Книга: Семь сестер. Сестра ветра
Назад: 4
Дальше: 6

5

Ровно в семь вечера мы переступили порог Атлантиса, чтобы встретиться с Георгом Гофманом. Сестры уже поджидали нас, собравшись на террасе. Все наслаждались красивым вечерним закатом, хотя и заметно волновались: напряжение буквально витало в воздухе. Электра, как всегда, пыталась скрыть свою нервозность за саркастическими комментариями по поводу того, что Па Солт всегда тяготел к драмам и мистериям. Но тут своевременно появилась Ма в сопровождении Георга Гофмана. Высокий, седовласый, безукоризненное облачение – темно-серый костюм. Словом, живое воплощение процветающего швейцарского юриста.

– Простите, девочки, за то, что заставил вас немного подождать, но вначале мне нужно было решить кое-какие организационные вопросы, – пояснил он. – Прежде всего примите мои самые искренние соболезнования. – Гофман прочувствованно пожал руку каждой из нас. – Могу я тоже присесть?

Майя жестом указала на стул рядом с собой, и Гофман уселся. От моего взгляда не ускользнуло, что он заметно волнуется. Все время вертит на запястье свои внешне неброские, но очень дорогие часы. Марина попросила разрешения удалиться к себе, оставив нас одних.

– Что ж, девочки, – начал Гофман. – Мне очень жаль, что я впервые встретился со всеми вами при столь печальных, я бы даже сказал, трагических обстоятельствах. Хотя, разумеется, у меня такое чувство, что я прекрасно знаю каждую из вас, и все благодаря вашему отцу. Хочу еще раз подчеркнуть, как сильно он любил вас, каждую из вас. – Я заметила, что на его лице отразилось искреннее переживание. – И не просто любил. Он безмерно гордился всеми вашими достижениями. Я разговаривал с ним совсем незадолго до того, как он… как он ушел от нас. И он попросил меня обязательно сказать вам все это.

Он бросил ласковый взгляд на каждую из нас по очереди. Потом придвинул к себе какую-то папку.

– Но вначале поговорим о финансовой стороне дела. Хочу сразу же уведомить вас, что все вы, каждая в отдельности, получите надлежащее обеспечение, которое позволит безбедно существовать до конца ваших дней. Однако ваш отец никогда не хотел, чтобы вы жили подобно ленивым и капризным принцессам. А потому вы получите скромный, но весьма разумный доход, такой, чтобы ни у кого из вас не маячили за спиной нищета и голод. Но при этом никаких излишеств и никакой роскоши. Он особо подчеркнул в разговоре со мной, что хотел бы, чтобы каждая из вас самостоятельно зарабатывала себе на жизнь, как это делал и он сам. Все состояние вашего отца переходит отныне в специальный трастовый фонд, записанный на всех вас. Мне оказана высокая честь стать распорядителем этого фонда. Именно мне в дальнейшем дано право решать все вопросы, связанные с оказанием финансовой помощи любой из вас, если вы обратитесь ко мне за такой помощью или с какими-либо иными своими проблемами.

Все мы промолчали, напряженно вслушиваясь в каждое слово Гофмана.

– Имение Атлантис тоже является составной частью этого фонда. И Марина, и Клавдия обе любезно согласились и далее проживать в этом доме и ухаживать за ним. В тот день, когда скончается последняя из вас, трастовый фонд прекратит свое существование, а Атлантис может быть продан или поделен в равных долях между вашими будущими детьми. Если же прямых наследников не будет, тогда все деньги будут перечислены в один из благотворительных фондов, на котором ваш отец остановил свой выбор. – Гофман отодвинул от себя бумажки и добавил: – Хочу сделать одно чисто личное замечание. Мне представляется, что ваш отец очень разумно распорядился своим состоянием. И прежде всего потому, что решил сохранить в неприкосновенности этот дом. Это означает, что у каждой из вас есть место на земле, куда вы всегда сможете вернуться, если возникнет такое желание или какая-то необходимость. Хотя повторяю еще раз: больше всего на свете ваш отец желал, чтобы все вы разлетелись из родительского гнезда и продолжили жить уже своей жизнью.

