На работу мы (то есть – я), конечно, припозднились. Мои пациенты уже озабоченно гудели в предбаннике кабинета групповой терапии. И радостные – «Будет! Будет!» – приветствовали наше появление.
– Будет, будет! – шутливо повторил я, открыл кабинет, и все быстро расселись по своим местам.
Впрочем, мест на всех, как это часто бывает, не хватило, но те, кому не досталось кресел, расположились кто на коленях у «товарищей по несчастью», кто на столе для заполнения бланков психологического тестирования.
Зар устроился в углу на разваливающемся диванчике, так, что мне были едва видны миндали его глаз, что наполнились каким-то трепетным смущением.
– Ну, что, дорогие мои, я обещал рассказать о депрессии?
– О ней самой! – весело отвечали собравшиеся.
– Вот и хорошо: о депрессии, так о депрессии. У всех депрессия?
– У всех! – они смеялись.
– Я тоже так думаю.
Много видел я слез. Но скажите мне, о чем плакали эти люди, если не о себе? Я зову их плакальщиками на собственных похоронах, но не потому, что не люблю их, а потому, что не любят они себя Самих!
Одиночества боится человек, одиночества боится он более всего на свете. Но разве возможно одиночество среди людей? Нет, не одиночеством зову я пустоту сердец человеческих, но пустотой!
Пустота разъедает вас, и потому ищете вы опоры, но нет вам опоры, ибо все временно, кроме вас Самих, и все проходит, кроме вас Самих, ибо всему свое время, кроме вас Самих.
Только вы и будете с собою Самими всегда – от рождения и до смерти – каждый миг, пока длится время. На кого же полагаться вам, как не на самих Себя? Но именно на самих Себя и не хотите вы полагаться!
Были вы от рождения детьми и остались ими, ибо, как и прежде, боитесь вы темноты. Но тьма в вас! Так не себя ли Самих боитесь вы более всего на свете? Не от того ли вы одиноки, что боитесь сами Себя?
Смóтрите вы на других людей, словно бы созданы те для удовлетворения желаний ваших, но была таковой вам мать ваша, и никто другой не будет вам матерью, кроме нее самой. Что ж ждете вы от Других?
Не ищете вы Другого, но в другом ищете вы свою мать и живете потому в мире призраков. Плачете вы слезами детскими, а взрослых слез не знаете вы, ибо нет слез взрослых, но только детские.
Так и я жил, так и я страдал, так и я ждал, что придет ко мне мама моя и даст мне то, чего недостает мне, пока не понял я, что вырос уже из пеленок и не матери своей должен я ждать, а жить в мире Других.
Да, одиноки вы, ибо нет в мире вашем Других. Измучены вы, ибо устали кричать во тьме спален холодных ваших, призывая мать. Нет, не желание свое должны вы пестовать, а самих Себя!
Тщетны усилия ваши себя обрести в другом, ибо как пустоту найти в пустоте? Но склоню я колена свои и боготворить буду всякого, кто поможет другому Другим быть через самого Себя!
Нет, не к жертве призываю я вас, но к Жизни! Жертву прославили добродетели наши, но ничтожны они, ибо ничтожна жертва. Жертвовать желание – значит ничем не жертвовать!
Кажется вам, что велика жертва ваша. Кабы жертвовали вы сами Собой, то была бы Жертва! Но никто не примет от вас жертвы этой, ибо она непомерна, и потому нечего вам бояться!
За жизнь свою пережил я тысячи жизней – то были жизни моих желаний. И рождались они, чтобы погибнуть, и гибли они, чтобы в гибели своей созидать Жизнь, ибо то Жизнь, что созидается!
Гибли желания мои, и расточал я благовония на похоронах их, ибо гибель желаний дает больше, чем желание могло бы взять: жертвуя иллюзией, ничего не теряю я, но лишь обретаю, и обретаю я самого Себя!
Не знаю я, кого именуют «маленьким человеком», ибо известно мне, что человек или есть, или нет его. А вы есть! – это знаю я точно, ибо не ощущаю себя одиноким, и потому говорю вам: “Вы Есть!”
Но не хотите вы самих Себя, а хотите другого, “бегством от одиночества” называете вы это безумие. Но разве есть у одиночества противоположность, к которой стремитесь вы?
Каким именем могли бы назвать вы противоположность одиночества вашего: любовью, взаимностью, дружбой? Нет, все не то! Ибо нет у одиночества противоположности, кроме иллюзии, которой нет.
Кто же даст вам большее, когда и того, что есть у вас, не цените вы? Кого жалеете вы слезами вашими: казнокрадов и лихоимцев? Кого позволяете вы жалеть, когда жалеют вас? Казнокрадов и лихоимцев!
И поскольку разграбили вы сами себя, не успев еще и стать-то самими Собою, то нет среди вас ни мужчин, ни женщин, а только тени да игры теней. В мире теней пребываете вы!
