Серфинг на волнах большой стратегии

После выхода в свет книги о стратегии Византийской Империи мы предполагали, что новая книга Люттвака о Китае будет еще одной работой, описывающей логику поведения еще одной империи на мировой арене, находящейся в окружении не всегда дружественных ей больших и малых государств. Но оказалось, что автор смог осуществить заметный методологический сдвиг в понимании самой сути большой стратегии. В этой книге она рассматривается им уже не в качестве интеллектуального инструмента в руках стратегов и геополитиков, а скорее как особый «естественный» закон социальной действительности. При этом Люттвак увязывает в единое целое динамику международных отношений и социальную динамику, бурлящую в обществе и в среде властных элит отдельных стран.

Для того чтобы прояснить данное утверждение, попробуем восстановить динамику развития представлений Эдварда Люттвака о стратегии. И так как он имеет привычку закреплять свои размышления и профессиональный опыт на страницах книг, то мы, в свою очередь, имеем возможность восстановить эту динамику в процессе анализа его основных работ.

В своей первой книге «Государственный переворот. Практическое пособие» Люттвак почти не употребляет слово «стратегия» в привычном для него смысле. Он говорит скорее о тактике относительно бескровного захвата власти в чужой стране или привода к власти в другом государстве подконтрольного вам правительства. В данном случае стратегия проявляется в форме разработки четкого плана, который предполагает вовлечение в процесс переворота неподчиненных вам субъектов действия, обладающих своими собственными целями и свободой воли. Пафос Люттвака в этой книге вполне вписывается в логику знаменитых китайских стратегем: путем хитрости, точного расчета и обмана организатор государственного переворота заставляет работать на себя других, враждующих между собой, людей.

В книге «Стратегия Римской Империи», вышедшей в 1974 году, Люттвак рассматривает стратегию уже в качестве особой культуры или традиции, формировавшейся в среде римской знати в течение нескольких столетий. Данная традиция позволяла римским правителям и полководцам разрабатывать планы и реализовывать масштабные действия, способные защищать Римскую Империю от внешних врагов и обеспечить ей возможность доминирования почти на всем пространстве средиземноморского региона.

В той же логике написана и книга «Стратегия Византийской Империи». В процессе редактирования данной работы у нас возник вопрос к автору: каким образом властные элиты Византии оказались способны передавать навыки реализации своей стратегии от поколения к поколению? Ведь смена правителей в Византии редко происходила гладко – империю сотрясали гражданские войны, приводящие к смене династий, не были редки и дворцовые перевороты. Кто в атмосфере всех этих потрясений являлся носителем такой сложной традиции, как имперская стратегия, которая просуществовала в течение почти целого тысячелетия? Как осуществлялась «подготовка кадров» и кто вообще является субъектом действия большой стратегии, ее исполнителем? Эдвард Люттвак сказал, что это очень правильные вопросы, но так и не дал на них ответа.

На данном этапе нам важно отметить, что для реализации стратегии были необходимы не только знания, каким-то образом передающиеся от поколения к поколению, но и навыки самоорганизации – слаженные действия императора и его окружения, военачальников, разведчиков (роль которых часто выполняли купцы) и дипломатов. Получается, что стратегия – это закрепленные в «коллективном сознании» властных имперских элит сценарии поведения империи на международной арене. Эти «имперские архетипы» позволяли Византии занимать доминирующее положение в регионе, находясь в окружении враждебных племен и стран, притом что некоторые из них временами оказывались значительно сильнее самой наследницы Рима.

В книге «Стратегия. Логика войны и мира» Люттвак подвел промежуточный итог своим многолетним занятиям военной стратегией (помимо изучения военного дела, он имел опыт участия в нескольких войнах). Богатый материал для рефлексии Люттвак получил и в процессе участия в разработке и реализации большой стратегии США в годы их противостояния Советскому Союзу. В этой работе автором предлагается методологическая схема, позволяющая отразить многослойность и многоплановость стратегии. Люттвак выделил два ее измерения: вертикальное и горизонтальное. Такой прием позволил ему удерживать в поле внимания разноплановые и разномасштабные аспекты стратегии, увязывая их в единое целое.

