Анна

Телемарк, Норвегия

Август 1875 года

13

Анна Андерсдаттер Ландвик замерла, поджидая, пока Роза, самая старая корова в их стаде, преодолеет крутой склон. Как обычно, Роза плелась в самом хвосте стада, которое направлялось на свежее пастбище.

– А ты, Анна, спой для нее какую-нибудь свою песенку, – говорил ей всегда в таких случаях отец. – И она догонит остальных. Будет стараться ради тебя.

Анна запела первый куплет песни «Музыкант Пер». Эту песню Роза любила больше всего. Чистые звуки мелодии полились по низинам и рассыпались серебристыми колокольчиками. Зная, что Розе потребуется некоторое время, чтобы доковылять до нее, Анна уселась прямо на траву, приняв любимую позу. Обхватила руками коленки, подперла ими подбородок и задумалась, с наслаждением вдыхая теплый вечерний воздух. Она любовалась окружающими красотами и продолжала напевать, а вокруг звенели, стрекотали, пищали сотни самых разных насекомых, обитающих в поле. Солнце уже склонялось за горы, окаймляющие долину с противоположной стороны. Последние лучи скользили по водной глади озера, делая ее золотисто-розовой. Но скоро солнце спрячется совсем, и сразу же станет темно.

С каждым днем темнело все раньше и раньше. Летние месяцы радовали обилием света. Даже в полночь было еще светло как днем. А уже сегодня, к тому времени, как Анна вернется домой, мама наверняка зажжет во всех комнатах керосиновые лампы. А потом отец и младший брат придут им на помощь, помогут закрыть летний загон для скота и начнут перегонять коров с пастбища в теплые хлева на зимовку. Обычно все эти работы знаменуют собой окончание скоротечного северного лета и приближение зимы, долгих, тягостных месяцев, которые предстоит провести почти в полной темноте. Самое унылое время года. Скоро, совсем скоро сочная зеленая трава спрячется под толстым слоем снега, а они с матерью покинут летний домик, в котором прожили все летние месяцы, и вернутся к себе на ферму, в дом рядом с небольшим поселком Хеддал.

Но вот Роза подошла совсем близко. Корова то и дело тыкалась мордой в траву, отщипывая по листочку. По мнению отца, Роза вряд ли дотянет до следующей весны. Все уже давно потеряли счет прожитым ею годам. Одно точно: она старше Анны, которой совсем недавно исполнилось восемнадцать. При мысли о том, что в следующем году Роза уже не будет встречать ее, приветствовать своими ласковыми янтарными глазами, на глазах у Анны выступили слезы. А тут еще долгая зима впереди, с бесконечной вереницей дней, которые придется коротать в кромешной темноте. Слезинки, одна за одной, сами собой покатились по щекам Анны.

Она торопливо смахнула их рукой. Одна радость. Дома в Хеддале ее ждут не дождутся кошка Герди и верная собака Вива. Как приятно будет сидеть у теплой печки с мурлыкающей кошкой, свернувшейся калачиком у нее на коленях, и с ломтем хлеба, намазанным сверху толстым слоем gomme — сливочной помадки на сахарном сиропе и молоке. А Вива будет стоять на подхвате и слизывать языком все крошки с пола. Впрочем, Анна прекрасно понимала: мама не даст ей нежиться у печки и бездельничать всю зиму.

– Совсем скоро, дитя мое, ты заживешь собственным домом, и мужа тебе придется кормить уже самой. Учти, меня рядом не будет, – постоянно напоминала ей Берит, ее мама.

Самой придется сбивать масло, штопать белье, выхаживать цыплят, печь хлебные лепешки, которые так любит ее отец – он может за один присест умять дюжину таких лепешек. Но пока Анну мало занимали домашние дела и уж совсем не волновало то, как и чем она станет кормить своего воображаемого мужа. Как она ни старалась приблизиться к идеалу образцовой хозяйки дома, приходилось честно признаться, что пока ее успехи на этом поприще были весьма скромными, если таковые вообще просматривались.

– Сколько лет я учу тебя делать сливочную помадку, – совсем недавно, всего лишь на минувшей неделе, пеняла ей мать, – а у твоей помадки все равно не тот вкус. – С этими словами Берит поставила на кухонный стол банку с сахаром и кувшин свежего молока. – Пора бы уже и научиться.

Анна старалась, очень старалась, но все равно помадка у нее постоянно подгорала снизу и крошилась по краям.

– Предательница! – с обидой шептала Анна своей любимице Виве, когда даже вечно голодная дворовая собака, готовая съесть что угодно, воротила нос и наотрез отказывалась от предложенной ей порции помадки, приготовленной Анной.

Хотя Анна окончила школу четыре года тому назад, она очень скучала по занятиям с фрекен Якобсон, учительницей, которая колесила по деревням провинции Телемарк, обучая местных детей грамоте. Каждую третью неделю месяца она проводила в их деревне. Уроки фрекен Якобсон нравились Анне гораздо больше тех занятий, которые проводил с ними строгий пастор Эрслев. Он заставлял учеников заучивать целые куски из Библии, а потом они читали эти отрывки наизусть перед всем классом. Анна ненавидела его уроки. Ее всегда бросало в жар, когда, стоя у доски, она чувствовала на себе десятки взглядов и, запинаясь и спотыкаясь, бубнила вслух всякие непонятные слова.

