Косой назывался сложенный из булыжников длинный пирс. Он вдавался в пруд недалеко от Макарьевского двора. На Косе зацветали тополя. Пух еще не летел с них, но белые, похожие на цветы черемухи, гроздья уже свисали с веток.

Дорога на пирсе была бугристая – где-то старый асфальт, где-то втоптанный в землю гравий. Колеса – трюх, трюх, трюх… Тенька весело ойкал. Шурик звякал звонком – просто так, потому что встречных не было.

Но по сторонам от аллеи люди были. Несколько парней студенческого вида протягивали между тополями толстую проволоку, на уровне своего роста. Кое-где проволока была уже натянута. На ней висели куски рельсов и металлические пластины. А в одном месте – даже медный колокол размером с ведерко (проволока сильно провисала).

– Шурик, для чего это они? Давай спросим…

– А я и так знаю… – Шурик снова позвонил. – Это сигнальная система.

– Зачем?

– Здесь будут дежурить всякие добровольцы. Следить, чтобы не спилили тополя.

– А зачем их пилить? – удивился Тенька.

– А зачем большие деревья срезают по всему городу? Виталя говорил, что «Зелентрест» деньги зарабатывает. Его начальник – родственник мэра, вот и договорились. Спилить один тополь сто́ит пять тысяч рублей. Работа – раз плюнуть, а заработок вон какой… Скоро во всем городе не останется деревьев. А называется «благоустройство».

– Вот паразиты, – сказал Тенька, стараясь не выпустить кораблик (его дергал встречный ветер). Он замечал, что деревьев на улице все меньше и меньше, но до сих пор не задумывался: отчего это?

– А здесь тополя трогать совсем нельзя, – объяснил Шурик. – Их посадили ветераны войны и труда. Раньше это место называлось Ветеранская аллея.

– Я и не слыхал про это…

– Мне дед рассказал. Он вчера к нам в гости приехал из Заводоохтинска. Чтобы повстречаться с друзьями. С теми, кто сажал эти тополя. Давно еще, пятьдесят лет назад…

Они объехали разрушенный павильон водной станции и спрыгнули в сурепку. Шурик положил велосипед.

– Отдохнем чуть-чуть, ладно?

Сели рядышком в жесткие стебли, прислонились к штукатурке фундамента. Тополей отсюда было не видать, но сквозь прогретую солнцем тишину донесся от них звонкий удар. Наверно, кто-то брякнул палкой по рельсу. Звук был тревожный

– Так и будут дежурить, днем и ночью? – спросил Тенька.

– Пока не добьются от мэра обещания, что никто не тронет тополя. Ветераны написали протест… Это их памятное место, они здесь каждый год встречаются в конце мая…

– Я про своих дедо́в ничего толком не знаю, – насупленно сказал Тенька. – Один работал в депо, а другой бухгалтером. Но не воевали… Они умерли, когда меня еще не было… А твой дед кем был на войне?

– Да что ты, он только родился перед самой войной!.. Он ветеран труда. Вкалывал всю жизнь… Рассказывал, как со студенческим отрядом они строили Ярксонский полигон на Севере. Говорил, что иногда опасность была, как на войне…

– Это уж точно… – согласился Тенька, словно сам бывал на Ярксонском строительстве. Но тут же «ветеранская» солидность слетела с него, как тополиный пух под ветром. Тенька взвизгнул, завалился на бок и кувыркнулся назад.

– Ты чего? – изумился Шурик.

Тенька знал, что в слабостях лучше признаваться сразу – тогда есть надежда, что отнесутся с пониманием. Он сказал издалека:

– Шурик, смейся, как хочешь, но я боюсь тараканов пуще смерти…

– А где таракан-то?!

– Да вон же!

По стеблю сурепки, недалеко от верхушки, деловито взбирался черный усатый зверь длиной в три сантиметра. Шурик сунулся к нему, пригляделся.

– Тень, это не таракан!

– А кто это?

– Жук такой! В Каменке, где наша дача, их полным-полно. Пацаны их там зовут «капитаны». Смотри, сбоку желтая полоска. Будто капитанская нашивка.

