Бежало время. Круша старые порядки и человеческие судьбы, Петр возводил новую Россию. Многое менялось на глазах, лишь страсть к девице из Немецкой слободы не ослабевала в царском сердце.

Читатель помнит, что в марте 1697 года Петр отправился путешествовать по чужим землям. Пропадал года полтора…

Каких только тряских дорог не исколесил самодержец, каких народов и стран не насмотрелся! Дотошные историки подсчитали: лишь в пути Петр был более пяти месяцев. Не шутка!

По неделе и более провел в Риге, Митаве, Либау и Колберге. По делам турецким прожил более месяца в восхитившей его Вене. Два месяца потребовали своего разрешения дела польские — сидел в те дни в Пилау и Кенигсберге. Зато все остальное время отдал любимому занятию — неотлучно находился на верфях Голландии и Англии: жила мечта утвердить прочною десницей Россию на морских просторах.

Хорошо писал об этом в своей капитальной шеститомной «Истории царствования Петра Великого» (СПб., 1858) академик Николай Устрялов: «Из этого расчета очевидна истинная цель его путешествия: вопреки общему мнению, едва ли помышляя тогда о преобразовании своего государства по примеру государств западных, он искал за границею единственно средств ввести и утвердить в России морское дело. Для того неутомимо изучал кораблестроение и мореплавание сам, заставлял учиться морскому искусству своих царедворцев и бомбардиров; приглашал сотни иностранцев исключительно в морскую службу и покупал „про свой царский обиход“ преимущественно корабельные инструменты, якори, канаты, парусные полотна…

Только флотом, сильным, хорошо устроенным, думал он взять перевес в войне с Турцией, разгромить татар крымских и кубанских, вытеснить господство турок с северных берегов Черного моря, раздвинуть пределы России до безопасного рубежа и, укротив негостеприимный Понт, открыть своему народу широкий путь в Юго-Западную Европу…»

В оставленной на попечение бояр России за эти полтора года произошло немало важных событий.

Царевны Софья и Марфа, властолюбивые более, нежели умные, мутили народ, как могли. Действовали они через главных заводил мятежа — стрельцов Чубарова полка Борьку Проскурякова и Ваську Тума.

Распустили слух: Петр-де в неметчине умер и царство осталось ныне свободным.

Сказать правду, Петр, едва ли не каждодневно присылавший письма, а порою и не одно, вдруг замолк. Даже верные бояре обеспокоились, не смекнув, что письма сии должны были задержаться по причине весенней распутицы.

Дурная весть, усилиями царевен, моментально разнеслась по Москве, достигла крайних пределов государства.

Ромодановский и Шеин, не жалевшие плетей и не забывавшие пользоваться раскаленными щипцами, крушившие ребра, первоисточника так и не доискались. Зато стало доподлинно известно, что другую ложь распустили из хором Марфы: «Бояре желают умертвить царевича, и если стрельцы не вступятся, то беда свершится».

Стрельцы призыва только и ждали: на Петра они держали многие обиды, и не все напрасные. Людей тот мало ценил, особенно если они морскими навыками не владели.

Число мятежников из четырех стрелецких полков составилось две тысячи двести — внушительное количество, тем более что все они были хорошо вооружены.

И еще много чего любопытного и тревожного случилось, но все закончилось битвой под стенами Воскресенского монастыря в июне 1698 года. Мятежники были разбиты.

Перепугавшиеся было бояре-правители вздохнули облегченно и давали Шеину указание письменное: «Начальных воров, бывших по полкам выборными, расспросить накрепко, с пыткою: кто из стрельцов первые к бунту заводчики и к ним пристальцы? Собою ли они такое воровство всчали или по чьему научению?.. И расспросив, казнить их смертию…»

Розыски начались, кровь полилась — рекой.