В доме Джунковских в тот вечер, когда Соколов побывал у государя в Александровском дворце, за ужином было оживленно.
Гений сыска отвечал на вопросы, которыми засыпали его Владимир Федорович и его сестра: «Как выглядит государь? Как здоровье Алексея? Чем заполняют досуг дочери?»
Про клад Соколов не обмолвился ни словом.
Когда он остался с глазу на глаз с Джунковским, сказал:
– Мне надо срочно попасть в Карлсбад.
– Попить минеральной водички? – улыбнулся Джунковский. Он решил, что это очередная шутка гения сыска.
– Вроде того. Помоги, Владимир Федорович.
Джунковский понял: это серьезно. Он молчал, что-то обдумывая. Наконец вопросительно взглянул на приятеля:
– Это желание государя?
Соколов ответил кратко:
– Да, государя.
– И что я должен сделать?
– Сказать в Генштабе, чтобы подготовили приказ о моем назначении в твою дивизию, передали тебе выписку из приказа, а мне вручили предписание явиться в часть.
– Согласен. Но что будет дальше?
– Однажды я пойду за колючую проволоку и больше не вернусь, останусь на вражеской стороне.
Джунковский удивился:
– Останешься под видом перебежчика? Тебе, Аполлинарий Николаевич, следует обратиться в генерал-квартирмейстерскую службу к Потапову, ведающему внешней разведкой.
– И что я ему скажу? То, что получил задание от государя?
Джунковский задумчиво поглядел в потолок.
– Да, он состоит на службе Временного правительства, прикажет тебя арестовать и как шпиона отдаст под военный суд.
Соколов терпеливо объяснил:
– Вот почему я и разговариваю с тобой, а не с Потаповым. И вообще не желаю, чтобы кто-нибудь, кроме тебя, знал о моих делах.
Джунковский спросил:
– У тебя есть план перехода границы?
– Я могу за ночь пять раз пересечь границу, но это мало что даст. Гораздо сложнее пройти прифронтовую полосу, а это может быть до нескольких километров, да и передвижение по вражеской территории сопряжено с большим риском. И все же, во имя императора и России, я пойду на любую опасность. Я твердо верю: человек погибает не оттого, что в него попала пуля, а оттого, что исчерпал свои духовные силы и не может быть полезен ни Богу, ни Отечеству.
– Полностью с тобой согласен! Ты, Аполлинарий Николаевич, в совершенстве владеешь немецким языком, это должно помочь.
– Это так, но больше мне поможешь ты сам. Говоришь, Владимир Федорович, солдаты меняют немцам хлеб на порнографические открытки? Прекрасно!
Джунковский возразил:
– Ничего в этом прекрасного нет, а есть гнусность и предательство. Те, которые сбывают хлеб неприятелю, подумали бы о своих семьях, о своих детях, которые отказывают себе в лишнем куске, только бы солдат был сытый. По распоряжению немецкого командования уже централизованно доставляют из тыла на передовую ножички, бритвенные лезвия, фото с проститутками – для обмена на продукты питания. Кроме улучшения питания, немцы достигают важной цели – устанавливают добрые отношения с русскими солдатами. Каково? – Джунковский погрозил пальцем. – Ну ничего, вот я вернусь в дивизию и каленым железом выжгу эту заразу… Несколько человек предам военному суду, а там разговор короткий… Смертную казнь Временное правительство отменило еще в марте, но существуют и другие меры пресечения, как тюрьма. И Керенский обещал вновь ввести смертную казнь в закон. Пусть только мысль о казни страшит каждого…
Соколов миролюбиво заметил:
– Владимир Федорович, сделай одолжение, оставь на время все, как есть.
– То есть?!
– Дай предателям родины еще недельку-другую ходить на чужую сторону. Пусть причесываются немецкими гребешками и проводят досуг с фотографиями немецких шлюх.
Джунковский с любопытством посмотрел на приятеля:
– Тебе это надо? Серьезно?
– Очень надо!
– Будь по-твоему, граф! Заодно станем вести наблюдение за предателями, материал для суда накопим. У тебя и впрямь уже готов план проникновения к немцам в тыл?
– Разумеется, и он мне кажется удачным. Но, как всегда, жизнь напомнит про овраги, по которым нам ходить… Пьем, друг, за успех дела!
Выпили, закусили. Соколов о царских сокровищах – ни гугу.
Джунковский не выдержал, попросил:
– Ну, сокол ясный, поделись своим планом! Может, я что подскажу…
Соколов поведал о своей задумке. Джунковский был в восторге. Он обнял приятеля, воскликнул:
– Ах да умница! Главное, все просто. А как ты ловко этих хреновых менял использовал – гениально!
– Пока еще не использовал, но постараюсь. Мой девиз: даже враги должны служить нашим интересам.
– Прекрасно! Ну а я, понятно, стану помогать, чем смогу.
В доме царили уют и покой, словно на острове, заброшенном среди дальних морей. Друзья долго молчали. Наконец Соколов глубоко вздохнул:
– Чует мое сердце – это мое последнее дело.
Джунковский удивился:
– И чем же ты будешь заниматься?
Соколов самым серьезным тоном произнес:
– Уеду в какую-нибудь глушь, женюсь на красавице крестьянке, толстозадой, вот с такими грудями, – показал рукой, – заимею пятерых детишек, буду ловить в пруду рыбу, читать на досуге в первых изданиях Пушкина и Лермонтова, писать воспоминания… Жизнь я все-таки прожил не зря, кое-что полезное для России сделал.
Джунковский обнял друга:
– Ты говоришь таким погребальным тоном, словно собрался умирать. А нам с тобой предстоит дело – интереснейшее. Тебе, Аполлинарий Николаевич, следует теперь же обзавестись хорошими документами…
– «Железными», как говорят разведчики.
– Во-во, «железными», а их можно достать только в контрразведке, – сказал Джунковский.
– Если она еще существует, – усмехнулся Соколов. – Я сегодня пытался дозвониться на «кукушку» – конспиративную квартиру на улице Гоголя, – но телефонная барышня сказала: «За неуплату аппарат отключен!» На телефон разведывательных курсов нет денег! Ну и революция… Придется завтра искать знаменитого Нестерова, начальника курсов, и на месте все выяснить.
– Что ж, завтрашний день, Бог даст, многое разъяснит! – заключил Джунковский, и друзья отправились по своим спальням.