Самим Собою должны вы стать, а не представителем пола. Пол дан был вам от рождения, но вы и его растеряли, ибо не ценили вам данного! Чего ж желаете вы теперь?
Воистину, вас Самих умалили добродетели ваши! Не мужчину ищу я и не женщину, но ищу Человека! А с женщиной не могу не ощущать я себя мужчиной и с мужчиной тоже!
Не знаю я, что есть «счастье маленькое». Спросите у слепого, что смог прозреть, спросите у глухого, что снова способность обрел слышать, спросите у безногого, что снова ходить стал, – каково счастье его?
И скажет он вам, что счастье его огромно! Так неужели же должны вы ослепнуть, оглохнуть и ног лишиться, чтобы узнать наконец, сколь многое дано вам и сколь неблагодарны вы в спесивой жадности вашей!
Не знает эгоист печали, не знает уныния он и слабости, ибо знает эгоист Жизнь! Но трусите вы, добродетельные, ибо даже эгоизм измеряете вы через отношение ваше к другому, а не к самому Себе!
По отношению к самим Себе должны вы быть эгоистами, ибо супы готовятся не для тарелок, а для желудка, и одежду шьют не для вешалки, а для тела!
Вот почему одиночество ваше – не трагедия, а посредственность ума и слабость сердца!»
Загадкой, наверное, звучали мои слова для слушающих, однако они не прерывали меня и не сетовали, а плакали, ибо есть в мире вещи, которые понятны без слов, – это горе и радость.
«С горя и радости начинается наша жизнь, – думал я, глядя на слезы их и улыбки, – но лишь от нас одних и зависит то, чем она завершится.
Кто не созидал, но брал и тратил, тот будет плакать, ибо накопил мусор. Кто привык слушать горе, только о горе и будет слышать, ибо горе нуждается в проговаривании!
Что скажут они о жизни своей, если бы теперь в ней ставилась точка? Как я жил? Многое сделал я, но разве же травинка, что родилась и погибла, отдав все, что имела, и все, что взяла, сделала не больше меня?
Во времени сгорят мои тексты, ибо даже если были бы они нетленны, разве же нетленно время? Дела мои и работа моя – лишь то, что не мог я не сделать, могу ли я похваляться делами своими?
Нет, эти весы играют против меня. Не в оценке деяний своих следует искать человеку ценность жизни своей, а в радости. Если радовался я, то не мог не радовать, а разве есть больше этого?
Вот скажите мне: “Завтра ты умрешь”. О чем буду думать я? Судорожно подводить итоги? Составлять смету моего добра? Припоминать свои добродетели? Как смешны были бы эти попытки!
Нет, я, верно, оглянусь назад, ибо пришло мое время к своему концу, и придут ко мне радости мои, сколько их есть у меня. Глупец назовет их воспоминаниями, я же зову их Жизнью, ибо такова Жизнь.
“Нежна ли радость моя?” – вот о чем я спрошу себя в последний свой миг. И если увижу я на своих веках закрытых улыбки и смех, если увижу танец, что танцевал я с Другими, тогда и скажу я себе: “Нежна!”
Нет смирения во мне, нет, не смирился я и не проповедник смирения! Ибо утверждаю я радость в мире, что средь людей зовется страданием и великой скорбью. Нет, нету в мире этом бунтаря большего, чем радующийся!
Смирение есть в страдании, смирение кровоточит в разрушении, но если утверждаю я радость – я Танцую! Кто ж осмелится назвать мой Танец смирением? Лишь тот, кто путает его с пляской!
Пусть скажут мне, что я безбожник, пусть скажут мне, что язычник я, пусть скажут даже, что я нигилист, пусть отступником меня назовут – сильнее рассмешить меня будет трудно, а я рад смеху!
Пусть скажут мне, что я все потерял и ничего не имел, пусть скажут мне, будто бы то я творил, что нельзя создать! И теперь я буду смеяться, ибо назвали обличители мои то, что для меня пусто!
Пусть скажут мне, что нет правил; пусть скажут, что есть истина; пусть скажут, что всё тлен – я буду плакать от смеха! Пусть говорят! Ветер скажет мне больше, чем все эти иллюзии скопом!»
Смотрел я теперь на слезы слушателей моих, обводил я их взглядом и видел, что лишь Заратустра не плачет, но смеется. И захотелось мне, чтобы все смеялись, ибо нет ничего, кроме радости!
«У каждого из вас своя жизнь, и она одна, – так говорил я к собравшимся. – Зачем же слушать вам мои речи? Не слушайте никого, не торопитесь, а сядьте в тишине, закройте глаза и к самим Себе прислушайтесь.
В пустоту я предлагаю вам прыгнуть, ибо знаю, что в пустоте вашей найдется Свет, которого нет дороже. Много Света в сердцах ваших, да слишком много зеркал, оттого и захирел Он, тысячи раз отраженный.
Там, в пустоте вашей, увидите вы зеркала свои и будете глядеться в них, завороженные, но глядите лучше! – чужие лица смотрят на вас. Когда же поймете это, то идите дальше. И снова зеркала, и снова лица чужие. Идите дальше!