Так, вертикальное измерение позволяет Люттваку выделить несколько уровней стратегии: технический, тактический, оперативный, а также уровни театра военных действий и большой стратегии. Мы можем заметить, что в этой многослойной схеме выделение уровней происходит по принципу «масштабности действия» или по принципу того, какими средствами оперирования мы можем быть оснащены на каждом из выделенных уровней. Задание горизонтального измерения дало возможность увидеть проявление логики стратегии в динамике военного противостояния – ее парадоксальность и цикличность: военный успех может оборачиваться поражением и, наоборот, поражение – успехом и т. д.

В какой-то степени посредством этой книги Люттвак пытался в каком-то роде способствовать воссозданию в новых исторических условиях и для новых субъектов действия той особой культуры или традиции, которая в свое время позволяла Византии в течение многих столетий реализовывать грамотную большую стратегию в масштабах ойкумены тогдашнего культурного мира. А предлагаемая им схема, с одной стороны, выполняет функцию организации понимания сути стратегии для политиков, дипломатов, военных и властных элит, а с другой стороны, служит организационным руководством к действию.

Однако в конце книги (в главах, написанных после распада СССР) Эдвард Люттвак пишет уже немного о другом: «Моя цель состоит в том, чтобы доказать существование стратегии как совокупных повторяющихся явлений, возникающих вследствие человеческого конфликта, а не в том, чтобы предписывать те или иные алгоритмы действий. Большинство нынешних определений стратегии исключительно нормативны, как будто бы все согласны в том, что таких объективных явлений не существует или же они слишком очевидны для того, чтобы удостоиться определения».

Как можно заметить, здесь намечается существенный сдвиг в понимании стратегии. Оказывается, существуют какие-то «объективные явления», естественные законы, которые проявляются в социальной динамике и царствуют в стихии международных отношений. А человек, владеющий парадоксальной логикой стратегии, – это, судя по всему, тот, кто способен понимать эти естественные законы социальной стихии.

Большая стратегия оказалась настолько сложным делом, что у Люттвака возникло сомнение в том, способны ли современные лидеры демократических стран вместе с их правительствами и административным аппаратом осваивать и реализовывать на практике ее парадоксальную логику. В последних главах книги версия «объективных явлений» начинает конкурировать с таким пониманием стратегии, при котором она воспринимается как способ разумной самоорганизации властных элит страны. «Прежде всего, любая схема большой стратегии потребует координированных действий в области дипломатии, пропаганды, секретных операций в экономической сфере, так же как и в военной политике, – пишет Люттвак, задавая стратегию «нормативно», и далее продолжает уже в логике описания объективного положения дел. – Даже если в стране отсутствует избранный парламент, способный противостоять исполнительной власти и предложенной ею схеме большой стратегии, даже при отсутствии каких-либо заинтересованных групп, способных противиться принятой политике, широко разветвленный бюрократический аппарат современных государств сам по себе является главным препятствием воплощению любой всеобъемлющей схемы большой стратегии. Каждый гражданский и военный департамент устроен так, чтобы преследовать собственные особые цели, у каждого из них есть своя учрежденческая культура. Осознанно или нет, но отдельные департаменты будут, скорее всего, сопротивляться согласованной схеме всякий раз, когда она натолкнется на их частные бюрократические интересы, привычки и цели. Организация современных государств представляет собою необходимое орудие, но одновременно с этим – и мощное препятствие воплощению в жизнь нормативной большой стратегии».

