У Бухбиндера

Соколов направился на Троицкую улицу. Часы показывали без пяти минут двенадцать, но для решения великих задач позднего времени не бывает – так, по крайней мере, рассуждал гений сыска.

На двухэтажном облупившемся доме – ровеснике самого Петербурга – Соколов увидал роскошную зеркальную вывеску в виде буквы «П». На левой вертикали была изображена дама неизвестной национальности и непонятного возраста. На даме были надеты короткие остроносые сапожки, белые гетры, сюртук и альпийская шляпа с перьями. Под мышкой дама держала хлыстик. Справа на таком же зеркале был нарисован военный красавец в кителе, грудь колесом и вся в орденах, и с громадными, лихо закрученными усами.

Между этих двух замечательных картин размещалась надпись большими буквами: «Гирш Бухбиндер из Парижа». И помельче: «Пошив разнообразных дамских и мужских одежд. Военные мундиры. Охотничьи и шоферские костюмы. Срочно!»

Соколов спустился по лестнице и оказался возле дверей, обитых дерматином. Звонок – электрический, но работать он вряд ли мог, поскольку новая власть энергию и в более приличные места не давала. Соколов стукнул по двери кулачищем, еще и еще – ответа не было. И вот когда Соколов собрался долбить в окно, дверь с ужасным скрипом растворилась. В проеме граф увидал какое-то удивительно высохшее и долгого роста существо с узким библейским лицом, на котором важно гляделся нос крючком, нависший над верхней губой. Существо было в ночных тапочках и в белой, словно саван для покойника, спальной рубахе. На костлявой волосатой груди висел крестик. Существо прокаркало:

– Это вы так рано пришел?

– Если вы – маэстро Бухбиндер, так это я пришел, – отвечал в тон Соколов. – Но не рано, а в самый раз. Шалом!

– Шалом! Это я Гирш Бухбиндер. Вы правы, хороший заказчик всегда приходит в самый раз. Нагните голову, при таком прекрасном росте здесь низко. Простите, у нас тут хорошо, но все-таки не Таврический дворец. Где спички? Сейчас зажгу лампу. Господа революционеры опять выключили электричество. Как вам это нравится? Самодержавие, конечно, плохо, но при царе почему-то всегда был свет. Теперь демократия, это хорошо, но почти всегда нет света. Люди могут решить, что демократия – нехорошо. Прошу, только не подумайте, что я против. Я – за, только пусть будет электричество.

Прошли в помещение. В нос шибанул тяжкий запах чеснока, пыли и чего-то кислого. На стене висели два зеркала, посредине небольшой прихожей стоял ободранный стол с громадным угольным утюгом, на вешалке висели пальто, фрак, еще что-то, видимо заказы.

Бухбиндер плотоядно скользил антрацитными глазами по фигуре Соколова.

– Таки вам перешивать или работать новое?

– Мне надо шить полковничий мундир фельдъегеря, но здесь очень тесно. Может, подымемся наверх?

– Да, ваша голова слишком уперлась. Еще потолок повредите, хе-хе. Поворачивайте взад. Осторожней, здесь под ногами ступеньки.

Соколов поспешил наверх, как спешит на поверхность воды ныряльщик, засидевшийся без воздуха на дне.

– Так что у вас к нам?

Гений сыска, развлекаясь, продолжал говорить в тон с портным:

– У меня к вам сшить полковничий фельдъегерский мундир.

– Мундир? – переспросил Бухбиндер таким тоном, словно речь шла о чем-то необычном. – Я мундиры работаю. По мундирам я художник, как Исаак Левитан по пейзажам природы. Вы слыхали об таком, об Левитане? Можете удивляться, но он женился на моей двоюродной племяннице Циле Шухман. Материя у вас есть?

– У меня есть заказ, и у меня есть деньги.

– Правильно, без денег теперь мундиры уже никто не работает. Образец тоже есть?

Соколову эти затянувшиеся переговоры надоели. Он строго сказал:

– Бухбиндер, у меня нету ни материи, ни образца, ни времени. У меня нет даже сахарного диабета. Но мне нужен мундир. К утру. Если вы не можете, то не крутите мне мозги – и зай гезунд!