Мы с девочками обменялись взглядами, словно прикидывая, какая жизнь ждет каждую из нас впереди. Что касается меня, то финансовое благополучие как раз беспокоило меня меньше всего. Во-первых, я и так была финансово независимым человеком. Правда, работала как каторжная. Но обеспечивала себя целиком и полностью. А что касается личной жизни… Что ж, теперь с появлением в ней Тео я вполне искренне надеюсь, что у нас с ним сложится что-то стоящее, причем на долгую перспективу.

– А сейчас, – прервал мои размышления Георг Гофман, – осталось еще кое-что, что ваш отец поручил мне сделать. Попрошу проследовать за мной. Вот сюда, пожалуйста.

Мы, немного сбитые с толку предложением нотариуса, молча поплелись за ним, не понимая, куда и зачем он нас ведет. Он свернул за угол дома и повел нас по саду куда-то вглубь. Наконец мы вышли к укромному уголку, который так любил Па Солт. Такой скрытый от посторонних глаз сад посреди сада, огороженный со всех сторон аккуратно подстриженной живой изгородью из тиса. На нас пахнуло ароматами лаванды, пряными запахами любистока и бархатцев, которые в летнюю пору всегда привлекали к себе уйму пчел. Скамейка, на которой любил в свое время посидеть папа, располагалась в нише, окруженной со всех сторон белыми розами. Пышные гроздья соцветий лениво свисали прямо на то место, где он обычно сидел. Когда мы были еще детьми, Па Солт любил наблюдать за тем, как мы играем на усыпанном галькой берегу небольшого мыса, выступающего из сада прямо в озеро. А когда мне исполнилось шесть лет, отец подарил мне небольшое зеленое каноэ, и я начала учиться управлять лодкой.

– Вот что я хочу вам показать. – Голос Гофмана снова оторвал меня от мыслей о прошлом и вернул в день сегодняшний. Он махнул рукой в центр террасы. Мы подошли ближе к тому месту, чтобы рассмотреть, что там стоит. На каменном постаменте, доходящем мне почти до линии бедра, был установлен шар золотистого цвета. Шар был проткнут насквозь тонкой металлической стрелкой, а вокруг нее расположились металлические полоски, изящным образом обвив собой весь шар. Приглядевшись, я увидела на нем очертания морей и океанов, искусно выгравированных кем-то на золотистой поверхности шара, заключенного в специальный корпус. Да ведь это же самый обычный глобус, догадалась я. А стрелка наверняка указывает направление на север. Более широкая металлическая полоска опоясывала глобус по экватору. На ней были выгравированы двенадцать знаков зодиака. Похоже на старинный навигационный прибор. Да, но зачем он понадобился папе?

– Вы видите перед собой армиллярную сферу, – пояснил Гофман, обращаясь ко всем нам. После чего рассказал, что этот прибор существует уже многие тысячи лет. Древние греки сверяли по армиллярной сфере местонахождение звезд и определяли время суток.

Глянув на золотистый шар уже со знанием дела, я невольно восхитилась великолепной конструкцией этого старинного навигационного инструмента. Девочки тоже разглядывали прибор в полнейшем восхищении. Лишь Электра нетерпеливо воскликнула:

– Да, но какое отношение все это имеет к нам?

– К сожалению, в мою компетенцию не входит давать вам разъяснения по этому вопросу, – сказал Гофман извиняющимся тоном. – Могу сказать лишь одно. Если вы повнимательнее вглядитесь в сферу, то обнаружите, что на каждой металлической полоске выгравированы ваши имена.

Так и оказалось! Четкие, красиво выгравированные буквы на металле.

– Вот твое имя, Майя, – указала я на одну из полосок. – Там еще какие-то циферки рядом. Сдается мне, что это координаты. – Я погрузилась в изучение цифр. Потом нашла свое имя и тоже стала изучать цифры рядом с ним. – Да, точно! Это координаты! Вот только чего?

Рядом с координатами виднелись еще какие-то слова, написанные на незнакомом мне языке. Майя определила, что это греческий, и пообещала, что позже она переведет для нас все эти надписи.