Как специалист по стратегии Эдвард Люттвак потратил немало усилий на то, чтобы внедрить в культуру управленческого слоя американской исполнительной власти и политиков привычку рассмотрения международных отношений с учетом логики войны. Нельзя сказать, что у него и его коллег это совсем не получилось, ведь Америка все-таки вышла победителем из холодной войны. Но, тем не менее, вера в то, что современное западное государство способно разрабатывать и эффективно реализовывать большую стратегию с присущей ей парадоксальной логикой у Люттвака, судя по его текстам, с годами слегка ослабла. «В общественной жизни часто раздаются призывы к «связной» или «последовательной» национальной политике. Зачастую принимается как данность, что все части правительства должны действовать в строгой координации, чтобы сформировать эту самую национальную политику: логичную с точки зрения здравого смысла. Это хорошо для экономической или социальной политики, но когда дело доходит до области конфликта в международных отношениях, а тем более до прямой войны, только внешне противоречивая политика может обойти стороной саморазрушительные последствия парадоксальной логики», – пишет далее Люттвак. Как мы видим, уже сама «парадоксальная логика стратегии» начинает выступать в качестве проявления того «естественного закона» военного противостояния, который нельзя понять и с которым нельзя совладать, руководствуясь исключительно здравым смыслом.

В самом начале нашего знакомства, где-то в 2009 году, Люттвак прислал нам письмо с фотографией, на которой он стоит в окружении каких-то китайцев в офицерской форме. Уже тогда нам стало понятно, что Люттвак приступил к изучению нового очага большой стратегии. Ответ на наш вопрос – «Правильно ли мы понимаем, что Ваша следующая книга будет называться «Стратегия Китайской империи?» – пришел через год. Эдвард прислал письмо, тема которого звучала примерно так: «Grand Strategy started again. New Game: how to stop China from harming itself» (Большая стратегия снова в силе. Новая игра: как спасти Китай от стремления причинить самому себе вред). В приложении к письму находился текст с черновиком лежащей перед вами книги. Получается, что Люттвак всерьез занялся разработкой «китайской темы» сразу же после начала международного экономического кризиса.

Как уже говорилось, в этой работе привлекает внимание то, что автор рассматривает стратегию не в качестве деятельности по построению долгосрочных планов или задания ориентиров для последовательных действий какой-либо страны на международной арене, а в качестве самостоятельной, «несубъектной» силы, способной, в частности, противостоять возрастающей мощи Китая. «Логике стратегии надлежит повиноваться, даже если она противоречит здравому смыслу и обычным человеческим инстинктам», – пишет Люттвак в предисловии к своей новой книге.

Если в книге «Стратегия. Логика войны и мира» Люттвак отмечал беспомощность западных правителей и политиков, пытающихся следовать предписаниям логики большой стратегии, то в новой книге он уже ставит под сомнение способность властных элит Китая противостоять «естественной логике развития событий». Получается, что и внутригосударственная социальная динамика, и логика развития международных отношений, принуждают Китай к чрезмерному возвышению. «Полагаю, теперь очевидно, что предлагаемый здесь подход, сформированный моим личным пониманием механизма взаимодействия силы между государствами, – пишет Люттвак, – сильно отличается от превалирующей «реалистической» школы. Мой подход откровенно детерминистский. Вместо прагматичных лидеров, стремящихся к достижению своих собственных целей, я вижу политиков, пойманных в ловушку парадоксов логики стратегии, которая диктует им свои собственные императивы, в особенности, когда они считают, что у них есть свобода в выборе средств перед лицом конфликта».

После развала Советского Союза было очень сложно объяснить американским элитам, что чрезмерное усиление США и излишне напористое поведение Америки на международной арене могут принести ей большой вред. Однако Люттвак неоднократно пытался донести до гордых победителей холодной войны эту отрезвляющую мысль: «…на пороге полного краха советской системы есть такая вещь, как кульминационная точка успеха в возрастании роли США на мировой арене. Если перейти за эту точку, если превысить пределы того, что другие способны принять достаточно спокойно, это закончится не дальнейшим ростом могущества или влияния, а их спадом».

