенька пристроился на Тянитолкае верхом, один футлярчик убрал в нагрудный карман (пониже кораблика), с другого сдернул крышку. Так и есть – ребристое колечко с искрящейся пленкой! Тенька глянул сквозь него на пушистое облако и дунул.

Резвой вереницей вылетели два десятка пузырей! Разных. Мелкие – с грецкий орех, покрупнее – с теннисный мяч, а два – даже с небольшой кочан капусты. Маленькие стали лопаться через несколько секунд. А с полдесятка самых больших всплыли метра на два и стали описывать плавные круги. Они переливались радугами и отражали крохотное солнце. И деревья. И облака. И самого Теньку – он сумел разглядеть это!.. И еще что-то они отражали. Или нет, не отражали, а словно прятали в себе – что-то же прозрачное, выпуклое, тонкое, как их оболочка. Это «что-то» складывалось в полузнакомый рисунок. Тенька вытянул шею. Четыре шара улетели неведомо куда, а самый большой стал тихо снижаться. И повис перед Тенькой – так, что можно было коснуться пальцем. Тенька не стал касаться (он же еще не спятил!), но пригляделся.

Внутри шара был различим прозрачный кораблик. Местами его выпуклые паруса сливались с оболочкой шара, но кое-где создавали свой собственный рисунок. А еще заметны были крутобокое тело кораблика, стеклянные мачты и нити снастей… Вот это да! Тенька перестал дышать. А шар опускался все ниже и… становился уже не шаром, а просто корабликом, терял излишнюю округлость. Хотя паруса все равно были похожи на круто надутые пузыри.

Все отодвинулось, кораблик стал самым главным на свете.

«Не исчезай, поживи подольше…»

Кораблик опустился к солнечным цветам одуванчиков, прошел над ними и над Тенькиной кроссовкой. Тенька очень осторожно подтянул ноги и поставил пятки на спину Тянитолкая. Кораблик поднялся на уровень Тенькиного лица. Сквозь паруса были видны ближние клены. Тенька наконец вздохнул. Этот вздох качнул кораблик, тот отплыл, приблизился снова, завис над Тенькиным коленом. Стал спускаться.

– Не надо, – шепнул Тенька, он боялся шелохнуться. Кораблик опустился на колено, невесомо посидел на нем несколько секунд и пропал. Микроскопические брызги еле ощутимо кольнули кожу. У Теньки жалостливо щекотнуло в горле. Но он встряхнулся: «Ведь есть же еще!»

Снова Тенька выдернул колечко, прищурился и дунул. Снова взлетела вереница пузырей. Сперва показалось, что просто пузыри. «Ладно, летите…» Наверно, чудо не может повторяться. Но… два самых больших пузыря задержали полет и начали ходить по кругу. Невысоко от Тенькиной головы. Они… да, они тоже превращались в кораблики…

– Это такое заколдованное мыло, да? – услышал он сипловатый голосок. Оказалось, неподалеку стоят два мальчишки – наверно, первоклассники. Один – похожий на Егорку Лесова, другой – белоголовый и круглый, будто уменьшенный в десять раз Виталя.

– Не знаю, что за мыло… – осторожно сказал Тенька. – Сам вижу первый раз…

Мальчишки переглянулись. Похожий на Егорку очень деликатно спросил:

– Скажи, пожалуйста, а где ты взял… такое… Купил?

Дружелюбные были ребята, и Тенька объяснил, глядя, как улетают кораблики:

– Дали в награду. Вон там, на сцене. Попробуйте, может, и вам дадут. За чтение стихов…

Мальчишки переглянулись опять и рванули сквозь кусты. А Тенька подумал: «Знала эта клоунша, какой подарок дает, или думала, что обыкновенный?»

