Глава 13

Лев VI и военно-морское дело

Лев сетовал на то, что для своего сочинения по военно-морскому делу (Конституция XIX) он не мог найти ни одного древнего образца, который можно было бы скопировать, а потому вынужден был положиться на практические познания своих морских офицеров. Едва ли можно отыскать лучший пример раболепия (если можно так выразиться) перед авторитетными текстами, столь свойственного византийской душе, каковое ухитрялось сосуществовать с несомненным прагматизмом и даже с нарушением правил. (Сам Лев, как хорошо известно, добился того, чтобы его наложница Зоя Карбонопсина, «Черноглазая», вопреки каноническому праву стала его четвёртой женой, дабы узаконить её сына, будущего императора Константина VII Багрянородного (Пор-фирогенита), то есть рождённого в императорской опочивальне, но от незамужней матери.) Возможно, Лев взял на душу ещё больший грех, заявив, что он изобрёл ручную гранату, то есть греческий огонь в горшке, о чём пойдёт речь ниже.

Изложение сути Конституции XIX начинается с отзвука трактата Сириана Магистра: командира призывают изучать теорию и практику навигации, включая предсказание направления ветров, основанное на наблюдениях за движением небесных тел, – точное предсказание направления ветра потребовало бы большего количества разведывательных сведений, но при рекомендуемом методе такое невозможно. Затем следуют пустые общие слова о том, как нужно строить военные корабли: не слишком узкие, но и не слишком широкие. (6). С шестой главы по десятую, и даже дальше, речь идёт о дромоне («гонщике») в одной из многих его разновидностей; но для всех них была характерна одна главная мачта, две палубы, ход на вёслах и под парусом, а также афракт, то есть отсутствие верхней палубы над верхней скамейкой для гребцов.

Стандартными моделями предусматривалось от 25 до 36 или даже до 50 гребцов на каждой стороне каждой из палуб, что составляло в сумме до 200 гребцов, и ещё сотня человек должна была находиться на борту: по большей части это были пехотинцы, обученные воевать на море («морские пехотинцы»), а также капитан корабля и другие офицеры. Вероятно, однако же, что меньший корабль, усиакий, с сотней гребцов на борту, как видно из его названия (одно из значений слова «усия» – отряд в 100 человек) и отрядом из тридцати-сорока моряков, был более обычным, особенно потому что гребцы на верхней палубе также могли сражаться в отличие от гребцов на нижней палубе, которые в лучшем случае могли действовать копьями через прорези для вёсел, чтобы повредить корпус вражеского судна по всей его длине. Существовали также значительно более лёгкие и быстрые двухпалубные суда для рекогносцировки и набегов, а также небольшие галеры (галеи) с одной скамьёй для гребцов.

Боковые проходы и места для гребцов были укрыты съёмными щитами, и гребцы орудовали вёслами прямо через отверстия в бортах, без дополнительных коробчатых расширений для защиты вёсел. Квадратные паруса с седьмого века были заменены треугольными латинскими. Тараны на носу ещё были во времена Льва VI, но постепенно они были заменены «клювами» (по ним моряки могли переходить на вражеский корабль), но морское сражение велось в основном метательными снарядами: моряки могли пускать стрелы с возвышенной деревянной башенки (ксилокастрон), находившейся возле главной мачты; кроме того, были камнемёты (один или несколько), а также игрон пир («жидкий огонь»), греческий огонь западных источников, который метали в подожжённых сосудах или выпускали при помощи сифонов, приводимых в действие поршнями или даже насосами.

Греческий огонь, игрон пир («жидкий огонь»), фалассион пир («морской огонь»)

В романах и даже в исторической литературе средней руки он выступает таинственным и самым ужасным оружием, технологическим секретом одних лишь византийцев, которому никогда никто не смог подражать – возможно, даже сейчас. По крайней мере некоторые византийцы (а может, всего один) притязали на то, что верят в этот миф. В руководстве по государственному управлению «Об управлении империей» (“De administrando imperio”), приписываемом императору Константину VII Багрянородному (913–959 гг.), предлагается давать напыщенный и бесконечно лживый ответ в том случае, если какие-либо чужеземцы когда-нибудь попросят о доступе к «жидкому огню, выбрасываемому через сифоны». Сын должен ответить так:

