Книга: Городская фэнтези 2006
Назад: Глава 1
Дальше: Глава 3

Глава 2

Утром мы сначала съездили в деревню.

 

Проведав стариков, возвращались в город по дороге вьющейся меж заснеженными полями.

 

В салоне машины тепло, приятно под тихий шепот двигателя наблюдать за зимними пейзажами, когда между тобой и трескучим морозом лежит прослойка цивилизации.

 

Приближался поворот.

 

Начиная притормаживать, я посмотрел направо, и вдруг заметил, что Лана сидит будто окаменев, с уже знакомым выражением лица: черты заострились, щеки побледнели, а взгляд полуприкрытых глаз как будто направлен внутрь себя самой.

 

Трудно объяснить, почему я в тот момент обратил внимание на музыку.

 

В последнее время мы слушали немецкую группу "Раммштайн", хотя манера и ритмика их исполнения резко отличалась от любимых еще с юности групп так называемой "новой волны".

 

Композиция, которая играла в данный момент, называлась "Nebel", что в переводе с немецкого, если мне не изменила память школьных лет, означало — "туман".

 

Не понимая сути происходящего, я предпочел прижаться к обочине.

 

Заметив мои действия Лана, не прерывая транса, сделал знак рукой: все в порядке, подожди.

 

И в этот миг я увидел его.

 

 

Бескрайнее заснеженное поле граничило с темной полоской леса.

 

Оттуда, из-под сени хвойных деревьев толчками выдавливало густой, молочно-белый туман.

 

На небольшом взгорке, у распахнутых сводчатых дверей католического храма, рухнув на колени, неподвижно застыл священник.

 

С его шеи на белый снег капала алая кровь.

 

В воздухе над ослепительно-белой равниной навстречу Лане, медленно вращаясь, летел крест-нож, увлекая за собой массивную цепь, которая чертила в морозном воздухе гудящую на низких нотах окружность.

 

Последние аккорды композиции "Nebel" совпали с тем как крест, сверкая своими смертельно опасными гранями, вдруг потерял резкость контура, затуманился, и в следующий миг уже висел, медленно покачиваясь на запястье согнутой в локте правой руке Ланы.

 

Музыка стихла, и в салоне машины наступила оглушительная тишина.

 

Прошло не меньше минуты, прежде чем Лана открыла глаза и вдруг с безмерной усталостью в голосе произнесла:

 

— Теперь он со мной.

 

Я не стал спрашивать — кто?

 

Слова на какое-то время утратили смысл. Хотя, что там слова, — сама жизненная позиция в ту минуту дала первую, едва заметную трещинку.

 

Мое неверие пошатнулось.

 

Я видел его — крест-нож, который мне еще только предстояло сделать.

 

И я знал его имя.
* * *
Домой мы вернулись во второй половине дня.

 

На улице уже сгущались зимние сумерки.

 

Лана держала обернутую куском ткани металлическую пластину толщиной в пять миллиметров. Сталь 65G. В просторечье ее именуют "пружинной". Идеальный вариант для изготовления задуманного. В сыром виде легко обрабатывается обыкновенным напильником, но после термообработки обретает высокую прочность в сочетании с некоторой пластичностью.

 

Я нес полиэтиленовый пакет с купленными в магазине напильниками, двумя наборами надфилей и абразивными брусками.

 

Ножовка по металлу, дрель, тиски — все было дома.

 

В квартире шел затянувшийся ремонт, а если говорить вернее — перепланировка. Поднявшись на второй этаж, я сложил инструмент на бетонированный пол будущего зимнего сада. Рядом выступал мощный фундамент камина. Чуть поодаль в качестве временной меры возвышался круглый раздвижной стол, на котором стоял компьютер. Завершал обстановку помещения диван и сложенные вдоль стены отрезки арматуры, вперемешку с металлическим уголком.