Архитектура современной системы международных отношений сформировалась в годы холодной войны и строилась на энергии противостояния дух сверхдержав. Так что для устойчивости данной конструкции необходимо постоянное воссоздание в той или иной форме этого «базового конфликта». Вот как Эдвард Люттвак описывает ситуацию после распада СССР: «Именно взаимосвязанная мощь США и СССР служила третьим сторонам источником их собственной независимости и подъема. Немногочисленные союзники СССР могли торговаться с ним, чтобы заручиться его помощью, потому что они были полезны в борьбе Советского Союза против мощи Америки. Большие числом американские союзники боялись СССР, и все же именно из-за советской мощи США должны были полагаться на их сотрудничество. Но теперь, когда Советского Союза больше нет, нет и никакого равновесия. Есть лишь многомерное американское верховенство, не знающее никаких прецедентов во всей истории человечества, и оно нуждается только в глобальной стратегии усиления мощи, работающей исключительно на успех США и сурово угнетающей всех окружающих».

Значительная часть работ Эдварда Люттвака в период 1990 – начала 2000-х годов была в той или иной степени посвящена именно предостережению Америки от демонстрации своего могущества, как экономического, так и политического, и тем более от демонстрации и применения своей военной силы. Он предупреждает коллег о том, что из-за своих чрезмерных амбиций Америка может потерять очень многое: «вся суперструктура западных и мировых институций, созданная Соединенными Штатами в основном по своему образу и подобию и с большими затратами поддерживаемая ими в течение полувека, будет все меньше и меньше служить американским целям. Уже одно это наказание способно перевесить любое возрастание могущества, которого можно достичь на первых порах, предвосхитив реакцию благодаря связной стратегии и последовательной политике. Создание коалиций против США вовсе не нуждается в военном измерении для того, чтобы оказаться болезненно эффективным. Различные антиамериканские дипломатические коалиции с переменным членством, <…> меры торгового противодействия, <…>, а также любые формы культурного отторжения остаются технически вполне возможными. Все это способно причинить тяжкий, притом кумулятивный ущерб американским интересам и без всякой военной угрозы, не говоря уже о каком-либо применении силы»*.

Другая проблема или угроза, обсуждаемая Люттваком в эти годы, также была посвящена опьянению Запада своей общей победой: в данном случае победой капитализма над коммунизмом. Это привело к тому, что в среде западных элит усилились установки на радикализацию либерализма и стремление к полнейшему освобождению капитала от всех связывающих его уз. Данной теме посвящены такие книги, как “Turbocapitalism” и “The Endangered American Dream”. Можно предположить, что последствия этих великих планов, вернее, их реализации и привели нас к тому структурному экономическому кризису, из которого мировая экономика не может выйти в течение уже почти 10 лет. И кстати, возвышение Китая также является следствием или проявлением той динамики международных отношений, которой был охвачен мир после крушения коммунизма.

Одним из немногих государств, получивших бесспорные выигрыши от этой, вовлекшей в себя почти весь мир, игры в освобождение бизнеса и ослабление государства оказался Китай. Он смог получить заметные выгоды от стремления Запада поиграть в «административный демпинг», так как в отличие от своих партнеров по бизнесу, практиковавших идеологию «радикального либерализма», Китай строил «государство всеобщего благосостояния». Но эта победа, в свою очередь, вскружила головы уже китайской элите, и настолько сильно, что она, по мнению Люттвака, уже стала неспособной адекватно управлять стремительной динамикой роста своей страны.

Главными героями новой книги Люттвака являются сам Китай, США и Россия. Остальные страны, в том числе и ближайшие соседи Поднебесной, представляют собой массовку, они выполняют функцию наглядной демонстрации неумолимости действия законов стратегии. Все три главных героя страдают от одного и того же недуга – «великодержавного аутизма». Но в отличие от других, Китай к тому же оказался еще и слишком быстро растущим аутистом, не понимающим (как это и свойственно для замкнутого на своем величии субъекта) того, что его бурный рост сильно пугает окружающих.

