Эпилог
Следующим утром белокурого красавца возвели на эшафот, огласили приговор.
Впрочем, не весь, а лишь экстракт из него — дабы не тратить времени попусту.
Монс стоял печально-величественный и вполне спокойный.
Когда читавший закончил, Монс кивнул ему:
— Благодарю вас, сударь, за труд…
Затем он простился с народом — на все четыре стороны низко поклонился.
Вынув что-то из кармана, он протянул пастору:
— Возьмите, падре, на память о безвинном мученике. Может, я и был плох, но, видит Бог, не хуже других.
Пастор с любопытством взглянул на подношение: это были золотые часы с портретом Екатерины.
Монс поглядел на палача и обратился к нему с просьбой — теперь уже последней в жизни:
— Сделай милость, покончи все скорее, — и, не удержав тяжелый вздох, покорно лег на плаху, хранившую рыжие следы чьей-то крови.
Палач исполнил просьбу. Подняв с помоста голову, он водрузил ее на шест, по которому побежали струйки крови.
Полуоткрытые глаза Монса смотрели в серое небо. Золотистые волосы вились по ветру.
Народ плакал.
* * *
В тот же день Петр привез к месту казни царицу, ткнул пальцем в сторону шеста:
— Узнаёшь?
Екатерина равнодушно глянула в мертвые глаза фаворита, кисло сморщилась:
— Жаль, что разврат придворных достиг такой степени!
Петр фыркнул, но ничего не сказал.
Лишь всходя по ступеням Зимнего дворца, с грустной усмешкой молвил:
— Обаче, слыхал я: некоторые особы языком плюскали, мол, Монс самый рафленый среди всех придворных. Желая сим дурам радость доставить, прикажу Монсову голову спиртом в банке залить и в Кунсткамере на виду поставить. Пусть себе зрят, утешаются!
* * *
Совсем немного не дожил Виллим Монс до своего настоящего триумфа. История ведает немало примеров того, как из грязи попадают в князи. То и мы видели.
