Глава 11. Дома

Домой Илья Алексеевич добрался уже за полночь. Сегодня поставить себе в зачет он мог разве что изобличение артиста-неудачника, преследовавшего объект своих воздыханий в накладной бороде, заимствованной у царя Менелая. Не бог весть какая победа. Можно было предположить, что жгучая ревность Лянина распространялась и на покровителя Найденовой Костоглота – иначе зачем ему было околачиваться у ворот особняка на Итальянской. Голова хряка как угроза в битве за женское сердце – театральная выходка вполне в духе экзальтированной артистической натуры. Скорее даже не хряка, а борова – чтобы подчеркнуть мужскую несостоятельность пожилого соперника. Правда, могла ли позволить хлипкая конституция Лянина управиться с грузом в полпуда?.. Может, привлек кого-то из обслуги?.. Того же конюха Игната… Или этого тенора с песочным голосом… Что же, можно докладывать обер-полицмейстеру? А не слишком ли просто? Надо бы вызвать Лянина в участок да потолковать без сантиментов.

Поглощенный размышлениями, сыщик не заметил, что всю дорогу за ним следил невзрачного вида джентльмен, припадающий на левую ногу. Это был немолодой уже клюквенник средней руки Серафим Пипочка. На лице его были запечатлены следы свежих побоев: один глаз затек и почти не видел, а лопнувшие в нескольких местах губы содержали в трещинах засохшую кровь.

Поднявшись в скромную квартирку во втором этаже над уже запертой мелочной лавкой, Ардов отвернул вентиль у основания витого латунного рожка на стене и поднес спичку к соплам – оттуда навстречу друг другу с тихим гудением вырвались струйки пламени. Еще один «рыбий хвост» он запалил на соседнем рожке. Огонь осветил стенку, увешанную документами – газетными вырезками, фотографиями преступников из полицейского архива, выписками, протоколами опросов, схемами et cetera. Это было все, чем располагал Илья Алексеевич по делу об убийстве отца. Достав из кармана сюртука фальшивые купюры, он пришпилил их рядом с рисунком, на котором было изображено навершие трости в виде головы дракона.

Отказа Кости Данго от помощи в расследовании следовало ожидать, хотя Ардов и не терял надежды до самого конца разговора. О существовании короля блинопеков Ардов узнал от Жаркова и вот уже месяц искал на него выход. Помог вездесущий Чептокральский, которому за услугу Илья Алексеевич был вынужден выложить во всех подробностях дело об убийствах шляпными булавками, в котором оказался замешан модный психолог Бессонов. Публикация наделала шуму. Чептокральский развернул происшествие в целую повесть, давая ее частями из номера в номер. Этот криминальный очерк положил начало если не славе, то некоторой популярности скромного чина сыскного отделения третьего участка Спасской части. Единственное, о чем умолчал Ардов, – это зловещая фигура кукловода, которую он обнаружил за этим кровавым гран-гиньолем, но так и не сумел изловить. Звали его Карл Мервус. Впрочем, имя наверняка было фальшивым и ничего не значило. Именно у этого господина имелась трость с набалдашником-драконом – точно таким же, какой Илья Алексеевич обнаружил на рисунке из папки по делу об убийстве отца. Сведений о Мервусе не было почти никаких – знавшие его предпочитали молчать, а решившие заговорить неожиданно умирали. Тот же психолог Бессонов, пообещав на вечернем допросе сообщить все подробности, наутро умер прямо в камере участка, отведав тюремной каши. Как оказалось, отравленную пищу под видом развозчика тюремных харчей в участок доставил переодетый преступник, манерами и обхождением не вызвав никакого подозрения у охранника. Когда же через полчаса приехал настоящий развозчик, арестованный уже не дышал. Днем ранее в петле была найдена и генеральша Кострова, также имевшая связь с Мервусом. С отказом Кости Данго ниточка в расследовании окончательно терялась. Получалось, что пока самой ценной уликой было лицо Мервуса, которое запечатлелось в памяти Ардова после одной случайной встречи на публичной лекции в Обществе развития науки: прозрачные рыбьи глаза и крашеные усики с игриво подкрученными вверх кончиками над пухловатыми влажными губками. И голос, похожий на рой жужжащих насекомых…

Внизу на улице Серафим Пипочка дождался, когда в окнах второго этажа появятся отблески газовой горелки, и поковылял прочь.

Глава 12. Куль

На столе у старшего помощника пристава стоял гроб, а рядом понуро вздыхали кучер похоронного фургона и сторож Елизаветинской городской больницы. У стены рядком сидели трое служителей покойницкой означенного медицинского учреждения. Гроб был набит каким-то тряпьем. Полицейский чиновник Африканов извлекал предметы и клал рядом. Образовалась уже некоторая куча. Полицейский чиновник Пилипченко за соседним столом составлял опись имущества. Руководил расследованием старший помощник пристава фон Штайндлер.

– Больничные передники – еще две штуки, – сообщил Африканов.