Жена пастора фру Эрслев была гораздо добрее своего мужа и проявляла больше терпения, когда они разучивали с ней гимны для последующего исполнения в церковном хоре. Очень часто именно Анне поручали солировать на этих выступлениях. Пение вообще, по мнению самой Анны, давалось ей гораздо легче, чем чтение. Когда она начинала петь, то просто закрывала глаза, открывала рот, и звуки, казалось, лились из нее сами собой, завораживая слушателей своей красотой.

Порой в своих мечтах Анна представляла себе, как поет перед прихожанами какой-нибудь большой церкви в Христиании. Ей всегда казалось, что именно в те минуты, когда она поет, она и живет настоящей жизнью. В реальной жизни, о чем постоянно напоминала ей мама, все обстояло иначе. Зачем деревенской девушке певческий талант? Разве что петь песенки для коров, чтобы они быстрее плелись с поля домой. А со временем она будет петь колыбельные, укладывая своих малышей спать. Нет, недюжинные вокальные способности Анны Ландвик едва ли потребуются ей в будущем. Все ее подружки-одногодки, с которыми Анна когда-то пела в одном хоре, либо помолвлены, либо уже выскочили замуж. А теперь вот, бедняжки, пожинают плоды своего скороспелого решения стать замужними матронами, что, видно, совсем даже непросто. Во всяком случае, одни постоянно хворают, другие вначале растолстели, раздались вширь, а потом в положенный срок произвели на свет краснолицых, вечно хныкающих младенцев. И все как одна перестали петь в хоре.

На свадьбе старшего брата Нильса Анне пришлось выслушать от многочисленной родни не одну шутку в свой адрес. Дескать, засиделась в девках. Но поскольку конкретный соискатель на руку и сердце Анны так и не обозначился на горизонте, то и грядущую зиму ей придется коротать в родительском доме в обществе младшего брата, который уже стал открыто обзывать ее вековухой, как обычно кличут незамужних девиц в их деревне.

– На все воля Божия, – подшучивал над ней порой отец. – Вот увидишь! Отыщется тебе такой муженек, который не станет смотреть в тарелку с едой, что ты поставишь перед ним на столе, а будет только любоваться твоими красивыми голубыми глазками.

Анна догадывалась, кого конкретно ее родители имели на примете, рассуждая о замужестве дочери. Наверняка это Ларс Трулссен, тот смельчак, который регулярно мужественно поедал ее подгоревшие лакомства. Он тоже из Хеддала. Живет вместе с больным отцом на соседней ферме. Для двух ее братьев Ларс, единственный ребенок в семье, к тому же оставшийся в шесть лет без матери, был кем-то вроде третьего брата. Во всяком случае, в доме Ландвиков он был своим и часто оставался у них на ужин. Анна вспомнила, как в детстве они все вместе играли длинными зимними вечерами или днем, когда начинался снегопад и все вокруг утопало в снегу. Ее братья-сорванцы любили валяться на снегу, закапывать друг друга в глубокие сугробы. Их золотисто-рыжие волосы, как у всех Ландвиков, красиво выделялись на белоснежном поле. Между тем, к немалому изумлению мальчишек, Ларс, более хрупкий в сравнении с крепышами-братьями, всегда предпочитал их забавам уединение в доме, с книгой.

Будучи старшим сыном, Нильс, как и полагалось, после свадьбы остался жить с молодой женой в родовом доме Ландвиков. Однако вскоре родители молодой жены умерли, и она унаследовала родительскую ферму, расположенную в деревушке в нескольких часах езды от Хеддала. Туда и переехали молодые, начав вести самостоятельное хозяйство. В доме остался только младший брат Кнут, который как заведенный целыми днями крутился с утра и до позднего вечера на ферме, помогая во всем отцу.

А Анна в это время сидела в доме рядом с Ларсом, который по-прежнему продолжал исправно навещать их. Он часто делился с Анной своими впечатлениями о только что прочитанной книге. Говорил он тихо, и девушке приходилось напрягать слух, чтобы расслышать, что он там рассказывает. А рассказывал Ларс всякие увлекательные истории о той жизни, которой живут люди в других местах и странах. И жизнь эта казалась Анне гораздо более интересной и насыщенной в сравнении с тем вялым и скучным существованием, которое они вели у себя в Хеддале.

– Я в полном восторге от «Пер Гюнта», – обронил Ларс как-то вечером в разговоре с ней. – Эту книгу мне прислал дядя из Христиании. Думаю, она тебе понравится. Мне кажется, что это лучшее из того, что написал Ибсен на сегодняшний день.

Анна молча опустила глаза. Ей было стыдно признаваться другу детства, что она понятия не имеет, кто такой этот Ибсен. Но Ларс и не думал упрекать девушку в отсутствии знаний. Он весьма обстоятельно поведал ей все, что знал сам, о великом норвежском драматурге, самом великом из всех живущих ныне, который, между прочим, родом из Скиена, соседнего с Хеддалом городка. Благодаря Ибсену норвежская литература, а если шире, то вся норвежская культура в целом стала известна во всем мире. Ларс прочитал все, что написал Ибсен. Впрочем, Анна была уверена, что ее друг прочитал почти все книги в мире. Однажды он даже признался ей, что и сам мечтает стать писателем.

– Но едва ли это возможно здесь, – добавил он, и его взволнованный взгляд уперся в Анну. – Норвегия – маленькая страна. Большинство людей здесь малообразованные. Вот Америка – совсем другое дело. Я слышал, что если там будешь трудиться изо всех сил, то сможешь добиться чего угодно.