Махнул крылом ветерок и словно приподнял невесомого Теньку. Тот вскочил на спину Тянитолкая. Ветерок взлохматил и откинул назад Тенькины соломенные волосы. Прижал к телу сиреневый наряд. Рубашка была навыпуск, ее край затрепетал, будто кромка флага. Тенька крутнулся на пятке и встал к ветру спиной. Снова дунул в мыльное колечко. Вереница пузырей получилась длинной. Самые маленькие понеслись впереди, а последние оказались очень крупными. Как арбузы. И опять они превратились в кораблики. В парусах сияли радужные блики. Ветерок ослабел и уносил прозрачную эскадру неторопливо – давал Теньке полюбоваться…

… – Ой, Ресницын… какой ты… Я тебя сперва не узнала… – Это был тоненький знакомый голос. Рядом с улыбчивой головой Тянитолкая стояла Танюшка Юкова.

Тенька ее тоже сперва не узнал – не в клетчатом школьном платье, а в похожем на парашютик бело-красном сарафанчике. Но тут же понял, что это – она. И голос знакомый, и коротенькие светлые косы.

Месяц назад Теньку Ресницына и Сегу Кучеренко Анна Евсеевна рассадила из-за короткой потасовки на уроке рисования. «Будешь теперь сидеть с Танюшкой. Она тебя задирать не станет…» Ну и ладно, Тенька не спорил. Юкова была спокойная и такая маленькая, что ее все звали не Таней, не Татьяной и уж, конечно, не Танькой, а именно Танюшкой. Но Тенька звал ее по фамилии, потому что Юкова его, кажется, стеснялась и всегда говорила «Ресницын». Однако сейчас Тенька вспомнил, что это именно она прибегала к Витале, чтобы рассказать про случай в классе, и… сделалось ему хорошо. Он даже перестал следить за корабликами.

– Танюшка! Вставай сюда! – и подвинулся на круглой спине Тянитолкая.

Она сразу прыгнула к нему («парашютик» взлетел и опал). Покачнулась, ухватила Теньку за локоть и тут же испуганно отпустилась.

– Ой…

Тенька сразу сказал:

– Ты меня сегодня спасла от нахлобучки. Ты откуда знаешь Виталю?

– Мы с его Аленой по соседству живем. Я у нее часто бываю. А он к ней приходит и про все рассказывает. И про ребят с вашего двора…

– И… про меня?

– Ну… про всех. Он любит рассказывать… Я сразу поняла, что лучше всего бежать к нему…

– Ты молодец, – веско сказал Тенька. А выговорить «спасибо» почему-то постеснялся.

– А я тебя сразу не узнала… – повторила Танюшка. – Ты весь такой… непривычный… А потом узнала по растрепанным волосам…

Тенька слегка засмущался.

– Да ладно, чего меня разглядывать… Лучше – вот! Погляди, какой запускатель корабликов… – И дунул в колечко изо всех сил.

На этот раз кораблики получились лучше прежних. Почти все – большие и сверкающие.

– Ой-й… – выдохнула Танюшка.

Тенька вынул из кармана второй, еще не распечатанный футлярчик.

– На. Это тебе насовсем… Давай запустим вместе. Сразу две эскадры!

– Ой… давай…

Тенька помог ей распечатать пластмассовую трубку. Они встали вплотную друг к другу (Танюшкина косичка чиркнула по Тенькиному плечу). Тенька шепнул «раз-два-три», и дунули…

Тенькины кораблики всплыли к листьям кленов. А у Танюшки… У нее получились простые пузыри. Крупные, радужные, но без намека на паруса…

Танюшка снова сказала «ой». Испуганно, словно была виновата.

– Попробуй снова… – Тенька был уверен, что на этот раз у нее получится.

Танюшка зажмурилась и дунула сильнее прежнего.

И опять вылетели обыкновенные пузыри.

«Может, у меня особенный мыльный состав, а у нее обычный?» – мелькнула догадка.

– Попробуй мой… – Тенька приблизил свое колечко к Танюшкиным губам.

Но и на этот раз у Танюшки ничего не вышло. Дунул Тенька – и полетели кораблики. И когда он испытал Танюшкин «запускатель», тоже сверкнули паруса.

– Я всегда такая неумелая… – прошептала Танюшка. – За что ни возьмусь, никакого толку…

Тенька пожалел ее.

– Дело не в тебе. Наверно, здесь какая-то загадка…

– Ой! А я знаю… На тебе кораблики, поэтому и получается! Они будто отражаются в пузырях!

– Наверно, правда! Давай попробуем!