– Ладно! – не выдержала Сиси. Судя по всему, ее терпение тоже лопнуло. – Все прекрасно. Изящная такая скульптурная композиция для садово-паркового комплекса. Но что на самом деле все это означает?

– Повторяю еще раз, – терпеливо ответил ей Гофман. – Я не уполномочен давать разъяснения по этому поводу. Пора нам возвращаться в дом. Наверняка Марина уже разлила по бокалам шампанское, как ей было велено вашим отцом. Он хотел, чтобы вы отметили его уход именно шампанским. После чего я вручу каждой из вас конверт с письмом от него. Надеюсь, эти письма скажут вам много больше того, что знаю я.

Продолжая размышлять над загадкой таинственных координат, я медленно двинулась в дом вслед за остальными. Все мы были немного сбиты с толку, не понимая, что именно завещал нам отец. Ма молча разлила шампанское по бокалам. Глядя на то, как она методично обходит всех нас, я вдруг подумала: наверняка она знала заранее то, о чем нам сегодня вечером сообщил Гофман, но лицо ее хранило обычное непроницаемое выражение.

Георг Гофман поднял бокал.

– Попрошу всех присутствующих поднять этот тост и почтить замечательную жизнь, которую прожил ваш отец. Могу лишь сказать вам, девочки, что он сам захотел устроить свои похороны так, как они прошли. И он уже заранее был счастлив, зная, что все вы соберетесь в Атлантисе, в доме, в котором прожили бок о бок с ним столько лет. Чем он всегда гордился.

– За Па Солта! – воскликнули все мы почти одновременно, поднимая бокалы.

А потом молча выпили шампанское, погрузившись каждая в свои невеселые мысли. Я еще раз вспомнила про наш поход к армиллярной сфере и подумала о том, на сколько вопросов у меня пока нет ответов. А они нужны, отчаянно нужны.

– А когда вы вручите нам письма? – спросила я у нотариуса.

– Прямо сейчас. Только схожу и достану их из своего кейса. – Гофман поднялся из-за стола и скрылся в доме.

– Более нелепых поминок я еще в своей жизни не видела, – обронила Сиси.

– Можно мне еще немного шампанского? – попросила я у Ма. Девчонки стали о чем-то негромко спрашивать друг друга, Тигги тихо плакала.

– Как бы мне хотелось, чтобы папа сам объяснил нам все это, – прошептала она сквозь слезы.

– Увы, это уже невозможно, родная моя, – ответила я как можно тверже и жизнеутверждающе, понимая, что еще пара минут – и все сестры с головой окунутся в атмосферу полнейшего уныния и отчаяния. – Как мне кажется, папа сделал все от него зависящее, чтобы максимально облегчить нам процедуру прощания с ним. Остается лишь смириться с неизбежным и черпать друг у друга силы, чтобы пережить наше большое горе.

Все согласно кивнули. Даже Электра. Я нежно пожала руку Тигги. В этот момент появился Гофман. Он положил на стол шесть конвертов из пергаментной бумаги. Я машинально глянула на них. На лицевой поверхности каждого ровным, четким почерком отца были написаны наши имена.

– Письма были переданы мне на хранение где-то шесть недель тому назад, – сказал Гофман. – Мне было велено в случае смерти вашего отца вручить эти письма каждой из вас.

– Мы должны вскрыть их прямо сейчас? Или можно прочитать письма попозже? К примеру, если кто-то из нас захочет сделать это в одиночестве? – уточнила я на всякий случай.

– Никаких определенных распоряжений на сей счет ваш отец мне не оставил. И каких-то специальных оговорок тоже не делал, – ответил нотариус. – Единственное, он сказал, что вы вольны открыть письмо, адресованное вам, когда будете внутренне готовы сделать это и сами захотите ознакомиться с его содержанием.

Глянув на лица сестер, я поняла, что все они хотят прочитать письмо отца в одиночестве.

