На другой день, когда закатное солнце окрасило на горизонте облака фиолетовым светом, Петр выехал с Мясницкой и решил свернуть вправо к дубовой рощице. Ему хотелось оживить в душе воспоминания о вчерашней ночи.

И каково же было его изумление, когда он увидал дикое зрелище. На дубу, под которым он вчера отдыхал с Анхен, громадным гвоздем была приколочена посреди туловища кошка, уже успевшая издохнуть. С нескольких дубов по всей окружности так была содрана кора, что теперь столетние деревья непременно должны погибнуть.

— Ведь это мне назло! — затрясся государь. — Ромодановский, перешерсти всю округу, найди ублюдков, которые учинили бесчинство. Жилы вытяну…

Минули годы. Петр уже вовсю возводил на болотах и костях Северную Пальмиру — Петербург. Но важные дела не заслонили в его памяти историю с дубовой рощицей. Ромодановский виновного не открыл.

Но оставалась неистребимой любовь государя к прекрасному дереву. Вот как писал его современник: «Дабы подать народу пример своего отменного уважения к дубовому лесу, приказал он обнести перилами два старые дуба, найденные в Кронштадте, поставить там круглый стол и сделать места для сидения. Летом приезжал туда часто, сиживал там с командирами и корабельными мастерами. Иногда он говаривал: „Ах, если бы нам найти здесь хотя бы столько дубовых деревьев, сколько здесь листьев и желудей“. Государь публично благодарил корабельных мастеров и морских офицеров, которые, желая угодить ему, садили в садах своих в Петербурге дубы, и целовал их за доброе дело в лоб».

И далее: «Государь выбрал по Петергофской дороге место в двести шагов в длину и пятьдесят в ширину и засадил оное дубами…

Здесь же был прибит указ, чтоб никто не осмеливался обрывать сии молодые деревья и портить их».