Анна знала, что Ларс, готовясь к броску в Америку, самостоятельно научился читать и писать по-английски. Он даже начал сочинять стихи на английском и намеревался в скором времени отправить их какому-нибудь издателю. Всякий раз, когда Ларс заводил с ней свои разговоры об Америке, Анна чувствовала невольный укол жалости к нему. Она прекрасно понимала, что юноше никогда не осилить такое трудное предприятие. Артрит превратил его отца в полного калеку со скрюченными в кулаки руками. Ларс выбивался из последних сил, в одиночку обихаживая отцовскую ферму и живя вместе с отцом в обветшалом и запущенном доме.

Если Ларс не приходил к ним на ужин, то отец Анны сразу же начинал жалеть парня, говорил, что отец и сын Трулссены уже столько лет лишены нормальной женской заботы. Никто за ними не ухаживает, да и в хозяйстве полнейший раздрай. Свиньи бегают по полям, вытаптывают землю, уничтожают плодородный слой, вот она и перестала родить.

– Тут еще эти дожди зарядили без конца и края, превращая все вокруг в одно сплошное болото, – продолжал размышлять вслух отец. – А мальчишка знай себе только книжки почитывает. Живет в мире фантазий, ему и дела нет до того, что творится у него на ферме и на полях.

Минувшей зимой, в один из вечеров, когда Анна старательно разбирала каждое слово, пытаясь разучить новый гимн, который дала ей фру Эрслев, за ней с противоположного конца стола, оторвавшись от своей книги, внимательно наблюдал Ларс.

– Хочешь, помогу? – вдруг предложил он.

Анна покраснела. Она поняла, что машинально произносила слова вслух, чтобы лучше запомнить их. Но терпеть рядом с собой Ларса ей тоже не очень-то и хотелось. От него вечно воняет свиньями. Однако она все же стеснительно кивнула. И Ларс передвинулся поближе к ней. Они принялись разбирать каждое слово вместе и трудились до тех пор, пока Анна не смогла свободно и без запинок прочитать весь текст гимна.

– Спасибо тебе за помощь, – поблагодарила она Ларса.

– Да не за что! – покраснел, в свою очередь, уже Ларс. – Хочешь, Анна, я помогу тебе научиться читать и писать как следует? А в знак благодарности за мои труды ты станешь изредка петь мне.

Анна понимала, что за те четыре года, что минули после окончания школы, ее навыки в чтении и письме изрядно подзабылись, а потому она согласилась. Так они с Ларсом и провели почти всю прошедшую зиму, вместе склонив головы над кухонным столом. Анна даже забросила свое рукоделие, к явному неудовольствию мамы. Очень скоро от гимнов молодые люди перешли к чтению книг, которые Ларс приносил Анне из дома. Каждая книга была завернута в специальную обложку из вощеной бумаги, чтобы ни дождь, ни снег не могли повредить драгоценные страницы. А после того как с уроками было покончено, Анна пела для Ларса.

Поначалу отец с матерью неодобрительно относились к этим занятиям, боялись, что Анна тоже чрезмерно увлечется чтением в ущерб всему остальному, но со временем и сами стали с удовольствием слушать все то, что дочь читала им вслух по вечерам.

– Я бы, пожалуй, со всех ног убежала от этих троллей, – обронила она в один из вечеров, сидя у огня, когда закончила читать популярную норвежскую сказку «Три принцессы Белой Страны».

– А ты забыла, что у одного из троллей аж целых шесть голов? – не преминул указать ей Кнут.

– Но ведь с шестью головами на плечах быстро не побегаешь, правда? – широко улыбнулась в ответ Анна.

Она продолжала совершенствовать свои навыки и в письме. Порой Ларс подшучивал над ней, видя, как она судорожно вцепляется пальцами в карандаш и сжимает его с такой силой, что даже костяшки на руке делаются белыми.

– Никуда он от тебя не убежит, – посмеивался Ларс, кивая на карандаш, а потом начинал расправлять ее пальцы, укладывая каждый палец на свое определенное место.

Однажды поздно вечером, когда Ларс уже натянул на себя тулуп из волчьих шкур и приготовился брести по страшному холоду домой, он резко открыл дверь, и порывом ветра внутрь занесло целый рой снежинок и хлопьев снега. Одна, размером с бабочку, опустилась прямо Анне на нос. Ларс стеснительно смахнул снежинку с лица девушки, не дав ей растаять. Его большая огрубевшая рука скользнула по ее нежной коже, и тут же парень поспешно сунул руку в карман.

– Спокойной ночи, – пробормотал Ларс и вышел вон. Ночная тьма моментально поглотила его. И лишь хлопья снега продолжали медленно таять на полу возле закрытой двери.

* * *

Наконец Роза подошла вплотную к ней. Анна поднялась с земли и стала ласково почесывать корову за ушами. Потом поцеловала белую звездочку у нее на лбу. От зоркого глаза девушки не укрылось, что шерсть вокруг мягкого розового носа стала совсем седой.

– Пожалуйста, милая, дотяни до следующего лета, ладно? – прошептала она корове.