И в этом также [Бог] через ангела просветил и наставил великого первого василевса-христианина, святого Константина. Одновременно он получил и великие наказы о сем от того ангела, <…> чтобы он изготовлялся только у христиан и только в том городе, в котором они царствуют [в Константинополе], и никоим образом не в каком ином месте, а также чтобы никакой другой народ не получил его и не был обучен [его приготовлению]. Поэтому сей великий василевс, наставляя в этом своих преемников, приказал начертать на престоле церкви Божией [Святой Софии] проклятия, дабы дерзнувший дать огонь другому народу ни христианином не почитался, ни достойным какой-либо чести или власти не признавался. А если он будет уличен в этом, тогда будет низвержен с поста, да будет проклят во веки веков, да станет притчею во языцех, будь то василевс, будь то патриарх… Было определено, чтобы все питающие рвение и страх Божий отнеслись к сотворившему такое как к общему врагу и нарушителю великого сего наказа и постарались убить его, предав мерзкой [и] тяжкой смерти.

Примечательно обнаружить угрозу цареубийства, подписанную именем императора или его верными писцами, что должно было ещё крепче подтвердить уникальное значение греческого огня и абсолютную монополию Византии на владение им. Однако на деле к тому времени, когда писались эти строки, секрет был уже раскрыт.

Первое сохранившееся сообщение о греческом огне содержится в «Хронографии» Феофана Исповедника, в записи под 6164 г. от сотворения мира, то есть под 671–672 гг. К Константинополю двигался многочисленный арабский флот:

Константин [IV, 668–685 гг.], узнавши о движении богоборцев против Константинополя, и сам устроил двухпалубные огромные корабли с горшками огненосными и быстрые корабли с огненными сифонами [для разбрасывания жидкого огня].

В записи под 6165 г., то есть под 673–674 гг., Феофан также сообщает о том, как он был изобретён:

В это время зодчий Каллиник, прибежавший к римлянам из Гелиополя Сирийского [Баальбек в нынешнем Ливане, только что перешедший тогда под арабское господство], морским огнем, который им изобретен, сожег им и корабли и все дышащее. Таким образом римляне возвратились с победою и изобрели морской огонь.

Но, согласно «Сирийской хронике» яковитского патриарха Михаила, Каллиник (он назван плотником) впервые применил своё изобретение за год до этого в Ликии, на юго-востоке Анатолии:

[Он] изготовил воспламеняющееся вещество и поджёг арабские корабли. Этим огнём он уничтожил и остальные суда, спокойно стоявшие [на якоре] в море, и всех людей на борту. С того времени ромеи постоянно применяли огонь, изобретённый Каллиником и называемый нафт [ «нефть» по-арабски].

Если оставить в стороне мифы, включая те, что некритично и безотчётно повторяются в некоторых современных трудах, достоверно известно пять фактов о греческом огне, экспериментально изученном недавно одним выдающимся византинистом, который успешно поджёг с его помощью безобидное парусное судно.

Во-первых, он продолжал гореть даже после соприкосновения с водой. Это известно из достоверного сообщения Лиутпранда Кремонского («Антаподосис», колл. 833–834), писавшего о том, что корабли руси, воины которой оставили свои корабли в ходе неудавшейся атаки князя Игоря на Константинополь в 941 г. (Лиутпранд был там спустя восемь лет), «были сожжены, покуда плыли по волнам».

Для этого не требуется никаких магических компонентов: сырая нефть будет гореть постоянно, если её поджечь, и она была, несомненно, доступна, потому что она выходит на поверхность земли на Каспийском побережье, вполне досягаемом для византийских купцов, причём даже в те времена, когда оно находилось за пределами Византийской державы. Местные жители выкапывают мелкие скважины, чтобы было удобнее добывать нефть. В трактате «Об управлении империей» содержится перечень мест, где есть «колодцы, дающие нафту», то есть сырую нефть (а не первую углеводородную фракцию дистиллята, которую сейчас называют «нафта»).

Далее высказывались предположения о том, что греческий огонь возгорался самопроизвольно, вступая в контакт с водой. Это могло быть правдой, если в нём содержался довольно чистый натрий (Na) или пероксид натрия (Na₂O₂): оба эти вещества бурно реагируют при контакте с водой, образуя гидроксид натрия (NaOH) и выделяя много тепла. Соединения натрия столь же обычны, как обычная поваренна я соль (NaCl), но нет никаких свидетельств о том, что византийская химия была способна получать натрий в виде чистого металла или его пероксида.

