В ту же ночь под караулом трех стражников славного красавца и воина Богатырева, связанного по рукам, повели из крепости во дворец к государыне.

Молоденький пехотный лейтенант — командир конвоя, по фамилии Лагуткин, родившийся в Рязани, тяготившийся нынешней службой и мечтавший о баталиях с барабанным боем, свистом ядер и о славных викториях, — завистливо вздохнул:

— Вы, господин капитан, хоть и под арестом, а вот повезло же вам, нынче же станете беседовать и зреть нашу императрицу!

— Да, матушка-императрица вообще без меня жить не может, — бодро начал врать Богатырев. — Бывало, призовет меня, сокрушается: «Что ж ты, Матвеевич, все холостой ходишь? Желаешь, так я за тебя любую камер-фрейлину отдам! Или сама за тебя пойду, не все ж мне во вдовьем состоянии находиться!»

Лейтенант тяжело засопел. Ему начало казаться, что капитан говорит правду. Вдруг Богатырев, приблизив усы к уху собеседника, выдохнул:

— Я желаю подарить вам, господин лейтенант, золотую табакерку и пять червонцев. Только выполните единственную просьбу…

— Что вы, сударь, желаете? — В голосе лейтенанта появилась заинтересованность.

— Я обязан уничтожить записки, ну, понимаете, мне порой писали некоторые знатные дамы. Иначе содержание сих амурных эпистол дойдет до их мужей и случится большой афронт. Вы сами, я вижу, мужчина бравый, поэтому меня поймете: честь дамы превыше всего!

Лейтенант засопел сильнее прежнего. Спросил:

— Где ваш дом?

— Это близко и как раз по пути: возле театра Манна, на Мойке. Мы быстро все сделаем: одна нога здесь, другая там.

Лейтенант решился:

— Пусть будет так, да про табакерку, сударь, не запамятуйте.