– Итак, моя миссия на сегодня завершена. – Георг Гофман кивком головы попрощался с нами, предварительно вручив каждой из сестер свою визитку и сказав, что он всегда к нашим услугам. – Но, зная вашего отца, – добавил он тут же, – я абсолютно уверен в том, что он заранее до мельчайших подробностей предусмотрел все, что вам может понадобиться. А сейчас, девочки, позвольте мне откланяться. И еще раз примите мои самые глубокие и искренние соболезнования.

Наверное, Гофману далась встреча с нами ой как непросто. Столько вокруг папиной смерти и его наследства таинственного и непонятного. Но как бы то ни было, а он со своей миссией справился вполне успешно. Я обрадовалась, увидев, как Майя поднялась, чтобы поблагодарить его от имени нас всех.

– До свидания. В случае чего вы знаете, где меня искать.

Гофман одарил всех нас грустной улыбкой, сказал, что он сам найдет дорогу, и покинул террасу.

Ма тоже поднялась из-за стола.

– Думаю, пора уже что-нибудь покушать. Скажу Клавдии, чтобы она подала ужин прямо сюда.

С этими словами Ма исчезла в доме.

Впервые за весь день я сообразила, что даже не думала все это время о еде. Мысли мои продолжали вращаться вокруг армиллярной сферы и папиных писем.

– Майя, что, если нам прямо сейчас сходить к армиллярной сфере и ты переведешь нам все те изречения, которые на ней выгравированы? Как думаешь? – поинтересовалась я у сестры.

– Конечно, так и сделаем, – согласилась со мной Майя. В этот момент на террасе появились Марина и Клавдия. Они несли тарелки и столовые приборы. – Давай сразу же после ужина, ладно?

Электра молча обозрела пустые тарелки и тут же поднялась из-за стола.

– Надеюсь, девочки, вы не будете возражать, если я покину вас? Я не голодна.

Когда Электра ушла, Сиси повернулась к Стар:

– А ты хочешь есть?

Стар крепко сжала в руке свой конверт.

– Думаю, нам все же следует перекусить, – неуверенно пробормотала она.

Ее предложение прозвучало весьма разумно, а потому, когда подали ужин, мы пятеро постарались с трудом, но загнать в себя по кусочку домашней пиццы и салат. Сразу же после ужина сестры одна за другой заторопились к себе. Всем, видно, хотелось побыть в одиночестве. За столом остались только Майя и я.

– Знаешь что, Майя? Пожалуй, я тоже пойду к себе. Улягусь пораньше спать. Что-то я чувствую себя страшно измотанной.

– Конечно-конечно! – живо откликнулась сестра. – Представляю, как тебе сейчас тяжело. Ты ведь узнала новость последней. Наверняка еще не отошла от пережитого шока.

– Думаю, ты права, – согласилась я с сестрой, поднимаясь из-за стола и целуя ее в щеку. – Доброй ночи, Майя, дорогая моя.

– И тебе доброй ночи.

Я чувствовала себя немного виноватой, что бросаю Майю за столом в одиночестве. Но мне вдруг страшно захотелось побыть одной. К тому же письмо, которое я держала в руке, буквально прожигало насквозь мои пальцы. Прикинув, где в этом доме я смогу обрести вожделенный покой и умиротворение на грядущую ночь, я остановила свой выбор на собственной детской. Там мне всегда было хорошо. Я преодолела два лестничных пролета и поднялась на третий этаж. Все комнаты девочек размещались здесь, на самом верху. Когда мы с Майей были маленькими, мы часто играли вместе, воображали себя сказочными принцессами, обитающими в волшебном замке. Моя комната была светлой, с очень простым убранством. Стены отделаны панелями из красного дерева, на окнах – занавески в сине-белую клеточку. Тигги однажды заметила, что моя детская сильно смахивает на такую старомодную каюту на каком-нибудь океанском судне. Круглое зеркало, вставленное в спасательный круг, на котором с помощью трафарета выведены слова «Алли от Сиси и Стар», было рождественским подарком, который девочки преподнесли мне много лет тому назад.

