Покушение

На сей раз интуиция Соколову изменила. Он никак не мог предположить, что этот невзрачный человечишка Евсей Рытов, несмотря на каторжное прошлое, осмелится покуситься на его, русского графа, жизнь.

И все же в силу многолетней привычки Соколов засунул под подушку свой американский «дрейзе». И сделал правильно.

Изрядно утомившегося от переживаний Соколова разморило в теплом лесном доме, и он забылся беспробудным сном.

Прошло минут пятнадцать. Евсею Рытову не терпелось. Он решил действовать. Прикрутив фитиль, убийца засветил лампу-линейку. Она скудным светом озарила его лачугу. Осторожно ступая по половицам, Евсей обошел дом. Как он и рассчитывал, все нетрезвые гости, утомленные к тому же ночным переходом, беспробудно дрыхли.

Евсей, как ему казалось, со всех сторон тщательно обдумал дельце. Убивать он решил обушком большого топора – дело могло обойтись даже без следов крови. И он знал закон убийц: если жертв несколько, всегда надо начинать с самого сильного. Так что первым к смерти был приговорен Соколов.

* * *

И вот пришел страшный миг. Вокруг царила ночь. Глубокую тишину нарушал лишь жуткий волчий вой, проникавший сквозь двойные рамы.

Евсей Рытов, неслышно ступая босыми ногами, затаив дыхание, с бешено колотящимся сердцем подкрался к спящему гению сыска.

Соколов лежал на спине, безмятежно вкушая сон. Широкая грудь мерно и высоко вздымалась. Чтобы освободить себе руки, убийца поставил на стол лампу. Он вдруг ощутил необыкновенно сильное и острое чувство – власть над жизнью человека. Вот почему однажды убивший непременно ищет случай еще и еще раз лишить людей жизни.

Убийца не спешил. Примеряясь, он медленно поднял топор. Глубоко вздохнул, чтобы в следующее мгновение с выдохом размозжить голову графа.

И вдруг кто-то повис на его руке. Убийца от неожиданности выпустил топор, и тот с глухим стуком грохнулся на пол.

Соколов, вмиг пробудившись, вскочил с постели. Пред ним предстала невероятная картина: Бочкарев держал за плечи Евсея Рытова. Тот отчаянно крутанулся, вырвался из объятий, схватил топор и пошел на Бочкарева.

Но еще быстрей Соколов выхватил «дрейзе» и, почти не целясь, выстрелил. Евсей Рытов охнул, выпустил топор. Теперь он беспомощно положил руку на правое плечо. Между пальцев струилась кровь. Судя по всему, у него была перебита лопатка.

– Что такое? – вскричал Соколов. – Почему этот хорек вонючий хотел тебя зарубить? Почему ты не спал? Ведь ты упился до полусмерти…

Бочкарев усмехнулся:

– Нет, вам это показалось! Водка почти вся попала в кадку с фикусом, который стоит у граммофона. Я выполнял долг, возложенный на меня Нестеровым из разведки. – Кивнул на корчившегося на полу от боли Евсея: – Дрянной тип – сразу было видно! Усни я, и мы минутой прежде могли бы узнать, есть ли жизнь за гробом.

Соколов посмотрел на Евсея, усмехнулся:

– Ах, Евсей! Какой же ты негостеприимный, стыдно!

– Сами виноваты, зачем смущали деньгами, сказали, что у вас есть их на покупку лошадей…

– Ну, недорого ты нас ценишь, даже обидно.

– Ох, больно! Перевяжите…

Бочкарев спросил:

– Что делать с этим подлецом?

– Ничего делать не будем. Оставим на волю Божью.

– Позвольте я его к лавке приторачу. А то ведь здоровой рукой за топор опять схватится, этот народ уголовный бедовый. Ишь, дружок Каляева!..

Возмездие

Бочкарев снял на кухне веревку для сушки белья и прикрутил убийцу к лавке. Евсей скрипел от обиды и боли зубами. Просил:

– Помилуйте, меня бес попутал…

Появился Факторович. Вид у него был весьма помятый. Заметив Евсея, привязанного к широкой лавке и в окровавленной рубахе, удивился:

– Таки это у вас на самом деле был шум? А я думал, что это все мерещится мне в нетрезвом сне.

Бочкарев поклонился, в тон ответил:

– Гутен морген! Таки у нас был шум. Лейба, собери в мешок еду, какую найдешь.

– Всякое дело надо делать по порядку! – сказал Факторович, нахлобучил на уши шапку, подошел к стене, которая, по его мнению, была восточной, и стал бормотать утреннюю молитву с прибавлениями.

