Маме Тенька не стал морочить голову по поводу Лискиной сестры. Просто сказал, что Виталя спрятал погибшую Лиску в подвале, чтобы похоронить наутро, а она исчезла, и теперь – вот… Мама не очень удивилась. Погладила Лиску и объяснила:

– Кошки очень загадочные существа, это знали еще в Древнем Египте. С ними нередко случаются чудеса… Ты разве не читал книжку «Томасина» и не смотрел такое кино?

– Не-е…

– Там тоже про рыжую кошку, она жила у маленькой девочки, а потом безнадежно заболела, и ее усыпили в клинике. И ребята ее похоронили. А она ожила и вернулась. Видимо, какие-то силы Земли повлияли на нее… Я, когда читала, слезами обливалась…

Тенька лег спать, и Лиска привычно прыгнула к нему на постель. От нее даже пахло как раньше – пыльной травой пустырей…

Мама постояла над притихшим, закрывшим глаза Тенькой. Наклонилась, коснулась губами его заросшего виска.

– Спокойной ночи. Не переживай больше. Хотя… если захочется, поплачь немножко. От этого делается легче…

Тенька не стал плакать. Ему и не хотелось… Однако ночь не была для него спокойной. Сначала у девятилетнего мальчика Теньки Ресницына впервые в жизни заболело сердце. Правда, не сильно и не надолго. Просто кольнуло его и слегка сжало. Тенька даже не испугался, только удивился чуть-чуть. Лиска тут же выбралась у Теньки из-под бока и легла ему на грудь. Боль растаяла. Тенька провел по Лиске ладонью и уснул. Но сны были какие-то непонятные. Сначала Тенька увидел Большое Колесо Мироздания. Казалось бы, разглядеть его – бесконечно громадное – целиком невозможно. Однако Тенька охватывал взглядом и ощущал его непостижимые размеры. Он понимал, что должен быть благодарен Колесу за Лиску, но почему-то этой благодарности не ощущал. Слишком уж оно было бесконечное и едва ли помнило рыжую кошку и мальчика в полинялой рубашке с корабликом. Оно медленно вращалось, в этом вращении была неумолимая обязательность, но не было объяснения: что заставляет его вертеться?

Вокруг Колеса громоздились колеса поменьше и какие-то механизмы. Тоже медленно вертелись и тихонько вздрагивали. Тенька смотрел на них без любопытства. Так ясельный малыш в парке глядит на великанское колесо обозрения. Оно слишком громадно для его понимания, устройство его непонятно, и малыш знает, что его не пустят ни в одну из разноцветных капсул, которые неторопливо ползут в поднебесье. Да и не хочет туда. Его тревожит затерявшийся в траве желтый мячик. Так и Тенька сейчас больше думал не о Колесе, а о Лиске: не случилось бы с ней чего-нибудь снова…

Потом он все-таки встряхнулся, вспомнил чугунную полосу в подвале и сказал Колесу спасибо. И сон сразу сменился, будто в телевизоре переключили канал.

Тенька увидел себя внутри гулкого помещения и понял, что он в нижнем вестибюле Зуба. В туманную серую высоту уходила плавными поворотами широченная лестница. Кое-где воздух прошивали плоские желтые лучи. Они были холодные. От каменного пола тянуло сыростью. Надо было бы уйти отсюда под открытое небо, под теплое солнце, но Тенька вдруг услышал сухой стукоток. Вроде как Лиска щелкала ногтем-колечком по каменным плитам. Тенька завертел головой. Но увидел не Лиску, а игрушечного коня – красного, расписанного пестрыми цветами. И сразу вспомнил этого конька из прежнего своего сна.