Я уселась на кровать и стала вертеть в руках конверт с письмом от отца. Интересно, мелькнуло у меня, сестры уже успели ознакомиться с письмами, адресованными им? Или еще медлят, испытывая душевный трепет при мысли о том, какие откровения их могут ждать в этих письмах? В моем конверте, помимо самого письма, лежала еще какая-то крохотная вещица, которая все время смещалась, когда я двигала конверт. Вообще-то я всегда была нетерпеливой. Первой из сестер бросалась распаковывать свой рождественский подарок или то, что мне подарили на день рождения. Вот и сейчас, разглядывая конверт со всех сторон, я почувствовала, как у меня чешутся руки поскорее вскрыть его и посмотреть, что там внутри. Я надорвала край конверта и извлекла из него плотный лист бумаги. И даже подпрыгнула от неожиданности, когда следом на одеяло вывалилось что-то небольшое и твердое. Пригляделась и еще раз вздрогнула. Это оказалась маленькая коричневая лягушка.

В первый момент мне даже показалось, что она живая. Дурацкие страхи! Я стала внимательно разглядывать ее со всех сторон. Потом взяла фигурку в руки. Желтые пятнышки на спине, добрые выразительные глаза. Я пробежала пальцами по лягушачьей спинке, поразившись тому, как удобно фигурка разместилась на моей ладони. Да, но зачем папа положил лягушку в конверт вместе с письмом? Насколько я помню, ни он, ни я никогда не интересовались лягушками. А может, это одна из таких шуток, на которые всегда был горазд Па Солт? И в своем письме он объясняет, почему так сделал.

Я взяла письмо, развернула его и начала читать.



Атлантис

Женевское озеро

Швейцария



Моя дорогая Алли!

Вот я пишу первые строки своего письма и явственно представляю тебя. Мою красивую, полную жизни и энергии дочь. Вижу, как ты лихорадочно скользишь взглядом по письму, чтобы побыстрее дочитать его до конца. А потом снова перечитать, но уже медленнее и вдумчивее.

В любом случае, когда ты будешь читать это письмо, меня уже больше не будет рядом с тобой. Понимаю, каким шоком это стало для тебя, для всех вас, девочек. Но я хорошо знаю, что ты у нас самый главный оптимист. Твой позитивный настрой, твоя жизненная энергия, та самая жажда жизни, которая всегда подпитывала и меня, помогут тебе достойно справиться с горем. Уверен, ты сумеешь собраться, как всегда это делала в трудные минуты, чтобы двигаться дальше. Именно так ты и должна поступить.

Пожалуй, ты из всех моих дочерей больше всего похожа на меня. Могу лишь сказать, что я всегда безмерно гордился тобой, восхищался твоими успехами. Молюсь, чтобы, несмотря на то что меня больше нет рядом с тобой, ты и дальше продолжала жить такой же наполненной и насыщенной событиями жизнью, которой жила всегда. Самый страшный враг человека – это его собственный страх. Господь одарил тебя бесценным даром: Он лишил тебя чувства страха. Дорожи этим чувством превыше всего, моя дорогая Алли. Даже сейчас, когда ты горюешь и скорбишь. Обещаешь мне?

Причина, по которой я решил написать тебе письмо, помимо желания попрощаться, вот какая. Некоторое время тому назад мне пришла в голову мысль, что пора дать вам, девочкам, какие-то наводки на предмет вашего настоящего происхождения. Что вовсе не означает, что ты должна немедленно бросить все и заняться поисками родни. Но кто знает, как повернется твоя жизнь в будущем? Вполне возможно, в один прекрасный день тебе самой захочется отыскать свои корни. Или это может понадобиться тебе по другим причинам.

Ты уже видела армиллярную сферу и те координаты, которые выгравированы на ней рядом с твоим именем. Они выведут тебя на конкретное географическое место, которое может стать отправной точкой твоего путешествия в прошлое. В моем кабинете стоит на полке книга, написанная человеком, который уже давным-давно умер. Йенс Халворсен – его имя. Из нее ты тоже узнаешь много чего интересного. Вполне возможно, прочитав эту книгу, ты захочешь более обстоятельно покопаться в своей родословной. Если так, то у тебя достаточно ума и сообразительности, чтобы решить, как наилучшим образом начать свои поиски.