– Что?

– Надень мою рубашку!

– Тень… – сказала она (впервые не «Ресницын», а «Тень»).

– Чего?

– Это ведь… неудобно…

– Да что за фигня! Я же не штаны тебе предлагаю!.. Надевай! Сразу все выясним…

Он сунул свой футлярчик Танюшке в ладонь и начал дергать латунные пуговки (они и правда с якорями!). Но Танюшка быстро вернула «запускатель» Теньке.

– Не надо. Вон моя мама идет, близко. Ищет наверно. Велела ждать у фонтана, а я отошла… Тень, а можно, я все-таки возьму его себе? – Она сжала в пальцах Тенькин подарок. – Я дома еще попробую…

– Конечно!

– У меня дома есть кофточка с матросским воротником и парусом на кармане… – И Танюшка упорхнула, будто ветер унес бело-красный парашютик. Тенька увидел издалека, что высокая женщина в рыжей кофте сердито жестикулирует над Танюшкиной головой. А потом они исчезли за деревьями.

В кармашке на шортах задрожал мобильник. Мама хотела знать, почему Тенька не пошел домой обедать, а слоняется неизвестно где.

– Я позвонила домой, а там глухо! Где тебя носит?

– Я уже иду!

– Сию минуту! Или я… доведу задуманное дело до конца!

Тенька хихикнул и поскакал домой.

Дома он включил микроволновку и вышел на балкон. Снова испытал «запускатель». Несколько больших пузырей послушно превратились в корабли Магеллана. Тенька помахал им вслед. И затем решился на эксперимент. Стряхнул на пол сиреневый наряд, снова шагнул к перилам и дал старт новой команде пузырей. И… ура! Они все равно расправили паруса!

Значит, дело не в том, что на рубашке и штанах корабельная вышивка!

А в чем?

И сработает ли в конце концов «запускатель» у Танюшки? Эта мысль царапнула Теньку беспокойством, но не сильно. Он вдруг понял, что ужасно устал. С трудом вытащил из печки сковородку, нехотя пожевал картошку и кусок жареного судака, вытер подолом майки губы. Майка запахла рыбным магазином. Тенька сдернул и бросил ее на спинку стула. А сам упал на свою узкую диван-кровать. Рывком натянул на себя покрывало, прижался щекой к подушке и поплыл, поплыл среди большущих прозрачных кораблей…

Он проспал до вечера, когда солнце спряталось за башенки Макарьевского особняка. И не проснулся, когда пришла мама. Она включила свет.

– Господи, надо же как набегался! Даже простыню не постелил. Ну-ка, встань, сделай постель как надо!

Тенька поднялся, но стоял, пошатываясь и не расклеивая ресниц. Какое уж «сделай постель». Мама сама принялась расправлять и стелить простыни. Тенька поморгал и на цыпочках двинулся в комнату, которая называлась «спальня». Там он забрался на двуспальную кровать, под мамино атласное одеяло. Укрылся с головой.

Мама появилась через минуту. Откинула одеяло. Сделала вид, что очень удивилась.

– Здрасте! Это что за немытое исхудалое существо? Ну-ка, марш в свою берлогу!

– Ма-а… я немножко с тобой…

– По-моему, ты не в том возрасте, когда спят вместе с мамой.

– Мама, я немножко… Я хочу тебе рассказать…

Он собирался рассказать про пузыри и Танюшку Юкову.

– Чудо-юдо косматое… – Мама прилегла рядом. От нее пахло немножко помадой, немножко шелком, а главное – удивительными мамиными волосами. Тенька носом ткнулся маме в плечо.

– Не подлизывайся. Говори, что хотел…

– Ага, я сейчас… – Но глаза слипались, язык заплетался. Кораблики поплыли опять.