Конек глянул черным блестящим глазом, словно приглашал Теньку за собой. И запрыгал спаренными ногами по ступеням. И Тенька пошел, потому что в снах свои законы: идешь не оттого, что хочется, а так надо. Впрочем, боязни Тенька не испытывал. Было любопытно – что за лошадка и куда она скачет. Явно они повстречались неспроста…

Красный конь-игрушка скакал вверх – казалось бы, не быстро, но Тенька догнать его не мог. Все время оставалось расстояние в три шага. Миновали уже несколько этажей. Потом еще. Тенька не уставал, но нарастала досада.

– Ну, подожди же ты!..

Конек весело оглянулся, и в этот момент послышались шаги позади. Тяжелые и недобрые. Сразу вспомнилась поступь ювенальных теток. Тенька оглянулся. На десяток ступеней ниже двигались две широкие угловатые фигуры. Без лиц, в каких-то балахонах. Контуры их казались размытыми, но в этой размытости не было легкости, которая должна ощущаться в призраках. Наоборот, чудилась дубовая тяжесть.

И Тенька рванулся вверх. Красного конька впереди уже не было, да Тенька и не думал о нем. Он думал, как бы спастись. Серые колоды не догоняли его, но и не отставали. Они понимали, что Тенька не уйдет – дальше вершины Зуба пути не было.

Сколько времени прошло, Тенька не знал – во сне это не ощутишь. Но в нем нарастал обморочный страх. Потому что, если они поймают его, впереди не будет уже ничего хорошего. Не будет прежней жизни, где мама, Лиска, лето, ребята, Виталя… Будет неволя. Та, от которой он спасся позапрошлой осенью, прыгнув с гибкой доски в развилку клена…

А сейчас куда прыгнешь?

И вдруг Тенька вспомнил…

Он ведь был сейчас не просто Тенька, а мальчик из тревожного сна про непонятные миры. Из города, который вовсе не Айзенверкенбаум (неуютный, но привычный), а какой-то совсем другой. И здесь жили люди, которых Тенька не знал наяву, но знал во сне. Всякие люди – злые и добрые. Среди добрых был мальчик, недавно подружившийся с Тенькой. Из каких-то дальних краев. Он оказался здесь случайно, задержавшись в своем долгом, непонятном для Теньки пути, и собирался скоро отправиться дальше. Причем по воздуху. Он ждал, что за ним прилетит воздушный шар.

– А для безопасности я сделал парашют… – шепотом признался он. И рассказал, что сложенный парашют выглядит как обычный школьный рюкзак. И спрятан он на верхних этажах Зуба, потому что именно на крышу небоскреба должен опуститься шар.

Где спрятан? Найти бы его – тогда спасение!

И Тенька нашел! Сон милостиво повернулся ему навстречу. Из ниши в мраморной стене спускались брезентовые лямки. Тенька дернул их на бегу, рюкзачок с красным коньком на крышке вывалился к ногам. Тенька надернул лямки на плечи, сцепил их на груди кожаной перемычкой. Нащупал и сжал в кулаке железное кольцо. Бух-бух-бух – раздавались за спиной неумолимые шаги, но было уже не страшно. Тенька знал, что выскочит на верхнюю площадку и ринется вниз. Высота не страшна. А парашют откроется обязательно!

Сколько еще пролетело минут и этажей, Тенька не понимал. Он выбежал на площадку, окруженную частоколом антенн. Сердце сильно стучало, но силы еще оставались. Вокруг распахнулось сизое пространство. Квадратные бетонные кварталы лежали внизу, будто листы громадной карты. Тенька подошел к перилам и оглянулся на люк, из которого должны были вылезти враги. Интересно, какие они при свете дня? Какие бы ни были, Теньку им не достать. Он дождется их, покажет им язык и метнется через перила, дернет кольцо!..

Бах-бах-бах – отдавались внутри шаги стопудовых деревянных теток.

– Чтоб вы провалились! – в сердцах сказал Тенька.

