Джульетта
– Где тебя носило, черт побери?!
– Нигде, – краснею я. – Я просто…
– Что значит «нигде»? – Кенджи едва не наступает мне на пятки, когда я пытаюсь его обогнать. – Я тебя почти два часа прождал!
– Я знаю… Извини…
Он хватает меня за плечо и резко разворачивает. Смотрит мне в лицо – и…
– Фу, гадость! Джей, ну как это называется!
– Что такое? – я делаю невинное выражение лица, хотя чувствую, что краснею.
Кенджи испепеляет меня взглядом. Я кашляю.
– Я же сказал тебе задать ему вопрос!
– Я и задала!
– Господи Иисусе, – Кенджи нервно потирает лоб. – Неужели понятия «не время» и «не место» ничего для тебя не значат?
– А?
Он прищуривается. Я улыбаюсь.
– Нет, вы оба просто невыносимы!
– Кенджи, – я тянусь к нему.
– Б-р-р-р, не трогай меня!
– Ну и пожалуйста, – я сердито скрещиваю руки на груди.
Он мотает головой и корчит гримасу:
– Знаешь что? Поступай как знаешь! Он хоть полезное что-нибудь сказал, прежде чем вы… сменили тему?
Мы уже дошли до приемной, где несколько часов назад сидели с Хайдером.
– Да, – решительно заявляю я. – Он точно знает, о ком идет речь.
– И?
Мы садимся на диваны – на этот раз Кенджи выбирает себе место напротив меня. Кашлянув, я вслух интересуюсь, нельзя ли нам заказать еще чая.
– Нельзя, – Кенджи усаживается поглубже и задирает ногу на ногу. – Что Уорнер сказал о Хайдере?
Взгляд Кенджи такой острый и непрощающий, что я не знаю, как себя вести. Мне по-прежнему странно неловко; я жалею, что снова не собрала волосы в хвост. Ну хватит сидеть со смущенным видом. Справившись с собой, я сажусь прямо.
– Сказал, что на самом деле они никогда не были друзьями.
Кенджи фыркает.
– Тоже мне сюрприз!
– Но он его помнит, – добавляю я, неопределенно поводив рукой.
– Что конкретно?
– Гхм… э-э… – я зачем-то чешу за ухом, хотя у меня ничего не чесалось. – Не знаю.
– То есть ты не спросила?
– Забыла.
Кенджи вытаращил глаза.
– Черт, мне что, самому спросить?
Я сую ладони под себя и пытаюсь улыбнуться.
– Может, попросим чая?
– Никакого чая, – обжигает меня взглядом Кенджи. Он барабанит пальцами по ноге, задумавшись.
– Хочешь ча…
– А где сейчас Уорнер? – перебивает он меня.
– Не знаю, – отвечаю я. – Наверное, у себя. У него целый штабель коробок, которые он собирался разобрать.
Кенджи вмиг оказывается на ногах и поднимает палец:
– Сейчас вернусь.
– Подожди! Кенджи, не нужно туда ходить…
Но его уже как ветром сдуло.
С тяжелым вздохом я откидываюсь на диван.
Как я и говорила, не нужно было туда ходить.
Уорнер неподвижно стоит у дивана, подчеркнуто не глядя на Кенджи. По-моему, он так и не простил ему кошмарную стрижку, и кто его в этом обвинит? Без своих золотых волос он выглядит иначе – не плохо, но совершенно другим. Длина ежика по всей голове одинаковая, не больше полудюйма, и красивый, редкий оттенок волос Уорнера почти неразличим. Но самая интересная перемена произошла с лицом – на него легла мягкая тень от недавней щетины, будто Уорнер забывает бриться, и я с удивлением отмечаю, что это меня не раздражает. Такого красавца не может испортить даже самая неудачная стрижка (признаться, сейчас он мне даже больше нравится). Я не решаюсь сказать об этом Уорнеру, не зная, как он оценит столь неожиданный комплимент, но в этой перемене есть что-то хорошее. Он выглядит жестче, грубее, менее смазливым, отчего-то… сексуальнее.
Брутально короткие волосы, легкая однодневная щетина, серьезное лицо.
Это ему идет.
Уорнер одет в мягкий темно-синий свитер – рукава, как обычно, поддернуты – и черные узкие брюки, заправленные в сверкающие черные армейские ботинки. Вроде бы ничего особенного, но очень стильно. Он прислонился к колонне, скрестив руки на груди, а ноги – в щиколотках, более мрачный, чем всегда, но я им просто любуюсь.
Кенджи – в отличие от меня – нет.
Оба выглядят раздраженнее обычного, и я спохватываюсь, что сама виновата. Я заставляю их проводить больше времени вместе, надеясь, что постепенно Кенджи разглядит в Уорнере то, что в нем люблю я, а Уорнер научится восхищаться Кенджи так, как восхищаюсь им я. Но похоже, ничего не получается. Мои попытки подружить их насильно ведут к худшему.
– Ну что, – потираю я руки, – поговорим?
– Конечно, – отвечает Кенджи, глядя в стенку. – Давайте поговорим.
Все молчим.
Я слегка ударяю Уорнера по колену. Когда он смотрит на меня, я жестом приглашаю его присесть.
Он подчиняется.
– Пожалуйста, – шепчу я.
Уорнер хмурится. Наконец он нехотя говорит:
– Ты сказал, у тебя ко мне вопросы.
– Да. Вопрос первый: почему ты такой козел?
Уорнер снова встает.
– Милая, – говорит он тихо, – надеюсь, ты простишь меня за то, что я сейчас сделаю с его физиономией.
– Эй, засранец, я тебя тоже слышу!