Убедившись в том, что Роза хоть и медленно, но уверенно движется в направлении остального стада, мирно жующего внизу траву, уже успевшую покрыться вечерней росой, Анна направилась в сторону их летнего дома. Она шла и размышляла о том, что пока не готова ни к каким серьезным переменам в своей жизни. И на следующее лето ей хотелось снова вернуться сюда и сидеть в поле вместе со своей любимой Розой. Наверняка домашние сочтут ее наивной дурочкой. Но Анна уже догадывалась, какое будущее уготовили ей родители. К тому же она отчетливо помнила, как странно повел себя Ларс, когда прощался с ней перед тем, как они с матерью уехали на летнюю ферму.

Он принес ей поэму Ибсена «Пер Гюнт», а вручая книгу, вдруг осторожно стиснул Анне руку. Анна даже замерла от неожиданности. Этот жест четко сигнализировал, что их отношения с Ларсом перешли на какой-то новый уровень близости и что он ей больше уже не брат, как она считала всегда. Она скользнула взглядом по его лицу и тут же заметила, что его ярко-синие глаза тоже смотрят на нее совсем иначе, чем обычно. Внезапно Ларс показался ей совсем чужим, незнакомым человеком. Ночью, лежа в постели без сна, Анна невольно ежилась, вспоминая тот взгляд Ларса. Она отлично понимала, что он значит.

Судя по всему, родители тоже были хорошо осведомлены о намерениях Ларса.

– Мы можем купить землю Трулссена в качестве приданого для Анны, – подслушала она однажды ночью разговор отца с матерью.

– Можно подыскать для Анны партию и получше, – тихо отвечала Берит своему мужу. – Вспомни, у Хааконссенсов из Бе сын до сих пор не женат.

– Нет, хочу, чтобы дочь жила рядом с нами, – ответил Андерс тоном, не терпящим возражений. – Конечно, земли Трулссена – не бог весть что. Пожалуй, года три, пока мы не восстановим почву, они не будут приносить никакого дохода. Но если мы все же сумеем восстановить почвенный покров, то тогда наш урожай зерновых станет вдвое больше. Думаю, Ларс – это самая подходящая кандидатура для Анны… Тем более с учетом всех ее… недостатков.

Последние слова отца застряли в памяти Анны, словно заноза. В ней с каждым днем нарастало сопротивление родительским планам, особенно когда родители стали почти открыто обсуждать будущую свадьбу дочери и Ларса. Неужели они даже не спросят у меня, негодовала в душе Анна, хочу ли я выходить замуж за Ларса. Но никто и не собирался интересоваться ее мнением на сей счет, а сама Анна так и не осмелилась сказать отцу и матери, что, хотя Ларс ей нравится, она совсем не уверена в том, что сможет полюбить его.

Иногда она пыталась представить себе, каково это – поцеловать мужчину. Почему-то она заранее знала, что ей все эти поцелуи совсем не понравятся. Что же до другого, того акта, в результате которого на свет появляются дети, то тут она и вовсе терялась в догадках, смутно представляя, как все будет происходить. Иногда по ночам она слышала тихие стоны и поскрипывание кровати, звуки, долетавшие из родительской спальни. Однажды она даже спросила у Кнута напрямую, что бы это могло значить, но тот лишь хитровато ухмыльнулся в ответ и сказал, что именно так они все и появились на свет. И разве она не знает, как корову ведут на случку с быком… Анну само это сравнение привело в откровенное замешательство. Она вспомнила всю картину, как толкают упирающееся животное, чтобы оно взгромоздилось на холку коровы, а фермер в это время крепкой рукой направляет «штуковину» быка и заталкивает ее внутрь коровы. А потом через какое-то время на свет появляется теленок.

Хорошо бы спросить у мамы, неужели и у людей все происходит точно так же? Но разве у нее хватит храбрости интересоваться такими вещами у матери?

Что еще больше огорчало Анну, так это то, что все лето она сражалась с книгой под названием «Пер Гюнт». Дочитала до конца, потом перечитала заново и еще раз и все удивлялась сама себе. Никак она не могла взять в толк, ну почему главная героиня поэмы, бедная деревенская девушка по имени Сольвейг, всю свою жизнь прождала ужасного лоботряса и гулену Пера Гюнта. А когда он наконец соизволил вернуться, то с радостью приняла его и уложила шальную голову парня с его лживыми устами себе на колени.

– Я бы такую башку отрубила и бросила ее Виве, чтобы она играла с ней, как с мячом, – пробормотала Анна вполголоса, уже подходя к дому.

Единственным ее достижением за минувшее лето стало важное решение, которое она приняла: никогда, никогда и ни за что на свете не выходить замуж без любви.

В конце тропинки показался крепко сколоченный бревенчатый дом, который сохранял неизменным свой облик уже для нескольких поколений их семьи. Покрытая дерном крыша выделялась ярким квадратом, радующим глаз своей сочной зеленью на фоне более темных крон могучих елей, выступавших из лесной чащи. Анна зачерпнула ковш воды из бочки, стоявшей рядом с крыльцом, и наспех помыла руки, чтобы смыть с них запах коров, а потом вошла в дом. Веселенькая комната, одновременно и кухня и гостиная. Как она и предполагала, все керосиновые лампы уже горят на полную мощь.

Посреди комнаты – огромный стол, застеленный скатертью в яркую клетку, рядом у стены – пузатый резной буфет из соснового дерева. Старинная печь, которая топится дровами. Огромный открытый очаг, на огне которого они с матерью подогревают чугунный горшок с кашей на завтрак и ужин, а на обед варят овощи и мясо. В задней части дома располагались спальни: спальня для родителей, комната Кнута и крохотная спаленка Анны.