И они провалились, так и не показавшись на свету. Вернее, провалился весь небоскреб. Он содрогнулся как бы от внутреннего взрыва. Не рассыпался, не рухнул, а начал уходить вниз, будто в земной толще открылась громадная пустота. И уходил он так быстро, что легонький Тенька не успел за ним, повис в пустоте. В щекочущей душу невесомости. А когда сила притяжения наконец потянула Теньку к земле, он рванул парашютное кольцо.

Он был уверен, что над головой хлопнет шелковый купол. Но случилось непонятное. Из рюкзака стали вылетать пестрые футболки, носки, полотенца. И уже устремляясь в пропасть (и стараясь растопыренными ладонями погасить в густом воздухе скорость падения), Тенька понял, что в Зубе, на лестнице, схватил не тот рюкзак. Наверно, мальчик приготовил имущество для скорого путешествия, а парашют спрятал в другом месте. Объяснение было до обидного простым. А воздух свистел в ушах. Тенька не боялся удара о землю, хотя понимал, что это будет конец. Но было досадно, что конец – из-за дурацкой ошибки. Футболки и полотенца остались высоко над головой, казались в небе разноцветными лоскутками. Тенька рванул перемычку лямок, и рюкзак сорвало встречным воздухом. «Может, еще спланирую…» – подумал Тенька, работая ладонями, как самолетными закрылками. Но плавного полета не получилось, он летел комком, и сиреневая одежонка трепетала, как флажок. Но вдруг мягкая невидимая сила остановила падение, охватила Теньку со всех сторон…

Это лишь в первый миг показалось, что невидимая. Почти сразу Тенька разглядел, что его облепили большущие пузыри с прозрачными корабликами внутри. Брызнуло солнце, и на выпуклых парусах зажглись искры. Мерцающее облако бережно опустило Теньку посреди Макарьевского двора. Было раннее утро. К севшему на каменные плиты Теньке подошел Сима, помахал хвостом.

– Хороший… – сказал ему Тенька и погладил голову с седыми волосками…

Проснулся Тенька с беспокойством. Казалось бы, сон кончился хорошо, но осталась тревога. Что там стало с маленьким красным конем? Уцелел ли?

Ну, ладно, конь был приснившийся, и ничего страшного с ним случиться не могло. Но ведь в Зубе обитали и другие жители. Тоже не совсем настоящие, но и не приснившиеся. Это были герои сказок, придуманные Тенькой в прежние времена и отправленные на корабликах – чтобы осваивать Зуб, как неведомый материк. Но Зуб-то мог рухнуть в любой момент – сейчас Тенька был в этом убежден. Конечно, обломки не могли раздавить придуманных гномов, домовых и зверят, но погубить их в разорванном на клочки сказочном пространстве все же могли. Не будет пространства – не будет Народца.

Тенька понимал, что он обязан спасти Народец. Казалось бы, какая может быть забота о тех, кого на самом деле нет? Но… как же нет, если он их сам придумал? И отправил туда? Раз отправил, значит, надо выручать. Иначе получится, что он предатель. Предательство никому не сходит с рук. Вдруг не так шевельнется на оси Всемирное Колесо? Тенька думал теперь о нем без прежнего равнодушия, с осторожной такой теплотой, не как во сне. Снова вспомнилась чугунная полоса и Виталин рассказ о бабочке. Бабочку спасло Колесо (и Лиску тоже!), Теньку во сне спасли воздушные кораблики. А придуманных героев Народца спасет кто, если не Тенька? Чарли Пупа, Пылесосова, Гвоздило, Пустотеркина, пешечных солдатиков Пимку и Бимку, зеленого зайчонка Зюзю, крохотных актеров из пластмассового театра и картонных матросов с парохода «Тур Непс»?.. Тенька последнее время и не думал о них, а теперь понял, что помнит всех. И дело было не только в том, что судьба могла наказать за измену (например, снова отобрать Лиску). Теньке стало просто жаль малышей своего Народца – тех, с кем он раньше коротал длинные вечера…

Мама ушла на дежурство. Лиска уснула на краешке постели. Тенька запер квартиру и отправился к Зубу.