– Так, это надо прекратить! – Я тяну Уорнера за рукав, но моя сверхчеловеческая сила на него не действует: он ее просто впитывает. – Пожалуйста, сядьте. Оба. А ты, – подчеркнуто говорю я Кенджи, – прекрати провоцировать ссоры.
Кенджи, ткнув кулаком в воздух, недоверчиво завопил:
– Вечно я виноват, да? Ну и пожалуйста!
– Нет, – с усилием говорю я, – ты не виноват. Это моя вина.
Кенджи и Уорнер одновременно посмотрели на меня.
– В этом, – я показываю на обоих, – виновата я. Извините, что просила вас стать друзьями. Вам не обязательно дружить. Вам даже не нужно нравиться друг другу. Забудьте, что я о чем-то просила.
Уорнер опускает руки.
Кенджи приподнимает брови.
– Обещаю, – говорю я, – никаких больше насильственных попыток вас подружить, и без меня вы вдвоем работать не будете. Так годится?
– Клянешься? – не верит Кенджи.
– Клянусь.
– Я счастлив, – искренне говорит Уорнер.
– Взаимно, чувак. Взаимно.
Я негодующе смотрю на них: впервые за две недели они в чем-то согласились, и это оказалась взаимная ненависть к моим надеждам на их дружбу.
Кенджи улыбается и плюхается на диван заметно свободнее. Уорнер присаживается рядом со мной привычно собранный, но не такой напряженный. Вот и все, что требовалось. Обстановка разрядилась. Теперь, когда они могут спокойно ненавидеть друг друга, они общаются абсолютно дружески! Никогда мне их не понять.
– Так какие у тебя ко мне вопросы, Кишимото? – повторяет Уорнер.
Кенджи кивает и подается вперед:
– Я хочу знать все, что ты помнишь о семье Ибрагима. Нам нужно быть готовыми к тому, что Хайдер устроит за ужином… – Кенджи хмурится, глядя на часы, – который начнется минут через двадцать. Из-за вас у нас вообще нет времени, но все равно расскажи о его вероятных мотивах. Я хочу быть на шаг впереди.
Уорнер кивает.
– Семью Хайдера в двух словах не опишешь. Клан внушительный, но Хайдер сам по себе куда менее сложен. Вообще, он – довольно странный выбор в нашей ситуации. Не понимаю, отчего Ибрагим не прислал свою дочь.
– Почему?
Уорнер пожимает плечами.
– Хайдер менее компетентен. Самодовольный, избалованный, надменный…
– Это ты себя или его описываешь?
На этот раз в ответ на колкость Уорнер и бровью не ведет.
– Ты не улавливаешь ключевую разницу, – говорит он. – Я уверен в себе, а Хайдер надменен. Это не одно и то же.
– А по мне, так одно!
Уорнер сцепляет руки и вздыхает, точно он старается быть терпеливым с трудным ребенком.
– Надменность – фальшивая самоуверенность, – начинает он. – По сути, это результат неуверенности в себе. Хайдер делает вид, что ему не страшно. Он хочет казаться брутальнее, чем есть. Он легко лжет. Все это делает его непредсказуемым и в каком-то смысле – более опасным противником, но в основном им движет страх… – Уорнер смотрит на Кенджи в упор: – В этом его слабость.
– Ха! О’кей, – Кенджи поглубже усаживается на диване, обдумывая услышанное. – А что-нибудь особенное? Что нам следует о нем знать?
– Да нет ничего такого. Хайдер – середнячок и лишь изредка добивается приличных результатов. Помешан на своей внешности. Основной талант у него к снайперской винтовке…
Кенджи поднимает голову:
– Значит, на внешности помешан? А вы с ним точно не родственники?
Уорнер делает кислую мину:
– Я мало думаю о своей вне…
– Ладно, ладно, – машет руками Кенджи. – Не думай, а то красивая мордашка покроется морщинками.
– Ты мне отвратителен!
– Я рад, что это у нас взаимно.
– Так, парни, – громко говорю я, – соберитесь. Нам ужинать с Хайдером минут через пять, а то, что он отличный снайпер, похоже, волнует только меня.
– Да, может, он прилетел… – Кенджи наставляет палец, как пистолет, на Уорнера, а потом на себя, – попрактиковаться в стрельбе.
Уорнер качает головой – раздражение еще не прошло.
– Хайдер не может без показухи. Я бы из-за него не волновался. Вот будь здесь его сестра, тогда… Впрочем, можно начинать беспокоиться – она почти наверняка прибудет следом.
Я приподнимаю бровь:
– Она такая грозная?
Уорнер наклоняет голову:
– Не то чтобы… Просто ею движет только рассудок.
– То есть она странноватая? – уточняет Кенджи.
– Ни в коем случае, но я привык чувствовать людей и считывать эмоции, а ее прочитать не могу. Должно быть, она мыслит слишком быстро для меня… Работу ее мозга отличает своеобразная изменчивость, прихотливость, напоминающая полет колибри… – Уорнер вздыхает: – Я, конечно, несколько месяцев ее не видел, но вряд ли она изменилась.
– Как колибри? – повторяет Кенджи. – Пощебетать любит?
– Нет, – отвечает Уорнер, – обычно она очень молчалива.
– Гм, о’кей, тогда я рад, что она не приехала, – заявляет Кенджи. – Судя по описанию, она зануда.
Уорнер отвечает, сдерживая улыбку:
– Она бы вспорола тебе живот за эту фразу.
Кенджи закатывает глаза.
Я хочу задать свой вопрос, но беседу прерывает резкий звонок.
Делалье пришел отвести нас на ужин.