Мама тихонько полежала рядом, запустив пальцы в раскиданные на подушке Тенькины космы. Потом встала, отнесла Теньку на его диван-кровать. Он этого уже не чувствовал… Он тихо летел среди корабликов – в зеленоватом лунном свете (хотя луны в небе не было). Из пространства надвигались громады, похожие на известковые скалы. Тенька понял, что это многоэтажки на берегу пруда. Над ними вздымался смутно светящийся Зуб. Теньке не хотелось к Зубу, но… там ведь жил его Народец. И похоже, что кораблики специально манили его туда – чтобы он повидался с маленьким бумажным племенем. Если сделал и поселил в небоскребе – значит, отвечает…

Пролетели над гладкой водой пруда, и Тенька на миг увидел свое распластанное отражение. Оказывается, он был не голый, а опять в своем трепещущем на ветерке костюме. Потом приблизился берег, каменный парапет, плиты на площади перед Зубом. Кораблики растаяли, Тенька стукнулся подошвами о камни… И что теперь?

Тенька знал: надо было идти внутрь Зуба.

Ох, как не хотелось. Но в снах такие законы, что не хочешь, а все равно идешь. Не было нигде огней. Ни в окнах, ни снаружи. Даже в отдалении – ни фонарика, ни лампочки. Только все тот же зеленоватый свет. Тенькины кроссовки щелкали по плитам: так-так-так… И казалось, какие-то невидимые существа слушают это щелканье. Потом отозвалось эхо. Теньке даже почудилось, что это не просто отзвук, а раздавшиеся в отдалении шаги «деревянных» теток: туп… туп… туп… Но нет, видимо, только показалось. Однако все равно стало еще страшнее.

Чтобы отвлечь себя от страха, Тенька стал вспоминать, кого он весной отправил на жительство в небоскреб.

По правде говоря, помнил Тенька не всех. Мало ли он их напридумывал – героев своих мимолетных сказок! У этих сказок жизнь была иногда совсем коротенькая. Вдруг прыгнет откуда-то в голову, завертится, как пущенная волчком по столу шестеренка от будильника, раскидает искры, рассмешит или опечалит, а потом… потом отходит в сторонку, будто наигравшаяся кошка, которая решила прилечь в уголке и подремать. Таких, отдыхающих в уголках памяти историй у Теньки было множество. Иногда он как бы перетряхивал их, вспоминал заново. Например, про боевых Кузнечиков с копьями из булавок и щитами из пивных пробок – эти храбрецы лихо воевали со зловредными тараканами. Или про веселых артистов из цирка под пестрым зонтиком – они были прыгучими шариками от настольного тенниса и всегда улыбались нарисованными рожицами (звали прыгунов Чак, Скок и Бумка)… А еще был прилетевший с Луны желтый заяц Андрей, оловянные солдатики Чалкин и Пряжкин, летучий мышонок Мыш, целая семья Карандашных огрызков, убежавшие из своих коробок шахматные Пешки… Самыми интересными в Народце Тенька считал домовых из старых кварталов. Раньше эти существа жили в подвалах и чуланах деревянных домов, а когда по приказу мэра Блондаренко дома снесли, подпольные жители сделались бомжами. Тенька построил для них в лопухах (мысленно, конечно) общежитие из фанерных ящиков и порой заходил туда в гости. Ему всегда радовались…

Домовые были разные. Ворчливый и лохматый, будто кусок овчины, Юшкин; добродушный Калач с загнутыми кренделем усами; всегда сопящий и пыхтящий Чайник-Заваркин; похожий на обросший желтой травкой кувшин Квас-Квасыч; вспыльчивый и встрепанный Петух ешкин (он и правда был совсем как петух – в красных штанах и маленьких валенках со шпорами).

Домовые иногда ссорились, но не всерьез, а по привычке. И любили рассказывать всякие истории – про себя и про загадки домов, где жили раньше (клады там всякие, привидения, говорящие портреты, скачущие доминошки и все такое прочее). Рассказывали друг дружке и Теньке. Тенька понимал, что домовые чаще всего врут, но было интересно. Иногда вокруг домовых собирались жители других сказок, становилось шумно. Лунный заяц Андрей играл на балалайке, лохматый Юшкин сипло пел песни Высоцкого…

Все это порой перемешивалось в голове у Теньки, и бывало, что в неподходящее время. Например, Анна Евсеевна разбирает ошибки в диктанте, который писали накануне, а у Теньки в мозговых извилинах прыгают Чак, Скок и Бумка – они затеяли фехтовальную игру с Кузнечиками (а Квас-Квасыч ворчит на них: что за молодежь…).