– Итого, стало быть, сколько? – уточнил фон Штайндлер.

– Итого полдюжины, ваше благородие! – торжественно ответил Пилипченко.

– Так-с… – удовлетворенно протянул старший помощник.

– Фуражек служебных – три! – продолжил перечень Африканов.

– Итого – пять! – подсчитал Пилипченко.

– А это что? – удивился Оскар Вильгельмович, увидав в руках Африканова какую-то грязную хламиду.

– Куртка, ваше благородие, – с готовностью вступил служитель покойницкой со своего стульчика.

– Вы пока обождите! – строго осадил добровольного консультанта старший помощник. – Дойдет и до вас очередь!

Всего в гробу оказалось шесть передников, пять фуражек, четыре куртки и два пальто. В ходе дальнейшего расследования удалось выяснить, что гроб находился в коридоре переполненной покойницкой и служители приноровились хранить там свои вещи. Прибывший с Преображенского кладбища кучер похоронного фургона вместе со сторожем, помогавшим выносить трупы, впопыхах ухватили и этот гроб, полагая, что имеют дело с покойником неизвестного звания.

– Для передачи земле, – кашлянув, ответил кучер на вопрос о цели завладения гробом.

– Земле, как же! – опять не выдержал один из пострадавших.

– Я попрошу! – возвысил голос Оскар Вильгельмович.

Дело было непростое: предстояло решить, кого в этой ситуации следует наказать. Можно было повернуть и так и эдак, поэтому старший помощник пристава пытался понять, содержится ли здесь возможность показать начальству свое особое служебное рвение или хотя бы выманить у одной из сторон вознаграждение за беспристрастный разбор.

Войдя в зал участка, Илья Алексеевич нисколько не удивился открывшейся картине, хотя еще пару месяцев назад такое зрелище могло бы порядком его впечатлить. Оскар Вильгельмович проводил следственный эксперимент. Гроб был опущен на пол между столами, в нем, сложив крестом руки, расположился один из служителей покойницкой, а подозреваемые, кряхтя и тужась, поднимали его под руководством Африканова. В ходе расследования старший помощник пристава рассчитывал выяснить, могли ли кучер со сторожем по весу определить, что в гробу нет тела. За неимением приборов для точного определения тяжести было решено использовать отзывы самих подозреваемых.

Дождавшись, когда гроб будет возвращен на пол, Илья Алексеевич переступил через него и, поприветствовав коллег, двинулся далее в прозекторскую. Там его встретил Жарков, завершавший экспертизу письма, доставленного вчера Шептульским. Он чем-то капал из пипетки на бумагу и рассматривал в микроскоп.

– Смесь довольно любопытная… – начал криминалист без всякого приветствия, словно разговор уже длился некоторое время. – По всей видимости, в состав входят живица и красный мышьяк… Древние египтяне использовали его для бальзамирования трупов.

Илья Алексеевич припомнил коньячный запах, который уловил вчера в гримуборной.

– Это обычный сандарачный клей, – сказал он. – Такой используют актеры, чтобы приставить себе усы или бороду. Этот клей легко стирается и не оставляет следов на коже.

Жарков поднял на коллегу полный любопытства взгляд.

Ардов рассказал об открытиях вчерашнего дня, упомянув при этом и Костоглота, но лишь как поклонника артистки Найденовой. Голова хряка всё еще подпадала под данное обер-полицмейстеру обязательство хранить происшествие в тайне. Выходило, что в поиске убийцы посетителя бильярдного клуба сыщик не продвинулся ни на шаг. Надо было отправляться в «Пять шаровъ» и опрашивать обслугу – не может такого быть, чтобы никто ничего не видел.

– Петр Палыч, есть! – раздался возбужденный голос письмоводителя Спасского, ворвавшегося в прозекторскую. Он взмахнул принесенной папкой и поклонился Ардову, которого поначалу не заметил. – Это грабитель и убийца Кульков по кличке Куль!

Еще вчера, обнаружив клеймо на руке трупа, Жарков предположил, что перед отправкой на каторгу преступника наверняка подвергли бертельонированию, и отправил Спасского в управление рыться в архиве.

Объявив письмоносцу благодарность, Петр Павлович взял папку и приступил к изучению бумаг. Спасский, уже успевший ознакомиться с содержимым, с воодушевлением принялся излагать краткое содержание прочитанного:

– Был «банщиком», то есть специализировался на кражах ручной клади по вокзалам. Двенадцать лет назад был осужден за грабеж с убийством. Действовал в паре, но на суде подельника не выдал. В деле есть только кличка.

Жарков как раз дошел до соответствующей бумаги и завершил краткий доклад:

– Хряк.

– Что?!

Илья Алексеевич вскрикнул так громко, что коллеги вздрогнули и уставились на сыщика с недоумением и опаской.

– Хряк… – тихо повторил Спасский.

Не проронив более ни слова, Ардов вышел из прозекторской. Криминалист и письмоводитель невольно переглянулись.