За окном начало светать. Соколов распорядился:

– Господа соратники, пойдите взгляните, на самом деле у этого пройдохи есть лошади?

Соратники взяли лампу и, гремя связкой ключей, которую сняли с гвоздя в сенях, налегке отправились во двор. Минут через пять вернулись изрядно промерзшие.

Факторович задумчиво уставил выразительные глаза на Соколова:

– Месье, вы когда-нибудь слышали синодальный хор Цибульского в двойном составе? Так знайте, что хор Цибульского в самых сильных местах берет слабее, чем сейчас вокруг нас воют волки. Думаю, что они собрались сюда со всего света, потому что на одном месте так много их не бывает.

Соколов сказал:

– Господин Факторович, но вас они не съели, и меня это радует. Я еще не теряю надежды отправить вас на фронт. Когда кайзер Вильгельм узнает, что вы с ружьем, он тут же со страху наделает в брюки и капитулирует.

– Вы можете смеяться с меня, но я не хочу оставаться здесь, как человек не хочет смерти! Тем более что в сарае стоят две хорошие лошадки.

– А еще саночки и кожаная упряжь с бубенцами, – добавил Бочкарев.

– Ну, бубенцы так бубенцы, веселей покатим, а остальное заберем в качестве трофея. Семен, сколько убийце денег за лошадь и сани оставить?

Факторович удивился:

– Зачем оставлять? Теперь ему нужны наши деньги, как жениху триппер!

– Но мы не жулики, – сказал Соколов. – Нам чужого бесплатно не надо. – И швырнул на стол несколько золотых монет.

– Что будем с покусителем делать? – спросил Бочкарев. Он наклонился, полез под лавку и вытащил желтую стреляную гильзу. Выйдя на порог, зашвырнул гильзу далеко в снег.

– С собой заберем и сдадим в полицию, – сказал Факторович.

Соколов возразил:

– Да, в полиции будет большой праздник, когда мы сами туда припремся. Надо дружка Каляева тут оставить.

Евсей подал плаксивый голос:

– Люди добрые, оставьте меня тут. Вам самим будет лучше. Снега глубокие, лошадь утомится. К тому же саночки незначительные, вчетвером не поместимся… не дойдут лошади, падут. И вы погибнете, и я. Зачем я вам нужен? Ну, ослепление было, простите меня, неразумного, я еще исправлюсь.

– Горбатого могила исправит, – мудро заметил Бочкарев и многозначительно посмотрел на Соколова. – Пусть отдыхает на лавке, только надо свежего воздуха пустить… – И он распахнул двери в сенях и на улицу, подложив под них поленца.

В избу ворвался морозный воздух.

– А если в гости волки придут, мы не виноваты, – обрадовался Факторович.

* * *

Соколов напоследок вошел в избу. Факторович деловито снял со стены ковер и потащил из дома:

– Ковер в санях пригодится, уверяю вам, на дворе уже не сентябрь.

Евсей заверещал:

– Я замерзну, в двери дует!

Бочкарев укоризненно произнес:

– Тебе ли, каторжник, жаловаться? Ты нас всех хотел убить, а мы тебе за это ничего не сделали. Почти ничего…

Соколов приказал:

– Факторович, накрой убийцу ковром, тем, который висел в гостиной.

– Таки я уже унес его в сани.

– Принеси обратно.

– Нет, я похож на идиота – понесу ковер обратно? – возмутился Факторович. – Этому злодею ковер не поможет. – Он снял с гвоздя полушубок и набросил его на Евсея. – Лежи, грейся.

Рытов, увидав, что несостоявшиеся жертвы уходят, заголосил:

– Господа солдатики, закройте двери, сто рублей отдам, под половой доской припрятаны…

Соколов укоризненно покачал головой.

– Ай-ай-ай! Деньги преступника нам не нужны, а что касается волков, они на запах крови сбегутся быстро. Впрочем, Евсей Рытов, ты сам вроде матерого волка! За дурные дела обязательно приходится расплачиваться, и не только на том, но и на этом свете. – Повернулся к Бочкареву: – Иди запрягай.

Тем временем Факторович забрался на кухню и торопливо набивал мешок консервами, сушеными грибами и крупами, которые он обнаружил в закромах Рытова.

Соколов сказал:

– Факторович, на фронте нам крупа не понадобится. Оставь все на месте.

– Никогда! – В голосе Факторовича звучала непреклонная воля.