«Ресницын, интересно, для кого я говорю? Это ведь ты написал слово «автомобиль» без мягкого знака…»

«А?.. Ой… Анна Евсеевна, я хотел с мягким, а он куда-то ускочил…»

«Ты и сам куда-то ускакиваешь то и дело. Вернее, улетаешь. Перестань витать в небе и опустись на стул…»

«Ага…» – Тенька вскакивал и шлепался на сиденье стула и потирал себя сзади, будто и правда хлопнулся с высоты. Танюшка Юкова поглядывала сбоку – не поймешь, то ли с укором, то ли с сочувствием… Народец из Тенькиной головы разбегался. На некоторое время. А потом – опять. Иногда с ним было интересно, а порой он делался надоедливым. Тенька почувствовал облегчение, когда отправил жителей всех своих сказок на жительство в Зуб. Случалось, они и теперь являлись к нему, но не каждый день. Видимо, привыкли жить сами по себе. А новые сказки придумывались не часто…

Но вот Народец вспомнился опять, и пришло время навестить его. Конечно, всех повидать не удастся, но можно просто войти в пустоту небоскреба, задрать голову и крикнуть: «Эй, как вы там?! Я вас помню! Приходите в гости!»

Страх был похож на подвешенные в воздухе мешки с опилками. Тенька расталкивал их грудью и шагал по ступеням к высоченным дверям небоскреба. Повернуться бы и убежать! Но нельзя было обмануть лунного зайца Андрея, крылатого Мыша, домовых, солдатиков, цирковых попрыгунчиков и всех, всех, всех… К тому же Тенька чувствовал, что убегать будет не менее страшно, чем идти вперед. Да еще и стыдно… И он шагал, шагал и больше всего боялся опять услышать редкие деревянные шаги: туп… туп… туп… Но таких шагов не было. Только щелканье Тенькиных подошв. С этим щелканьем он и вошел во тьму необъятного вестибюля.

Тьма пахла сырой штукатуркой. Она была непроницаемая и зябкая. У Теньки на щеках, на шее, на руках и ногах высыпались пупырышки. Куда идти в этой черноте, было непонятно. Ну и ладно. Тенька с облегчением решил, что можно окликнуть Народец и отсюда: «Привет! Не скучайте! Придумывайте новые сказки!»

Правда, сначала надо было набраться смелости. Не так-то просто заставить себя прорезать голосом здешнюю темноту. Конечно, никого, кроме Народца, во всем Зубе нет, но сама темнота… не то чтобы враждебная, а какая-то нездешняя. Совсем непроницаемая… Хотя… слева проступило светлое пятнышко. Желтое, пушистое…

И вдруг пятнышко превратилось в расширяющийся луч. Он сделался ярким и протянулся к Тенькиным ногам. Как светлая дорожка. Высветил черно-желтые плитки каменного пола. И… стук-стук-стук – будто чьи-то шаги. Но это не были деревянные шаги ювенальных теток. В них звучало веселое щелканье.

В луче появилась красная лошадка. Игрушечная. Ростом с небольшую кошку. Таких продают в ларьках с русскими народными игрушками. На боках виднелись узоры из пестрых цветов и листьев. Грива завивалась в белые твердые кольца. Ноги с черными копытцами были словно склеены друг с дружкой – задние вместе и передние вместе. Но это не мешало маленькому коню скакать резво и ловко. Он подпрыгнул к Тенькиным кроссовкам, запрокинул голову. Круглые глаза коняшки блестели, как живые.

Тенька сел на корточки. Маленький конь был не из его Народца. Не Тенькин, а чей-то. Но он был славный. Тенька пальцем провел по спинке. Твердая, гладкая. То ли пластмасса, то ли толстый слой бумаги, который называется папье-маше.

– Ты чей? – спросил Тенька шепотом.

Лошадка не ответила, но Теньке показалось, что в ее твердом тельце тюкнуло сердечко… С этим ощущением Тенька провалился в новую глубину сна, где уже не было ничего связного. Только искры, как на прозрачных парусах…