Тенька пригляделся с безопасного расстояния. «Нашивку» не увидел, но… похоже, что и правда не таракан! Тенька придвинулся, уселся по-турецки и… взял черное насекомое двумя пальчиками. Повертел перед носом и безбоязненно посадил на ногу, у колена.

– Ой… – дернулся Шурик. – А говорил, что боишься…

– Но не таракан же! Я только тараканов боюсь, а всякую другую мелочь нисколечко…

– А почему так?

– Не знаю… Мама говорит, что это наследственность…

– Она их тоже боится?

– Да. И теперь такая счастливая, что они из всех домов куда-то повывелись… А еще она боится пауков, а я ни капельки. Могу посадить на локоть и разглядывать в лупу…

– Жуть какая, – вздрогнул Шурик. – Я бы сразу в обморок… – Этим он как бы поставил себя рядом с Тенькой: мол, оба мы кого-то ужасно боимся…

Усатый «капитан» между тем посидел и двинулся в путь по ноге. Его лапки щекотали кожу. Тенька не мешал жуку, только прижал к ноге кромку шортиков, чтобы «капитан» не залез внутрь. Тот забрался на материю сверху. Пошел к вышитому кораблику.

– И правда капитан, – сказал Тенька. – Знает, куда идти.

– Тень, давай отправим его в море на твоем корабле! – Шурик схватил из травы пенопластовое суденышко.

Тенька поморщился:

– Не-е…

Шурик вопросительно молчал.

– Мало ли что с ним случится? Вдруг смоет с палубы, – сказал Тенька. И царапнула досада, что надо объяснять такие простые вещи. Он осторожно пересадил «капитана» с вышитого паруса в траву.

Шурик повозился и неловко проговорил:

– Тень, я так просто сказал. В шутку…

– Я понял, – с облегчением соврал Тенька.

– А ты… если бы настоящий таракан… ты его отправил бы?

Тенька поморщился опять:

– Нет, конечно. Он же не виноват, что я его боюсь…

– Но тараканы же вредные…

– Если вредные, надо выметать… А зачем издеваться!

– Я тоже не люблю, когда издеваются… У нас в Каменке был один такой… Поймает жука или божью коровку и жарит солнцем через увеличительное стекло…

– Шизик, да?

– Наверно… Я с ним один раз подрался, только он сильнее… А потом Борька Князев, большой парень, напинал ему, а стекло забросил в озеро… Ну, будем отпускать кораблик?

– Да! Ой… надо же написать имена…

– Какие?

– Ну, я же в прошлый раз говорил: игра такая… Надо записать на бумажке имена тех, кто уплывает…

– Тех, кого ты придумал? – осторожно уточнил Шурик.

– Ну… да… – Тенька почти не стеснялся Шурика, ощущал его понимание. – Они доплывут до Зуба и поселятся там… Только я забыл карандаш и бумагу. В школьных штанах…

Шурик с готовностью зашарил в карманах джинсов. Выудил брелок с чернильным стерженьком и старый билет с карусели.

– Годится?

– Конечно!

Тенька положил билет на крышку мобильника, нацелился шариковым наконечником… После того как он отправил Народец в весеннее плавание, сказки у него придумывались редко. Из новых героев жили в памяти всего четверо. Тенька вывел синие печатные буквы:

Чарли Пуп

Пылесосов

Гвоздило

Пустотеркин…

Шурик смотрел через его плечо.

– Чарли Пуп – это маленький клоун, – объяснил Тенька. – Пылесосов и Гвоздило были домовыми в избушке одной бабки, а теперь они бомжи. Пустотеркин – космонавт-лилипутик, он не помнит, где его планета. Летает в космической пустоте…

– Но он вспомнит? – полушепотом спросил Шурик.

– Вот окажется в Зубе, там ему объяснят…

Тенька сложил билет вдвое, надел его на переднюю мачту поверх паруса.

– Вот… пусть плывут…

Они сбросили обувь, по колено вошли в воду – на отмели она была теплая. Тенька дал кораблик Шурику:

– Подержи. Он ведь наш общий…

Шурик послушно подержал и вернул. Тенька опустил кораблик на воду. Ветерок был с берега, самый подходящий. Кораблик побежал, прыгая на мелкой ряби.