Взяв лампу со стола, Анна пересекла комнату, ступая по изрядно выщербленному полу, и отворила дверь в свою каморку. Поскольку кровать стояла прямо за дверью, то Анна едва могла протиснуться в комнату, да и то боком. Она поставила лампу на ночной столик и сняла с головы чепец. Золотисто-рыжие волосы, делающие девушку похожей на модели Тициана, широкой волной рассыпались по плечам.

Анна взяла потемневшее от времени зеркальце и, усевшись на кровать, стала разглядывать себя. Вытерла грязь со лба. Нужно же появиться к ужину в пристойном виде. Какое-то время она бесцельно пялилась в потрескавшееся стекло. Нет, она совсем не находила себя привлекательной. Слишком маленький нос, особенно в сравнении с огромными голубыми глазами и пухлыми, красиво очерченными губами. Вот от зимы будет хоть одна польза. Веснушки, летом густо усеявшие переносицу и рассыпавшиеся по обеим щекам, вначале побледнеют, а потом и вовсе исчезнут с ее лица, чтобы снова появиться вместе с наступлением весны.

Анна подавила вздох и отложила зеркальце в сторону, потом снова осторожно просунулась обратно на кухню и глянула на часы, висевшие на стене. Семь часов. Но в доме пусто. И где все? Ведь к ужину они ожидали отца и Кнута, которые должны были подъехать сюда с большой фермы.

– Эй, кто дома? – крикнула Анна, но ее вопрос остался без ответа. Тогда она вышла на крыльцо. Уже совсем стемнело. Она обошла дом с тыльной стороны и направилась туда, где прямо в землю был вколочен грубый массивный сосновый стол. К своему удивлению, именно там Анна и обнаружила своих. Родители и Кнут восседали за столом вместе с каким-то незнакомым господином. Его лицо освещал язычок пламени керосиновой лампы.

– Куда ты запропастилась, дитя мое? – спросила у Анны мать, поднимаясь из-за стола навстречу.

– Ты же сама, мама, попросила меня проверить, как коровы спустятся с горы в долину.

– Столько времени! Ты ведь ушла бог весть когда, – попеняла дочери Берит.

– Потому что долго искала Розу. Она отбилась от стада и отстала от остальных коров на целую милю, если не больше.

– Но, слава богу, ты уже дома! – В голосе Берит послышались нотки облегчения. – Этот господин приехал сюда вместе с твоим отцом и братом специально для того, чтобы повидаться с тобой.

Анна глянула на незнакомца. С чего бы ему вдруг захотелось повидаться с ней? Еще никто и никогда за всю ее, пусть и короткую, жизнь не выказывал такого желания. Она глянула на мужчину более внимательным взглядом и поняла, что он явно не из деревенских. Темный, хорошо сшитый сюртук с широкими лацканами, шелковый галстук, брюки из тонкой шерстяной фланели, слегка забрызганные грязью внизу. Нет, определенно все выдавало в нем жителя большого города. Большие, закрученные вверх усы, напоминающие рога барана. Судя по внешности, мужчине уже за пятьдесят. Внезапно Анна перехватила его взгляд и поняла, что он тоже рассматривает ее. Неожиданно он ободряюще улыбнулся.

– Ступай же, Анна, сюда и поздоровайся с герром Байером, – поманил ее пальцем отец, потчуя гостя домашним пивом.

Анна стеснительно приблизилась к незнакомцу, и тот тотчас же поднялся из-за стола и протянул ей руку для приветствия. Она тоже подала ему руку, но герр Байер не стал пожимать ее, а лишь слегка сжал обеими руками.

– Фрекен Ландвик, для меня большая честь познакомиться с вами.

– Неужели? – вполне искренне удивилась Анна, поразившись столь неожиданному приветствию. Надо же! Столько энтузиазма в голосе.

– Анна, не груби! – тотчас же одернула ее мать.

– О, не извольте беспокоиться, – немедленно подал голос незнакомец. – Уверен, Анна вовсе не хотела меня обидеть. С другой стороны, не каждый же день, возвращаясь домой с пастбища, застаешь незнакомого человека, который приехал специально для того, чтобы повидаться с тобой. Пожалуйста, Анна, присядьте, и я вам все сейчас объясню.

Все четверо выжидательно уставились на гостя.

– Во-первых, разрешите представиться. Меня зовут Франц Байер. Я – профессор университета в Христиании, преподаю историю Норвегии. А еще я – пианист и учитель музыки. Вместе со своими друзьями я каждое лето путешествую по провинции Телемарк. Мы изучаем народные традиции и культуру, которую вы, обитатели этих мест, сумели замечательно сохранить у себя до сих пор. Попутно мы ведем поиск молодых талантов, с тем чтобы потом представить их широкой публике в Христиании. И вот наконец я добрался до деревни Хеддал и, по своему обыкновению, первым делом направился в церковь. Там я познакомился с фру Эрслев, женой вашего пастора. Она рассказала мне, что руководит хором, а когда я спросил у нее, есть ли среди участников хора особо одаренные певцы с исключительными вокальными данными, она тотчас же назвала ваше имя. Разумеется, я сразу понял, что вы тоже из местных. Но фру Эрслев сказала мне, что на все лето вы уезжаете в горы, где у ваших родителей есть летняя ферма, и что для того, чтобы добраться туда, потребуется провести в пути целый день. К счастью, на помощь пришел ваш отец. Он и предоставил мне весь необходимый транспорт. – Герр Байер отвесил церемонный поклон в сторону Андерса. – Милая барышня, не скрою, поначалу у меня возникли серьезные сомнения, стоит ли тащиться в такую даль, но фру Эрслев убедила меня в целесообразности поездки и заверила, что я не пожалею. Она сказала, что у вас поистине ангельский голос. И вот, – гость развел руками и широко улыбнулся, – я здесь, у вас. А ваши дражайшие родители были необыкновенно гостеприимны и позволили мне дождаться вас.