 

Пока Лана готовила ужин, я занимался обустройством рабочего места. Верстака естественно дома не было, но выход из положения нашелся легко: взяв старую чугунную батарею, я обложил ее гранитными валунами, предназначенными для отделки зимнего сада, поперек положил полутораметровый обрезок массивного швеллера, оставшегося после изготовления перекрытия. Один конец металлической балки я положил на готовую кладку, второй лег в углубление между звеньями чугунной батареи, на него я закрепил тиски и опробовал конструкцию на прочность.

 

Получилось вполне приемлемо. Если особо не усердствовать, то выдержит.

 

За ужином мы разговаривали на отвлеченные темы, не касаясь необычного дневного происшествия, и моих очевидных приготовлений.

 

Я уже примирился с мыслью, что внезапное видение является плодом моей богатой фантазии. Лана со всей очевидностью была убеждена в обратном, и потому мы избегали откровенного разговора, понимая, во что может вылиться радикальное несовпадение взглядов.

 

Поужинав, я забрал кофе и ушел наверх.

 

Прежде чем приступать к первому этапу работы, я включил компьютер, вставил в CD-привод диск с "Раммштайном", нашел композицию "Nebel" и запустил непрерывное воспроизведение.

 

Тихая, чуть печальная, и одновременно будоражащая воображение музыка зазвучала в унисон мыслям.

 

Кофе так и остался остывать на столе, я взял инструмент и начал размечать заготовку.

 

Время постепенно теряло смысл. Никогда я не работал с таким упоением, не понимая, что за сила завладела моим сознанием. Нет, я не ощущал себя марионеткой, внезапно подпавшей под власть чуждой воли, наоборот, я чувствовал сравнимый с вдохновением душевный подъем.

 

Закончив разметку, я зажал заготовку в тиски и, спустя минуту, в помещении раздался характерный визг ножовки по металлу.

 

Сталь поддавалась легко, пропил шел ровно, никто не подгонял меня, не ограничивал во времени, благо мы живем в доме, построенном еще до революции, — стены из красного кирпича толщиной в семьдесят сантиметров прекрасно глушат звук, так что я мог продолжать свое занятие хоть до самого утра.

 

Так оно собственно и вышло.

 

Не помню сколько часов потребовалось на выпиливание грубой заготовки. Несколько раз я менял полотна, время застыло, словно мое сознание погрузилось в густой сироп, подспудно ожидая каких-то событий.

 

В руках ощущалась усталость, но я подсознательно понимал, что не остановлюсь, пока не увижу крест.

 

Наконец, уже за полночь, соединив два последних пропила, я поймал в ладонь нагревшийся прямоугольный обрезок металла и, взглянув на тиски, понял — в них зажат крест.

 

Некоторое время я смотрел на него, разминая сигарету в испачканных металлической пылью пальцах.

 

Получилось.

 

Мысль пришла спокойная, удовлетворенная, в те минуты я не вспоминал о странном дневном видении, просто был доволен результатом проделанной работы.

 

Докурив, я понял: не смотря на поздний час, спать мне совершенно не хочется.

 

Что ж, пожалуй, можно сделать окончательную разметку, и спилить под углом оконечности крестообразной заготовки, придав им заостренный вид будущих лезвий.

 

Погасив сигарету, я вновь взял в руки штангенциркуль, собираясь размечать скосы.

 

В эту минуту в очередной раз зазвучала повторяющаяся раз за разом композиция. Я освободил заготовку из тисков, ощущая, как нагревшийся металл отдает моей ладони накопленное тепло. Словно в руках притаилось живое существо, с которым я уже успел сродниться.

 

Приятное, необычное чувство.

 

Мы любим одухотворять вещи, поэтому в первый момент, услышав в своем рассудке голос, я не вздрогнул, не смутился, лишь удивился странной игре воображения, пока вдруг с необычайной отчетливостью не осознал: мысль хоть и созвучна ситуации, но не может принадлежать мне.

 

Прошу, оставь меня крестом.

 

Легкий озноб коснулся затылка, пробежал мурашками вдоль спины.