По мнению Люттвака, в странах, страдающих от «великодержавного аутизма», «решения по внешнеполитическим вопросам обычно принимаются на основе очень упрощенных, схематичных представлений о сложных, плохо управляемых реальностях, которые тем самым искажаются, чтобы совпасть с общими понятиями, ожиданиями и перспективами». Далее он приводит примеры из «истории болезни» властных элит США и Китая, например: «Только таким образом политик из Массачусетса или Мичигана, считающий себя недостаточно квалифицированным для того, чтобы высказаться по местным проблемам, скажем, по поводу Миссисипи <…>, может уверенно выразить свою точку зрения на то, что, по его мнению, лучше всего подходит для Афганистана, Ирака или Ливии».

Не избегают обвинения в аутизме и представители российских властных элит: «для русских расширение НАТО было просчитанным и, конечно, наступательным по своему замыслу, враждебным ходом американцев, размещением военного потенциала ближе к Москве, как того страстно желал Пентагон. Кроме того, этот ход был вероломным с их точки зрения, так как перед выводом советских войск из Восточной Европы США дали устное обещание, что НАТО не будет расширяться на Восток. Это соответствует действительности, но не имеет никакого значения в глазах американцев, так как у них не было враждебных намерений».

Книга была написана еще до начала украинского кризиса, но в его контексте слова Люттвака звучат еще более выразительно: «Обычным русским предположением является то, что иностранцам нужна более слабая, бедная, небезопасная и менее счастливая Россия, а все благожелательные слова и даже дела – не более чем камуфляж. В этом состоит подтекст ежедневного представления русскими СМИ иностранных новостей, причем речь идет не только об официальных СМИ. То, что авторитарным лидерам выгодна такая ложная интерпретация, не умаляет того факта, что они и сами в это верят».

Введение понятия «великодержавного аутизма» понадобилось Люттваку для того, чтобы указать на примеры нерационального поведения государств на международной арене, вызванного тем, что властные элиты этих стран оказываются неспособными адекватно воспринимать происходящее, так как слишком сильно замкнуты на решении внутриполитических проблем. По мнению Люттвака, им не помогают в этом ни аналитические записки экспертов, ни доклады дипломатов и разведчиков: «сотрудники разведки, чтобы их карьера не пострадала, отнюдь не придерживаются правила говорить высшим руководителям то, чего те не хотят слышать».

Мы видели, что в случае с Византийской Империей внутренние интриги, склоки и даже гражданские войны и дворцовые перевороты по каким-то причинам не мешали ее властным элитам от поколения к поколению передавать навыки владения большой стратегией. Но современные элиты оказались неспособны справиться с этим типичным недугом всех властителей великих держав (с «великодержавным аутизмом»). Люттвак объясняет это обстоятельство критично возросшими объемами поступающей информации при оставшейся на низком уровне способности эту информацию анализировать. К этому можно добавить еще и то, что демократизация общества приводит и к демократизации властных элит – они становятся менее «аристократичными», и в частности – менее образованными.

Можно сказать, что основным тезисом данной книги является следующее утверждение: те, кого принято считать субъектами действия, носителями и исполнителями большой стратегии, по факту являются безвольными участниками социальной динамики. Эти процессы на государственном уровне и на уровне международных отношений (в планетарных масштабах) разворачиваются по своим законам, неподвластным воле вовлеченных в них людей. Люттвак выявил один из этих законов и назвал его «парадоксальной логикой стратегии». Нам кажется, что с методологической точки зрения было бы интересно понять, какие еще естественные или искусственно-естественные законы можно обнаружить в этой социальной стихии с ее динамикой, зонами социального напряжения и линиями разрывов, но Люттвак в силу специфики предмета своего исследования концентрирует наше внимание именно на стратегии.

