Я — человек высоких моральных устоев и от своей жены секретов не имею. То есть, не имею секретов от второй жены, а от первой, если честно, имел… хотя и развелись мы не из-за этого. Если уж на то пошло, мой первый брак пал жертвой весьма распространенного среди русских эмигрантов явления: Ира, моя супруга, ушла к местному жителю, в данном случае — англичанину. Я, собственно, ее не виню: согласно биологической стратегии своего пола, самка ищет самца, способного обеспечить наилучшие условия ее детенышам — а я этому условию не удовлетворял: сидел на временной должности с нищенской зарплатой, да еще и пропадал в университете с утра до вечера. А с вечера до утра мы с ней ругались… надо ли удивляться, что она спуталась со своим риэлтором? И, кстати, похоже, что просчиталась, ибо — стоило ей уйти — как дела мои пошли в гору.

Однако нет худа без добра: если б Ирка со мной не развелась, я бы, наверное, по сю пору с ней воевал. А так — наслаждаюсь счастьем во втором браке… нет, все-таки англичанки удивительные женщины! Сдержаны, независимы, практичны, правдивы. И никаких тебе истерик: за прожитые со Сьюзен два года мы посорились ровно один раз, и продолжалась эта ссора меньше десяти минут.

Тем не менее, когда я вылезал из машины во дворе нашего дома, на душе у меня скребли кошки. Причем, непонятно, почему — ведь я не чувствовал за собой никаких грехов! Кто виноват, что в меня влюбилась фея?… (Тщательно проинструктированная Мари сидела, как мышь, у меня за пазухой; время от времени я чувствовал, как она там возится.) И вообще, кто сказал, что фея в меня влюбилась?

Когда я поднимался на крыльцо, дверь распахнулась.

— Здравствуй, дорогой.

Я залюбовался своей женой: гладко причесанные волосы, выглаженная до последней складки одежда.

— Здравствуй, дорогая.

Мы поцеловались, я вошел в дом.

— Ты вернулся на два дня раньше… что, неинтересная конференция?

— Да так… — сказал я фальшивым голосом и, чтобы исправить впечатление, неубедительно повертел рукой. — Приму душ — расскажу.

— Ужин в духовке, — сказала Сьюзен. — Я накрою стол через пятнадцать минут.

— Джэнет спит?

— Да.

Я поднялся к дочери: малышка спала, засунув в рот большой палец… поумилявшись несколько мгновений, я пошел в супружескую спальню. Там было тепло и пахло лепестками роз (Сьюзен никогда не забывает положить сухие цветы на трюмо). Бросив сумку в угол, я сел на постель, стянул свитер и распахнул рубашку.

— Выходи, — прошептал я.

Мари выползла мне на колени. От долгого пребывания за пазухой волосы ее свалялись… и вообще, вся она была какая-то помятая.

— А пахнет-то здесь как!.. — фея демонстративно зажала нос. — Терпеть не могу запах мертвых цветов.

— Не брюзжи, — отмахнулся я. — Я сейчас пойду в душ, а ты посиди в шкафу.

До пререканий Мари не снизошла: гордо вскинув подбородок, она залетела в шкаф, уселась на верхнюю полку и стала прихорашиваться. Осторожно прикрыв дверцу, я пошел в ванную.

Через пятнадцать минут, приглаживая мокрые волосы, я спустился в столовую. Стол был уже накрыт, верхний свет — погашен, свечи — зажжены.

— Ты хотел рассказать о конференции, дорогой, — Сьюзен поставила жаркое на стол. — Ой, что это?…

Удивленно выпрямившись, она уставилась на сидевшую на моем плече фею.

— Это что — подарок для Джэнет?… — Сьюзен подошла поближе: — Впрочем, что я говорю?… Эта кукла, верно, куплена в секс-шопе, — поджав губы, она попыталась снять Мари с моего плеча…

— Сами вы куплены в секс-шопе! — окрысилась фея, взмывая в воздух.

Сьюзен отдернула руку и побледнела… я обхватил ее за талию и усадил на стул. Мари сердито кружила под потолком — пламя свечей на каминной полке колебалось в такт. По стенам метались тени.

Впрочем, через минуту английская невозмутимость вернулась к моей жене.

— Рассказывай, не пропуская ни одной подробности, — приказала она.