От неожиданности Анна даже рот раскрыла, но тут же спохватилась и снова захлопнула его, плотно поджав губы и пытаясь изо всех сил вникнуть в смысл того, что только что сообщил ей герр Байер. Не хочется выглядеть перед важным господином из города этакой неотесанной деревенской девчонкой.

– Для меня большая честь, мой господин, что вы проделали такую дальнюю дорогу только затем, чтобы повидаться со мной, – ответила она, сделав самый грациозный книксен из тех, что у нее получались.

– О, если руководительница вашего хора сказала мне правду, а ваши родители только что в разговоре со мной тоже подтвердили, что у вас есть талант, тогда это уже для меня большая честь познакомиться с вами, – любезно промолвил герр Байер. – И коль скоро вы уже здесь, хотелось бы послушать вас, Анна, и лишний раз убедиться в том, что ни фру Эрслев, ни ваши близкие не ошибаются. Спойте мне что-нибудь, Анна. Очень прошу вас.

– Конечно, споет! – безапелляционно воскликнул Андерс, глянув на дочь, которая нерешительно замерла перед ними. – Ну же, Анна!

– Но я знаю только народные песни и церковные гимны, герр Байер, – робко промолвила она.

– Уверяю вас, этого более чем достаточно, – приободрил ее герр Байер.

– Спой господину свою любимую «Музыкант Пер», – предложила мать.

– Отличное начало! – одобрительно кивнул герр Байер.

– Я раньше пела эту песню только для своих коров.

– Тогда представьте на миг, что я – ваша любимая корова и вы зазываете меня домой, – пошутил герр Байер, и в его глазах вспыхнули веселые искорки.

– Хорошо, мой господин. Я постараюсь.

Анна закрыла глаза и мысленно перенеслась на склон горы, туда, где она каждый вечер ищет, а потом зазывает домой свою любимую Розу. Сделав глубокий вдох, Анна запела. Слова полились сами собой. Грустная история о том, как бедный скрипач был вынужден продать единственную корову для того, чтобы выкупить свою скрипку. Но вот в ночном воздухе растаяла последняя нота, и Анна снова открыла глаза.

Она стеснительно глянула на гостя, ожидая его реакции на свое выступление. Некоторое время герр Байер молчал, напряженно вглядываясь в лицо Анны.

– А сейчас исполните какой-нибудь гимн, пожалуйста. Вы помните слова гимна «Господи Боже, да святится имя Твое…»? – прервал гость затянувшуюся паузу.

Анна молча кивнула в ответ, потом снова открыла рот и запела. На сей раз, закончив исполнение, она заметила, как герр Байер извлек из кармана большой носовой платок и промокнул им глаза.

– Вот что я скажу вам, милая барышня, – заговорил он взволнованно. – Ваше пение великолепно, оно выше всяческих похвал. А лично я готов даже вытерпеть боли в спине, которыми наверняка буду мучиться всю предстоящую ночь, так меня растрясло по дороге. Но все это сущие пустяки в сравнении с тем, что я здесь услышал.

– Конечно, вы у нас заночуете, – подала голос Берит. – Мы устроим вас в комнате нашего сына Кнута. А он уляжется на кухне.

– Благодарю вас, моя госпожа. С удовольствием принимаю ваше приглашение, тем более что нам еще многое надо будет обсудить. Простите мою бесцеремонность, но не найдется ли у вас кусочка хлеба для бедного изголодавшегося странника? У меня за весь день маковой росинки во рту не было.

– О господи! – в ужасе воскликнула взволнованная Берит, начисто забывшая в суматохе появления неожиданного гостя о том, что она должна была бы первым делом покормить человека. – Простите меня, бестолковую, мой господин! Про все на свете перезабыла. Сейчас мы с Анной быстро накроем на стол.

– Отлично! А мы пока побеседуем с герром Ландвиком. Поразмыслим с ним над тем, как сделать талант вашей дочери достоянием всей норвежской публики.

У Анны даже глаза округлись от этих слов, но она послушно заторопилась вслед за матерью в дом.

– И что этот важный господин сейчас подумает о нас? Решит, что мы начисто лишены гостеприимства… Или бедняки какие… Даже не покормили гостя! – продолжала заниматься самобичеванием Берит, выставляя на стол тарелку с хлебом, масло и блюдо с нарезанной солониной. – Вернется к себе в Христианию и начнет там рассказывать друзьям-приятелям о том, какие мы тут все неотесанные чурбаны. Скажет им, что все истории, которые они слышали о том, какой дикий народ эти деревенские, – чистая правда.

– Мамочка, герр Байер, судя по его виду, очень добрый господин. Не станет он распространять о нас всякие небылицы. Если тебе пока моя помощь не нужна, тогда я схожу во двор, принесу побольше дров для печи.

– Только поторопись! Нужно еще тарелки расставить, вилки, ножи разложить…

– Сию минуту, мамочка.