Моя дорогая девочка, ты от рождения одарена многими талантами. Пожалуй, их даже слишком много у тебя, этих талантов. Во всяком случае, так мне порой казалось. Ведь при определенных обстоятельствах слишком много так же плохо, как и слишком мало. Меня также мучают угрызения совести, что той неуемной тягой к морю, которую я тебе привил с раннего детства, я сбил тебя с верного пути. Не дал развиться другим твоим талантам, которых у тебя, повторяю еще раз, в преизбытке. Начнем с того, что у тебя ведь самый настоящий талант к музыке. Я обожал слушать, как ты играешь на флейте. Если я действительно виноват, что не дал тебе состояться как полноценному музыканту, прости меня. Но знай, что те дни и часы, которые мы провели с тобой вместе на озере, были самыми счастливыми днями в моей жизни. Благодарю тебя за них от всего сердца.

Вместе с письмом я вложил в конверт одно из своих самых ценных сокровищ. Даже если ты не станешь разбираться со своей родословной, сбереги эту вещицу. Возможно, в будущем ты передашь ее по наследству своим деткам.

Дорогая моя Алли, несмотря на то потрясение, которое ты испытываешь, читая сейчас эти строки, верю, твоя жизнестойкость и несгибаемость, воля к победе и целеустремленность помогут тебе во всем, всегда и везде. Не трать понапрасну ни секунды своей жизни. Живи полноценно и насыщенно. Договорились?

Я буду следить за твоими успехами.

Твой любящий отец

Па Солт



Папа все угадал точно. Я действительно перечитала письмо дважды. Вначале просто пробежала глазами, а потом уже стала вчитываться в каждое слово. Я буду перечитывать его и в будущем, сотни, тысячи раз.

Я откинулась на кровать, все еще сжимая в руке маленькую лягушонку. Пока остается лишь гадать о том, что связывает ее с моим прошлым. Я снова стала перебирать в памяти все, что написал мне отец. Надо будет обязательно обсудить это с Тео. Уж он-то наверняка поможет мне разобраться в этих хитросплетениях. Я машинально потянулась к своей сумочке, чтобы достать из нее мобильник и посмотреть, какие эсэмэски он мне прислал. Но тут я вспомнила, что бросила сумочку в кухне, еще утром, сразу, когда приехала.

Я тихонько вышла в коридор, стараясь не потревожить никого из моих сестер. Дверь в комнату Электры была слегка полуоткрыта. Я осторожно заглянула в комнату, желая удостовериться, что сестра спит. Но Электра сидела на постели, повернувшись к мне спиной, и что-то пила прямо из бутылки. В первый момент я решила, что это вода. Но когда она сделала еще глоток, я поняла, что она пьет водку. Вот она отняла бутылку ото рта, закрыла ее крышкой и поставила под кровать.

Я поспешно ретировалась от дверей, чтобы – не дай бог! – сестра не обнаружила моего присутствия. На цыпочках проследовала к лестничной площадке и спустилась этажом ниже, несколько растерянная от того, что только что увидела. Из нас шестерых именно Электра всегда больше всех остальных была озабочена собственным здоровьем. И вдруг я застаю ее среди ночи за распитием спиртного. Поразительно! Впрочем, все мы сейчас переживаем такой тяжелый момент в жизни, когда обычные правила поведения не срабатывают.

Немного постояв на площадке, я двинулась в сторону папиных апартаментов, расположенных на втором этаже. Внезапно мне захотелось хоть как-то ощутить его присутствие рядом с собой.

Толкнула дверь в его спальню, и слезы тут же брызнули у меня из глаз при виде его высокой односпальной кровати, на которой, скорее всего, Па Солт и испустил свой последний вздох. Эта комната кардинально отличалась от всех остальных помещений в доме. Функциональная по своему назначению, она производила впечатление совершенно пустой. Полированный деревянный пол, голый, безо всяких там ковров, простая деревянная кровать, старая прикроватная тумбочка из красного дерева. На ней стоял папин будильник. Я вдруг вспомнила, как однажды, еще будучи совсем маленькой девочкой, пробралась в папину спальню и как потряс меня тогда этот будильник. Помнится, папа даже разрешил мне немного поиграть с ним, понажимать на всякие кнопочки, послушать, как звенит звонок. А я весело хихикала всякий раз, слушая, как он звенит.