Высказывалось и другое предположение: возможно, нефть смешивалась с сосновой смолой, из-за чего становилась более вязкой и «липкой» и тем самым превращалась в нечто вроде напалма. При изготовлении современного напалма (каждый без труда может изготовить его в домашних условиях) пальмовое или другое масло добавляется к значительно более лёгкому бензиновому «студню», чтобы придать ему вязкости, но сырая нефть и без того уже обладает значительной вязкостью.

Более правдоподобно другое: если смола вообще наличествовала, то она служила для того, чтобы ускорить воспламенение, потому что грубая нефть будет гореть интенсивно, но поджечь её не так легко, как её более лёгкие фракции, например, бензин. Кроме того, с добавлением смолы повышается температура горения.

Во-вторых, все источники согласны в том, что греческий огонь прежде всего выбрасывался в цель через сифоны, то есть трубы с установленным внутри поршнем, который подаётся вперёд, чтобы выбросить жидкость через сопло. Однако, чтобы добиться этого, жидкость сначала нужно разогреть, и тем самым подтверждается, что она целиком или по большей части состояла из сырой нефти, слишком вязкой для того, чтобы её извергнуть, если предварительно не разогреть; точно так же в современных трубопроводах нефть разогревают для лучшего её протекания, если она слишком воскообразна. Поэтому, чтобы применять греческий огонь, контейнеры с ним нужно было разогревать посредством костров, разводившихся внутри корпуса судна неподалёку от сифонов, – затруднительное решение на деревянных кораблях.

В-третьих, сочетание низкой дальнобойности сифонов (ведь они были устроены по тому же принципу, что и детские водяные пистолеты: двадцать метров уже было серьёзным достижением) и необходимости разводить внутри судна костры для разогрева, а к тому же вероятная потребность в поджигании жидкости, требовала точно рассчитанных перемещений, позволяющих подойти к вражеским кораблям достаточно близко, оставаясь при этом вне зоны возможного абордажа, – и притом в очень тихих водах. Это опять же засвидетельствовано Лиутпрандом («Антаподосис», колл. 833 слл.): «…Богу… угодно было… почтить победой тех, кто… поклонялся Ему [то есть византийцев]. Поэтому Он усмирил ветры и успокоил море. Ибо в ином случае грекам было бы трудно стрелять своим огнём».

В-четвёртых, из этого следует, что греческий огонь был изначально эффективен скорее в спокойных водах Мраморного моря, нежели в открытом море, особенно в тех случаях, когда византийцев оказывалось чересчур мало для того, чтобы они могли взять верх благодаря таранам, метательным орудиям или абордажу. Поэтому греческий огонь поначалу применялся скорее как стратегическое оборонительное оружие против врагов, достаточно сильных для того, чтобы напасть на империю в самой её сердцевине, нежели как стратегическое наступательное оружие, применяемое в открытом море против более слабых врагов. Это обстоятельство ограничивало повсеместное значение греческого огня для византийского военно-морского флота, который был бесконечно многим обязан здравым римским традициям.

В-пятых, секрет изготовления греческого огня был раскрыт. В арабских источниках он упоминается вскоре после его изобретения, и он применялся при арабском завоевании Крита ок. 824–826 гг. Нефть, выходящая на поверхность земли на каспийском побережье возле Баку и в районе Киркука в современном северо-восточном Ираке, была известна всегда; при этом к девятому веку аббасидские учёные перевели технический труд эллинистической эпохи, в котором разъяснялась методика изготовления сифонов: «Пневматика» (“Pneumatica”) Герона Александрийского. Ни нефть, ни сифоны не могли оставаться тайной для арабов с тех пор, как они были показаны в действии. Применение греческого огня и сифонов флотом Льва Триполитанского засвидетельствовано в рассказе о взятии Фессалоники в 904 г., и возможно, они применялись гораздо раньше. Напротив того, предприимчивые и охотно перенимавшие новшества итальянские морские города-республики, Амальфи, Генуя, Пиза и Венеция, никогда не применяли греческий огонь, что свидетельствует об ограниченности его военного значения, проистекавшей из малой дальнобойности сифонов и трудностей использования выбрасываемого ими состава.