На другое утро после возвращения домой, когда солнце не успело еще подняться высоко от края земли, к Преображенскому дворцу уже подъезжали пыльные кареты, скрипучие дормезы, легкие коляски и кавалькады гарцующих верховых. Царедворцы, бояре, вельможи, люди важные и вовсе не знатные спешили поклониться своему государю, приложиться к ручке его.

Тот принимал во вновь отделанном зале, где стены были расписаны золотыми листьями и невиданными птицами. Громадный, многоаршинный дубовый стол с резными ножками был уставлен закусками, саженными осетрами, пузатыми бутылками, серебряными чарками.

Охотно рассказывал государь о своем путешествии, об искусных корабельных мастерах, коих встретил в Англии и Голландии, о дружбе своей с королем Августом.

— Зрите, какие чудные часы подарил он мне, механика самая точная. — Лицо государя сияло счастьем, словно он сам эти часы собрал. — Завод пружины — на два дня, внутри куранты имеются, кои на отдельном заводе и каждый час громко бьют, а точность изумительная — за месяц хода даже на минуту не сбились. Можете в руки взять…

Думные дьяки, генералы и полковники, знатные бояре корявыми пальцами, боясь дыхнуть, принимали золотую луковицу, с величайшей осторожностью разглядывали это чудо, украшенное обильно изумрудами (любимый камень Петра) и бриллиантами, ахали, цокали языками:

— Знатная штуковина, цены нет!