Дорога была непростая, в обход Городского пруда, по парадной плотине, через которую проходила главная городская улица – проспект Народной власти. На плотине погромыхивали трамваи и проносились лаковые иномарки. Слева от плотины синел просторный водоем, справа вытекала из шлюза речка Таволга, которая была когда-то большой рекой, а потом превратилась почти в ручей (правда, мелкие моторки по ней еще бегали).

Тенька не так уж часто ходил по городу: считалось, что детям такого возраста не следует одним появляться в центре. Были даже слухи, что полиция отлавливает таких путешественников и забирает в детскую комнату (а оттуда недалеко и до детприемника). Поэтому Тенька шел с оглядкой, готовый в любую секунду рвануться в бега. Но никто не обращал на него внимания. Он свернул на Рабочую набережную и скоро подошел к бетонному забору, который огораживал территорию недостроенного Центра-Сити. Среди бетонных плит виднелись широкие щели. Тенька, оглянувшись, протиснулся. Сразу обступила его глухая, инопланетная тишина. Беззвучно качались у плеч цветущие головки репейника и осота. Тенька порадовался этим зарослям – через них можно было украдкой подобраться к необъятному крыльцу Зуба. Зуб подымался над Тенькой на космическую высоту. Отвесный, желтый от утреннего солнца.

Тенька с обмиранием вышел к широченным, заваленным щебенкой ступеням. Отсюда надо было идти к похожим на ворота дверям по открытому, горячему от солнца пространству. И пространство это было недобрым. Тенька съежил плечи. А может, остаться здесь? Прямо из репейников крикнуть Народцу: «Убегайте, улетайте!» Но это было бы не по правде. Народец мог не услышать. Нет, полагалось довести дело до конца.

«Если кто-нибудь схватит и спросит: «Зачем пришел?» – можно сказать: «Играю. Не знал, что сюда нельзя…» Не обязательно ведь сразу поволокут в полицию. Да можно и сбежать…»

Тенька сосчитал до трех и рванулся вверх по высокому, как ступенчатая пирамида, крыльцу. Никто не гнался, не кричал «стой!». И Тенька с разбега влетел через открытый дверной проем в холл. Тоже необъятный, как во сне…

Сразу стало ясно, что никого здесь нет – ни поблизости, ни на дальних этажах. Только где-то в закоулках жил Народец. Тихий, ни для кого, даже для Теньки, невидимый.

«Привет», – тихонько сказал Тенька Народцу. И достал из кармашка мыльный запускатель. Он давно им не пользовался и теперь испугался: «Вдруг не получится?» Но все получилось, ведь Тенька был в своем костюме с корабликами. Большие пузыри взмыли на несколько метров, когда Тенька дунул в колечко. Откуда-то сверху падали лучи, и в них заиграли радугами круглые паруса.

«Улетайте, – велел Тенька Народцу. – Все улетайте! Садитесь на корабли и летите в заброшенные деревни. Их много вокруг города, увидите с высоты. И живите там в зелени и деревянных домах. Зачем вам этот небоскреб, он скоро упадет…» Тенька дунул снова. И еще, еще. Целая эскадра повисла над головой. Потом пузыри стали лопаться, кораблики таять. Но это не значило, что они погибали. Просто невидимые существа подпрыгивали, хватались за снасти и якоря, взбирались на палубу и отправлялись в соседние пространства – ведь они привыкли слушаться Теньку. Он дунул последний раз, помахал вслед исчезающим корабликам, шепнул: «Я буду вас вспоминать…» Печали почти не было, хотя чуть-чуть щекотнуло в горле. С пониманием, что все он сделал как надо, Тенька повернулся, чтобы уйти.

В громадном светлом квадрате выхода темнел тонкий силуэт. Видно, что мальчик…