Заговорщики, как намечали, привлекли еще нескольких человек.

И вот наступил день решительный. Встретились у Цыклера еще засветло. Много ели, еще больше пили: пиво, мед, водка рекой текли.

Говорили друг другу речи льстивые.

Цыклер подбадривал товарищей:

— Благодетели вы земли Русской, ждет вас сияние присносущей славы и благодарность потомков, аж самых отдаленных! — Он поднял серебряный кубок. — За вас, силу богатырскую Димитрия Донского и Илии Муромца восприявших, мудростью государственной проникшихся, пьем до дна! Дабы пьяницу этого беспробудного, дьявола сущего, нынче же победиша и мучителей земли великой Русской посрамиша.

Ларион Елизарьев под столом толкнул ногой Силина:

— Гришань, зри, у полковника ручки трясутся.

— Мнится мне, что он со страху уже в порты наложивши.

— Гришань, как бы нам от сего дела с честью отложиться, а?

— Сам о том мыслю…

Елизарьев поднялся, нарочито пошатываясь, промычал:

— Благодарю тебя, кормилец и благодетель, господин полковник! Утомился я, поеду домой, часик-другой вздремну, а потом прямиком к тебе…

Силин подхватил приятеля:

— Эко развезло тебя, Лариоша! Так и быть, отвезу…

Цыклер двумя перстами перекрестил их:

— Ну, не проспите, чтоб не позже одиннадцати быть у меня! Как на трон сяду, всех вас облагодетельствую. Ровно в полночь пожар небо озарит, мечи наши уязвят чудище страшное, врага великой России.

Едва оказавшись за воротами, друзья поскакали в Немецкую слободу, знали: там нынче Петр Алексеевич гуляет.

И вот теперь, стоя на коленях перед царем, все чистосердечно рассказали. И закончили речи:

— Государь, мы в твоей воле, ты хозяин нашим голо вам. Отправь к Цыклеру солдат, и ты застанешь до половины двенадцатого всех злодеев на месте.

…Петр, которому судьба послала золотой шанс, едва не сгубил себя.