– Я завожу этот будильник каждый день, – пояснил мне отец и тут же стал заводить пружину. – Иначе он перестанет тикать.

Сейчас будильник больше не тикал.

Я пересекла комнату и уселась на папину кровать. Несмятые, накрахмаленные простыни, но я все равно осторожно погладила кончиками своих пальцев белоснежную ткань наволочки на подушке, на которой покоилась папина голова в последние мгновения его жизни.

Интересно, куда пропали папины старые наручные часы марки Omega Seamaster? И куда подевались остальные дорогие его сердцу вещи, которые он обычно называл «своими сокровищами»? Как сейчас помню эти видавшие виды часы на его руке, простые, с элегантным золотым циферблатом, на обычном кожаном ремешке, который он всегда застегивал на четвертую дырочку. Однажды я подарила Па Солту на Рождество новый кожаный ремешок, и отец клятвенно заверил меня, что обязательно воспользуется моим подарком, как только старый ремешок придет в негодность. Но так и не воспользовался.

Мы с сестрами часто размышляли над тем, что, по идее, папа мог бы купить себе любые часы, какие ему только вздумается. Любой конструкции, любого модного дизайна, нацепить на руку любую престижную марку. Это же относилось и к его одежде. А он годами носил, как нам казалось, одни и те же вещи. Во всяком случае, когда не плавал где-то, а жил в Атлантисе. Его старый твидовый пиджак все мы помнили с детства. Обычно под пиджаком всегда виднелась безупречно выглаженная, накрахмаленная белоснежная рубашка, скромные золотые запонки и темные брюки с по-военному отутюженными стрелками спереди венчали его наряд. На ногах – всегда одни и те же ботинки спортивного типа с начищенными до блеска носками. Что ж, папины личные потребности всегда были минимальными, подумала я, обводя взглядом комнату. Небольшой шифоньер из красного дерева и такой же крохотный комод – вот и вся мебель в папиной спальне, в которой явственно витает самый настоящий спартанский дух.

Я глянула на фотографию в рамочке, запечатлевшую Па Солта и нас, всех сестер, на его яхте «Титан». Мы сгрудились поверх каких-то ящиков. Хотя на тот момент, когда нас сфотографировали, отцу уже было далеко за семьдесят, но физически и чисто внешне он производил впечатление гораздо более молодого мужчины. Высокий, с красивым ровным загаром, лицо хоть и в морщинах, но все равно приятное, лицо человека, которому дано стареть красиво. К тому же с широкой добродушной улыбкой, которой он улыбался в объектив, слегка опершись об ограждение яхты. А вокруг стоим все мы, его дочери. Затем взор мой упал на единственную картину в комнате, висевшую на противоположной стене, прямо напротив узкого папиного ложа.

Я поднялась с постели и подошла к картине, чтобы рассмотреть ее получше. Эскиз, выполненный углем, на котором была изображена очень красивая молодая женщина лет двадцати с небольшим. Я повнимательнее присмотрелась к выражению ее лица. Оно было грустным. Черты лица поражали своим совершенством, но казались немного великоватыми для ее узенького личика в форме сердечка. Огромные глаза уравновешивались красиво очерченными, полными губками. На обеих щеках виднелись милые ямочки. Целый водопад темных вьющихся волос рассыпался по плечам. Внизу стояла чья-то неразборчивая подпись, но я не смогла прочитать ни единой буквы.

– Кто ты? – спросила я, обращаясь к картине. – И кто мой отец?

Тяжело вздохнув, я снова вернулась на кровать и свернулась калачиком. Слезы сами собой опять полились из моих глаз. Они стекали прямо на подушку, которая все еще пахла папой – легким, чистым ароматом цитрусовых.

– Я здесь, папочка! Я сейчас у тебя, – прошептала я едва слышно. – А где сейчас ты?

Назад: 4
Дальше: 6