Анна вышла на улицу, неся под мышкой большую плетеную корзину. Она нагрузила полную корзину дров и какое-то время стояла, любуясь огоньками на склонах гор, сбегающих к озеру. Огни свидетельствовали о том, что они здесь, в горах, не одни. Неподалеку тоже обитают люди. Сердце трепетало в груди Анны. Она была слишком взволнована всем тем, что только что произошло.

Собственно, пока Анна и понятия не имела, как появление в их доме неожиданного визитера отразится именно на ней. Да, она слышала, и не раз, всякие истории о том, как профессора, такие как герр Байер, ищут по всей провинции Телемарк талантливых певцов и музыкантов, а потом увозят их из родных деревень в город. А что, если герр Байер тоже предложит ей уехать вместе с ним? Хочется ли ей этого по-настоящему? Ведь она, кроме своей молочной фермы, поселка Хеддал да редких вылазок в соседний городок Скиен, нигде не была. А тут сама Христиания. Страшно даже подумать о том, что она может вот так сразу взять и уехать в столицу. Или о том, что с ней будет дальше.

Анна услышала голос матери, которая звала ее в дом. Подхватив корзину с поленьями, Анна поспешила на кухню.

* * *

На следующее утро Анна проснулась ни свет ни заря. Каких-то несколько секунд она лежала в полудреме, а потом вдруг вздрогнула, вспомнив события минувшего вечера. Вчера случилось что-то поистине невероятное. Припоминая все подробности вчерашнего ужина, она поднялась с кровати и стала одеваться. Весьма трудоемкий процесс, кстати. Вначале штанишки и нижняя сорочка, потом кремовая блузка и черная юбка, сверху жилет, украшенный разноцветной вышивкой. Ее повседневный наряд. Потом Анна собрала волосы и спрятала их под чепец, после чего принялась натягивать на ноги сапожки.

Вчера за ужином Анна спела для гостя еще две песенки и один гимн, а потом мама отправила ее спать. Разговор за столом вертелся не вокруг Анны, а вокруг того, какая необычно теплая погода установилась на дворе. Отец рассказывал гостю о видах на урожай будущего года. Но когда Анна ушла, то наверняка взрослые заговорили о ней. Прислушиваясь через стенку к приглушенным голосам родителей и герра Байера, Анна строила догадки, какое будущее они для нее планируют. Наконец она не выдержала и слегка приоткрыла свою дверь, чтобы подслушать, о чем же говорят за столом.

– Конечно, не скрою, меня заботит, что будет, если Анна уедет в город. Ведь тогда все домашнее хозяйство ляжет на плечи моей жены, – услышала она голос отца.

– По части стряпни и прочих домашних дел наша Анна, если честно, не из лучших, – призналась мать. – Но она у нас очень трудолюбивая девочка, любит животных и умеет хорошо ухаживать за ними, – добавила она.

– Не сомневаюсь, мы сможем обо всем договориться и устроить все наилучшим образом к общему удовольствию всех, – ответил герр Байер, успокаивая встревоженных родителей. – К тому же я готов компенсировать вам все издержки, которые будут сопряжены с отъездом Анны и потерей ее как работницы на вашей ферме.

Анна даже не поверила своим ушам, когда гость назвал конкретную цифру. Ну это уж совсем никуда не годится! Она тихонько прикрыла дверь.

– Да меня покупают, словно корову на рынке! – пробормотала Анна в ярости. Ее страшно разозлило, что родители станут принимать решение касательно ее будущего, руководствуясь исключительно денежными интересами. И все равно услышанное привело ее в несказанное волнение. Все внутри трепетало, и она долго не могла уснуть.

За завтраком Анна сидела молча, уткнувшись в свою миску с кашей, и слушала, как родители и брат обсуждают герра Байера, который еще крепко спал, устав после долгой и трудной дороги. Судя по всему, на смену тому энтузиазму, с которым вчера ее семья встретила предложение Байера, пришли более зрелые размышления. А правильно ли они поступят, отпустив свою единственную дочь в чужой город, да еще с незнакомцем?

– Пока мы можем верить ему только на слово, – с кислым видом сказал Кнут. Он, уступив свою кровать гостю, явно не выспался на новом месте. – Откуда нам знать, будет ли Анна в безопасности, живя в его доме?

– Ну если сама фру Эрслев отправила его к нам, одобрила его поездку сюда, то, значит, он человек богобоязненный и порядочный, – подала голос Берит, щедрой рукой накладывая кашу в миску, приготовленную для гостя. А сверху еще густо полила кашу брусничным вареньем.

– На следующей неделе, когда вернемся домой в Хеддал, обязательно схожу к пастору и переговорю и с ним, и с его женой, – сказал Андерс. Берит одобрительно кивнула.

– В любом случае он должен дать нам какое-то время, чтобы все хорошенько обдумать еще раз, – заметила она. – Пусть приедет попозже, тогда все и обсудим.

Анна не осмелилась подать голос. Ведь на весах сейчас все ее будущее. Впрочем, она и сама не до конца знала, в какую сторону должны качнуться весы, чтобы все получилось так, как ей хочется. Позавтракав, она незаметно выскользнула из дома, пока мама не успела надавать ей новых поручений. Уж лучше провести целый день среди коров, подумать обо всем в тишине и покое. Напевая про себя вполголоса, она бежала по тропинке, ведущей к пастбищу, и размышляла о том, почему ею так заинтересовался герр Байер. Будто в Христиании нет других девчонок, еще более голосистых, чем она. Через несколько дней она вместе с родителями возвращается на зиму в Хеддал. И вдруг до Анны дошло: ведь может случиться так, что на следующее лето она уже и не приедет сюда. Обхватив Розу за шею и поцеловав ее, она снова запела во весь голос, чтобы побороть подступившие к горлу слезы.