Постояли, помахали ладонями.

– Пойдем, – сказал Тенька. – Они не любят, когда долго смотрят им вслед…

– Ага… ой, подожди! Пусти за ними пузырчатые корабли. Воздушное сопровождение…

«Молодец Шурик, правильно догадался!» – Тенька выхватил из кармана запускатель, поднес к губам колечко. И…

– Шурик, попробуй ты…

– У меня не получится…

– Попробуй. У тебя майка морская…

Шурик дунул…

Ура, получилось! Правда, пузырей оказалось всего два, зато большущие! И сразу превратились в кораблики с крутыми парусами.

– Твой и мой, – сказал Тенька. – Вот. А говорил, не получится…

Прозрачные кораблики улетали вслед за суденышком с бумажными парусами, которое было уже далеко… Пронеслись две речные чайки, но в сторонке. Удивленно покричали издалека. Шурик и Тенька пошли к велосипеду. Над Косой опять раздался тревожный звон. И тут же отозвался дребезжаньем Тенькин мобильник.

– Мам, ну чего? Мы с Шуриком гуляем…

– Зайди ко мне.

– Зачем?

– Узнаешь… У меня лопнуло терпение…

– А че я сделал?

– Зайди, тогда поймешь, «че»…

Непонятно: в шутку или всерьез?

– Шурик, довези до вахтерки…

Мама оглядела Теньку от волос до кроссовок.

– До чего всклокоченный… Вчера надел новый костюм, а сегодня будто тебя жевал… непонятно кто…

– Динозавр… Мама, а ты знаешь, что тараканы такая же древняя порода, как динозавры? Я читал в Интернете…

– Не заговаривай мне зубы… Поставь стул посреди комнаты.

– Зачем?

– Затем, что у меня лопнуло терпение.

«Опять? Ой-ой…» Она хочет положить его поперек стула и сделать то, что собиралась вчера? Но мамина сердитость была не настоящая. Тенька снова спросил:

– Че я сделал-то?

– Поставь стул и садись.

Он послушался. Мама с размаха окутала его пестрой простыней, от которой пахло стиральным порошком. Взяла с гвоздя ножницы – длинные и блестящие.

– Ай… не надо…

– Цыц… Если я не могу спровадить тебя в парикмахерскую, остригу сама…

– Только не коротко!

– Под самый корешок. Потом будет меньше забот…

– А-а!..

– Сидеть!

Но, конечно, коротко стричь Теньку она не стала – не враг же собственному сыну. Прическа осталась довольно длинной, только стала аккуратной, как в лаковом журнале «Наши дети».

– Ну?

Тенька вытянул шею, глянул издали в зеркало под большими «Правилами распорядка».

– Ну… ничего… А зачем ты меня гнала в парикмахерскую? Ты же мастерица лучше всех…

– Не подлизывайся. Гнала, чтобы ты проявил самостоятельность. До сих пор боишься куда-нибудь один сходить…

– Я не боюсь! Я… наоборот! Мама, дай двенадцать рублей! Я куплю запасную мыльную запускалку! Их продают в киосках у рынка!

– Сразу извлек выгоду…

– Ма-а, ну дай…

– Дай уехал в Китай, остался один Попрошай…

– Но ты же сэкономила на стрижке! Парикмахеры скачали бы не меньше сотни!..

Тенька догадывался, отчего мама долго не стригла его сама. Она – бывший гример, парикмахер и ретушер – боялась напомнить себе о прежней профессии. Но вот, решилась… Тенька, дергая плечами и ногами, скинул простыню, вскочил. Сунулся ближе к зеркалу.

– Стал похож на приличного ребенка. Снаружи… – решила мама.

– Ага… Только чересчур уж какой-то красивый…

– Дело поправимое… – Мама растрепала его волосы. И Тенька сделался прежним, только без клочьев ниже ушей и без отросших до ворота «хвостов». – Гуляй, красавец… Мог бы и спасибо сказать.

– Мам, спасибо… А двенадцать рублей?

– Сил моих нет… Бери и выметайся. И не забудь про уроки. Я звонила Анне Евсеевне, она сказала, что задала вам стихи про весеннюю грозу.

– Господи, да я знаю их с детского сада!