После третьего удара кнутом на виске кожа сошла с лопатки дворцового плотника, обнажив белую широкую кость. Степка заорал:

— Во всем винюсь, говорил, что царевича Петра Софья умертвить жаждет… А от кого сам услыхал, того не помню…

Судьи составили приговор.

Подьячий Сыскного приказа принес на подпись Федору Алексеевичу экстракт, зачитал:

— «Дворцового плотника Степку Исаева за предерзостные слова и вранье, будто царевна Софья хочет умертвить братца своего Петра, яко Годунов царевича Димитрия, орлить раскаленным стемпелем по лбу, рвать ноздри и отправить в ссылку в Сибирь на вечное житье с женой и детьми и устроить их там на пашню».

Федор Алексеевич указ подтвердил собственной подписью, почесал за ухом и задумчиво покачал головой:

— Коли чернь про то ведает, стало быть, Петруша мне правду рек! — и приказал остановить сборы в Александровку, а отправить семью Петра в подгородное Преображенское, где тот и прежде каждое лето живал. — Все ко мне ближе будет.

Выяснилось, что в Преображенском никакого ремонта Языков не затевал.