Портной Бухбиндер окончательно уяснил, что заказчик серьезный. Он сразу стал деловитым.

– Быстро к утру хорошо не бывает. На моем теле только две руки. Зато у меня нет нужного цвета тонкого сукна. Потом фельдъегерям положен кант малинового цвета. Я буду сейчас ночью бегать по евреям и искать. Вы никогда не бегали ночью по евреям? С их стороны будет такая нахальства, что я вам ничего не советовал. Евреи помогут, но сдерут с вас три шкуры. И они правы. Потому что мундир надо не им, а вам. Шить полковничий мундир – это вам не дворницкий передник строчить. Но для меня это дважды два. Положим, я все найду по знакомым к пяти утра. Мы будем шить втроем – жена Рива и сын Самуил. Вы можете прийти на примерку к двенадцати дня?

– Без примерки можно?

– Можно, но когда вы наденете готовый мундир, то это будет такое, что жалко смотреть.

Довод был сильным. Соколов сдался:

– Согласен, приду на примерку в полдень. Сделайте мне копию обмеров.

Бухбиндер, старательно слюня языком химический карандаш и приближаясь к бумаге самим носом, словно хотел эту бумагу клюнуть, нацарапал несколько слов и передал Соколову:

– Держите, это для вас бесплатно! А на вторую примерку жду с нетерпением в четыре.

– Второй примерки не будет. В четыре я приду за готовым мундиром.

– Раз без двух примерок, то стоит дороже и моя фирма последствий не отвечает, если в рукавах будет жать и в шагу тоже. Позвольте вам обмерить. Так, опуститесь, пожалуйста, на две ступеньки, а то не достать. Ширина рукава, плечи – боже мой, на такие плечи и на такой рост никакого сукна не хватит! Суконная фабрика Брухмана должна неделю работать только на вас. Это же все пойдет в два раза больше, чем у обычного заказчика. Брюки прикажете со штрипками? В узких военных брюках непременно рекомендую штрипки, чтобы не набегало.

Бухбиндер вновь во рту послюнявил огрызок химического карандаша, что-то нацарапал на бумажке и перешел к практической стороне дела:

– Работать такую вещь по теперешним временам стоит сорок пять рублей плюс за скорость – в два раза больше. Материю придется перекупать, положим еще двести десять рублей вместе с брюками, если дешевле – будете иметь сдачу обратно. Пуговицы золоченые? Еще семнадцать пятьдесят да галуны золотом шитые… Вам ведь и подклад хочется шелковый? Вижу, вижу по вашим глазам – хочется! Давайте сразу аванс двести рублей, остальное завтра в шесть вечера, когда получите.

Портной выговорил эти астрономические цифры, и ему стало страшно: вдруг господин военный так рассердится, что начнет стрелять, и хорошо, если только в воздух.

Но военный сказал возвышенную речь, которая ласкала слух старого еврея:

– Я сейчас дам вам, уважаемый Бухбиндер, пятьсот рублей. И столько же завтра. Вы цифру уяснили, сын Давидов? Тысячу рублей! Это неслыханный капитал.

Портной потупил взор и сделался очень спокойным, словно каждый день в его ателье полковники с усердием носили по тысяче рублей ассигнациями. Он с вдохновением произнес:

– Гелд – хорошо, но ваш мундир так всем понравится, что это будет неслыханно.

Соколов решительной фразой завершил разговор:

– Итак, мундир должен быть готов завтра ровно в четыре пополудни. Если не сделаете вовремя, то вместо денег – поколочу, затем прикажу выдать вам трехлинейную винтовку Сергея Мосина образца 1891 года и отправлю воевать на Западный фронт. Там нужны такие бесстрашные герои.

Голос Бухбиндера дрогнул.

– Для чего такие жуткие обещания? Уверяю вам, все будет готово в четыре пополудни! В шагу тянуть не будет. Вещь станет на вас играть, как оркестр пожарных на открытой эстраде Летнего сада! И вообще, не имейте эту вредную привычку нервничать за мою работу.