Разобидится на вас пустота за небрежение ваше к зеркалам ее и будет говорить вам о смерти, желая запугать своих обличителей.
И когда она скажет, что умрете вы, если не будете смотреть в зеркала ее, пожмите плечами и ответьте: “Я уже умер!” Ответьте и следуйте дальше.
И тогда возопит пустота ваша в гневе бессилия своего: “Смирись! Смирись, не то пожалеешь!” Но не бойтесь вы злобы ее, а говорите ей: “Мертвый смирится!”
Тогда станет она ластиться к вам, усмиряя гнев свой, лебезя: “Так ищи же опору, ищи опору себе!” А вы отвечайте ей: “Хочу я пасть!”
И тогда предстанет она в облике страшного паука с огромными клешнями и крестом на спине. Испугаетесь вы образа ее, ибо знает она, чем пугать, – она пугает вас будущим.
Но и тогда вида не подавайте, будто боитесь, а пощекочите пауку брюхо его, ибо он боится щекотки. И тогда смеяться будет паук страшный, проясняя свое бессилие! Смейтесь же и вы с ним, ибо не страшится смеющийся!
Тут-то и смотрите, пока корчится в судорогах паук страха вашего: сейчас вы увидите Свет. Будет Он маленьким и бессильным, затерянным в пустоте паутины. Вы же возьмите Его в руки свои и накройте всем телом.
Далее произойдет страшное: все вокруг начнет грохотать и сотрясаться, зеркала образов разобьются и посыплются на вас ранящими осколками, корни мнимых опор ваших начнут жаться к вам, словно злобные псы, в миг подобревшие, паутина пустоты вашей душить будет вас, страхи ваши копошиться в телах ваших будут, как навозные мухи и черви трупные…
Но не бойтесь! Испугаетесь – предадите Свет! Бойтесь предательства своего, ибо не другого, но самого Себя предаете вы, предавая! Сжимайтесь, терпите и кричите во всю свою мощь заветное: “Нет!!!”
И когда достигнет нечисть ваша пика безумия своего, то услышите вы заветное: “Да!” То говорит Свет ваш, спасенный вами от страха вашего! А теперь должны вы сказать: “Довольно!”
И отступят тогда страхи ваши, и рассеются, как дым, иллюзии ваши, и станете вы нагими, ибо заново рождены вы, и рождены к Жизни, а не к смерти. Вставайте же, избранные, и идите!
Теперь увидите вы людей, что живут рядом с вами, но которых не знали вы. Здоровайтесь с ними и, что бы ни говорили они, отвечайте им: “Да!”
Чужими казаться будут вам люди эти, потому что они Другие, и страхи ваши поднимут отрубленные свои головы, поднимут и зашипят, вы же говорите им: “Нет!”
Тогда обратятся к вам люди эти, завидев силу вашу, и скажут вам: “Возлюби нас, как самого себя!”
“Так я и люблю вас, да только сами вы Себя так не любите! Оттого-то и не видите вы любви моей, оттого-то и просите о любви”, – так скажете вы.
И зашевелят отрубленными хвостами своими иллюзии ваши, и захотят они создать свое новое царство в сердцах ваших.
Скажут они вам: “Ты теперь сильный, отчего же не потакаешь ты страхам людским нами, если любишь ты их? Ведь главное – радость, так порадуй же детей сих, скажи им, что ничего они не боятся и всё правильно делают!”
Теперь же должны вы молчать, ибо всякая иллюзия сама в себе ошибочна, так позвольте же ей сломаться самой в себе.
Помните о самих Себе в молчании своем, помните! Не предавайте самих Себя, не предавайте! Пусть идет от вас Свет, пусть будет улыбка на устах ваших!
И если сделаете вы, как говорю вам, то придут на Свет ваш Другие, ибо Свет – Един! Когда же придут Они, то будет Танец, Танец, имя которому – Жизнь!
Знайте же, что все уже умерло и нечего терять вам, но все еще может родиться, а родившись от Света, не будет оно плакать.
Так не плачьте же, ибо не со слезами надлежит вам ждать родов, но с улыбкой!
От слезы родится страдание, от улыбки – радость. Довольно же слез, ибо радости вдоволь!
Все заключено в слове “Довольно!” – и “Да!”, и “Нет!” заключено в нем. Как вы поступите с ним? Вы поступите.
А теперь идите, я говорю вам: “Да!”»
Просохли слезы на десятках глаз, что смотрели все это время за моими губами. Губы улыбались глазам, глаза улыбались губам. Все встали со своих мест и стали выходить из зала в полном молчании.
– А завтра будет? – спросил меня кто-то, остановившись в дверях и указывая на пустые кресла.
– А завтра будет после рассвета, а теперь еще только полдень! – рассмеялся я в ответ.
Зар сидел напротив меня, а я смотрел на него, и чувства боролись во мне. Речь моя – игра, как и всякая речь. А как же моя жизнь?