 

Почему? — Машинально спросил я, полагая, что разговариваю с собственным сознанием.

 

Смерть. — Лаконично пояснил голос. — Я достаточно убивал.

 

Нет. — Строго ответил я, поражаясь двойственности внезапно возникшей ситуации, и все же продолжил мысленный диалог: — Ты должен понимать, что форма клинков не меняет твоей сущности. Ты не убьешь, если не пожелаешь чьей-либо смерти. В этом твоя сила. Главное не форма, а ее содержание.

 

Да я знаю. Ты то же перед боем вонзал в землю меч, и обращался с молитвой к Создателю, глядя на рукоять в форме креста.

 

Меня прошиб холодный пот.

 

Бремя воина. Откуда мне так хорошо знаком потаенный смысл этого сочетания слов?!

 

Я смотрел на крест, удобно лежащий в ладони, и продолжал ощущать его тепло.

 

Нет. Это откровенный бред. Я не могу разговаривать с только что выпиленной металлической заготовкой.

 

Голос в моем рассудке смолк.

 

Либо он испугался моей реакции, либо я действительно говорил с собственным воображением.

 

Последнее показалось мне предпочтительнее, иначе следовало признать, что пора обращаться к психиатру.

 

Аккуратно зажав заготовку в тиски, я выключил компьютер, погасил свет и ушел спать. В первый и последний раз в ту ночь мне удалось бежать от самого себя, наглухо отгородившись полным неверием, от внезапных, ранящих мыслей и ощущений.
* * *
Утром я встал поздно, не выспавшимся, совершенно сбитым с толку. Весь остаток ночи мне снились странные образы, не имеющие, на первый взгляд, ни единой точки соприкосновения с реальностью.

 

Мне очень хотелось спросить у Ланы, что означала ее вчерашняя фраза: Теперь он со мной. Однако я удержался от вопроса, чувствуя скептический настрой собственного сознания.

 

Собственно оставался один путь — наверх, к кресту, но, поднявшись на второй этаж, я лишь мельком взглянул на зажатую в тисках заготовку и сел за компьютер.

 

Почему именно Раммштайн?

 

Раньше я не задавался подобным вопросом, хотя, по логике вещей, следовало его задать. Слишком резко все произошло. Столько лет отдавать предпочтение Цою, Бутусову, Гребенщикову, и вдруг: незнакомая до недавней поры немецкая группа, о которой мне не известно ровным счетом ничего.

 

Соединившись с Internet, я вошел в поисковую систему Rambler, задал ключевые слова для поиска и коснулся клавиши ввода.

 

К моему удивлению информации оказалось в избытке. Однако, по мере чтения биографии группы, меня постепенно охватывало разочарование. Не за что зацепиться.

 

Наткнувшись на тексты песен (на немецком языке, естественно) я скопировал их и перешел на страницу он-лайн переводчика.

 

Нет, к своему разочарованию я не нашел в текстах песен никаких явных аналогий со странными видениями последних суток. Скорее всего, музыка просто совпадение. — Подумалось мне. Конечно, слушая мелодию, без понимания слов, легко представить себе любую картинку, — это вопрос работы воображения. Например, вступление композиции "Nebel" гармонично сочеталось с моим представлением о плавном полете над заснеженным полем. Однако перевод песни убедительно показал, что в тексте нет даже намека на крест, храм, лишь упоминание тумана совпадало с моим вчерашним видением…

 

В конце концов, я разозлился сам на себя. Вечно ищу проблемы там, где их нет. Слышаться голоса? Ну и что? С раннего детства я мысленно спорю сам с собой, обдумывая ту или иную житейскую задачу. Почему тогда вчера ночью я вдруг приписал возникший в моем рассудке голос неодушевленной металлической заготовке? Только оттого, что крест был теплым, казался живым?

 

С такими мыслями я включил свет над импровизированным верстаком.
Назад: Глава 1
Дальше: Глава 3