* * *

Вернувшись через неделю в Хеддал, Андерс, как и пообещал жене, отправился с визитом к пастору. Пастор и его жена заверили Ландвика в полной благонадежности профессора Байера. Оказывается, он опекает и других молоденьких девушек, берет их под свое крыло и обучает искусству вокала. А одна из его нынешних учениц, по восторженному замечанию фру Эрслев, даже поет сейчас в хоре столичного оперного театра.

Когда через некоторое время герр Байер вторично наведался к ним с визитом, Берит, не желая снова ударить в грязь лицом, расстаралась на славу и приготовила на обед отменную свиную лопатку. По завершении трапезы Анну отослали в курятник покормить цыплят и наполнить для них корытца свежей водой. Напрасно она еще какое-то время отиралась снаружи возле кухонного окна в надежде расслышать, о чем там говорят взрослые. Все ее усилия оказались тщетными. Наконец за ней явился Кнут и позвал в дом.

Снимая с себя пальто, Анна увидела, что родители все еще сидят за столом вместе с профессором и по-дружески потчуют его домашним пивом. Герр Байер приветствовал девушку веселой улыбкой, наблюдая за тем, как она усаживается за стол рядом с братом.

– Итак, Анна, – начал он, – ваши родители согласились отпустить вас на год в Христианию. Будете жить у меня. Я стану для вас и ментором, и учителем пения. Я уже пообещал вашим родителям, что буду опекать вас в столице. Как говорится, in loco parentis. Что скажете на это, Анна?

Анна молча уставилась на профессора, не зная, что сказать в ответ, чтобы лишний раз не продемонстрировать гостю свое невежество. Она и понятия не имела, что означает слово «ментор» или тем более in loco parentis.

– Герр Байер сказал, что ты будешь жить у него на квартире в Христиании, а он станет обучать тебе тому, как надо правильно петь. Профессор представит тебя в столице всяким влиятельным людям. Он пообещал нам, что будет заботиться о тебе, как о своей родной дочери, – пояснила Берит и ласково погладила Анну по коленке.

Взглянув на растерянное лицо Анны, герр Байер стал поспешно уговаривать девушку:

– Я уже пообещал вашим родителям, Анна, что вы будете жить в прекрасных условиях. В квартире проживает моя экономка фрекен Олсдаттер, она тоже будет заботиться о вас, удовлетворять все ваши нужды. Я также представил вашим родителям рекомендательные письма из университета и Музыкального общества в Христиании. А потому вам, моя юная барышня, бояться абсолютно нечего, уверяю вас.

– Понятно, – коротко обронила Анна, всецело сосредоточившись на чашке с кофе, которую мать поставила перед ней. Медленно сделала глоток, потом другой.

– Так вас устроит предложенный мною план, Анна? – настоятельно поинтересовался у нее герр Байер.

– Я… полагаю, да.

– Герр Байер также готов взять на себя все расходы по твоему содержанию в городе, – вступил в разговор отец. – Отличная возможность для тебя, Анна. Профессор считает, что у тебя большой талант.

– Я действительно так считаю, – подтвердил герр Байер. – Вы, Анна, обладаете голосом необыкновенной чистоты. Я еще не слышал таких прекрасных голосов. Разумеется, вы станете заниматься не только музыкой. Будете изучать иностранные языки. Я позабочусь о том, чтобы у вас появились достойные учителя, которые обучат вас письму и чтению…

– Простите, герр Байер, – не выдержала Анна столь откровенного уничижения. – Но я и так умею и читать, и писать.

– Вот и замечательно! Значит, мы сможем приступить к нашим занятиям вокалом гораздо раньше, чем я предполагал. Так вы согласны, Анна?

Анне очень хотелось спросить у этого пожилого господина, почему он так старается. Зачем соглашается платить ее родителям такие большие деньги? Тратить собственное время на то, чтобы совершенствовать и ее голос, и ее саму… Не говоря уже о том, чтобы позволить ей жить в его квартире… Но, поскольку никто из старших не задал подобных вопросов гостю, Анна посчитала, что и ей не стоит спрашивать о таких вещах.

– Но Христиания так далеко отсюда… И потом, целый год… Это так долго. – Голос Анны предательски дрогнул при мысли о том, что так внезапно обрушилось на нее и что ждет ее впереди. Ведь вся ее прежняя жизнь в одночасье станет совсем другой. Конечно, она прекрасно понимала, кто она есть. Простая деревенская девушка из самой что ни на есть глубинки. Затерянный в горах Хеддал. И впереди ее ожидало такое же простое и размеренное существование. Да, скучное, но зато вполне привычное. А тут такой разворот и полная неизвестность. К тому же ей предлагают сделать выбор, даже не дав времени поразмыслить. Нет, это уже слишком!

– Что ж…

Четыре пары глаз неотрывно смотрели на нее.

– Я…

– Да? – хором спросили у нее родители и герр Байер.

– Пожалуйста, обещайте мне, что вы не пустите Розу на мясо, когда она умрет, ладно? – попросила она отца и мать.

И с этими словами Анна Ландвик дала волю слезам.