Чтобы окончательно проблематизировать «субъектный подход» к пониманию стратегии, Люттвак подробно разбирает мифы о «стратегической культуре Древнего Китая». От него достается и самим древним создателям списка китайских стратегем, и тем нашим современникам, которые не только восхищаются этим историческим наследием, но и пытаются использовать «мудрость древних» при разработке современных представлений о стратегии. «Странным образом игнорирующая собственную китайскую историю, содержащую много примеров покорения Китая небольшими ордами примитивных кочевников, эта большая вера в китайские стратегические способности отражает невероятный авторитет древних китайских писаний о стратегии и военном искусстве», – пишет Люттвак в 9 главе, которая имеет очень показательное название «Стратегическая глупость древних», и повторяет эту мысль в 10 главе: «Стратегическая компетентность, по-видимому, не попала в длинный список достижений ханьцев, так что в то время как ханьские генералы, командующие огромными армиями, цитировали друг другу Сун Цзы, сравнительно небольшое количество конных воинов, закаленных в грубой и эффективной стратегии степной маневренной войны, одерживали над ними победы. Более того, все ханьские интриги и увертки оказались гораздо слабее долгосрочной и широкоформатной дипломатии, столь естественной для степных правителей, которые регулярно объединялись за или против даже самых отдаленных империй».

Стратегия является предметом пристального изучения и даже страстью не только для Эдварда Люттвака: многие интеллектуалы, менеджеры и политики во всем мире в глубине души мечтают о том, чтобы их назвали «выдающимися стратегами своего времени». Ведь тот, кто занимается стратегией, с неизбежностью поднимается над теми, кто копошится в повседневных делах и упрямо движется к банальным и самоочевидным целям. Подлинный стратег оказывается выше всех – богатых и бедных, сильных и слабых, знаменитых и никому неизвестных, могущественных, харизматичных, властных. В общем, выше всех, и достигает он этого величия исключительно благодаря своему незаурядному интеллекту, интуиции и «умению считать на пять шагов вперед». В наличии у себя интеллекта и интуиции обычно мало кто сомневается. И, кажется, единственное, чего не хватает для того, чтобы стать, наконец, стратегом, – так это выучить наизусть список стратегем, подаренный миру великими мыслителями китайской древности, изучить опыт Клаузевица и ряда его коллег-последователей, а также труды великих современных манипуляторов общественным сознанием и мастеров обмана – политтехнологов, интеллектуальных продюсеров, специалистов по «мягкой силе» и т. д.

Таким образом, проведя анализ динамики отношения Эдварда Люттвака к понятию «стратегия», мы можем выделить несколько определений, фиксирующих несколько этапов этой динамики:

1. Стратегия – это интеллектуальная практика, которой способны овладеть особо талантливые и умные люди при наличии у них соответствующего опыта и освоении ими набора политических технологий и интеллектуальных трюков, которые накопило человечество за свою долгую историю.

2. Большая стратегия – это совокупность особых культурных норм, которые передаются от поколения к поколению в среде имперских элит. Эти «имперские архетипы» побуждают элиты поддерживать необходимый организационный и интеллектуальный тонус в своих рядах, благодаря чему империя способна выбирать оптимальную стратегию поведения на международной арене в меняющихся военно-политических условиях.

3. Большая стратегия – это один из «объективных законов», проявляющийся в динамике международных отношений. Эта динамика, в частности, приводит к неизбежному неуправляемому возвышению одних государств, заставляя другие формировать против них враждебные альянсы. Кроме того, существует какая-то корреляция между динамикой международных отношений и социальной динамикой внутри великих держав. Чем мощнее страна, тем сильнее ее внутренняя социальная динамика воздействует на международные отношения и тем активнее международная политика используется ею в качестве инструмента решения своих внутренних политических проблем.

В данной книге для Люттвака было важно обратить внимание читателей, скорее, на третье определение стратегии, но мы бы не стали отбрасывать в сторону и два остальных. Наверное, правильнее было бы сказать, что опыт и способности специалиста по стратегии приобретают смысл только в том случае, если выполнены условия, заданные в двух других определениях. То есть этот великий стратег имеет дело с властными элитами, коллективное мышление которых заражено бациллой большой стратегии, кроме того, и сам стратег, и его коллеги имеют в руках средства для понимания онтологической сути большой стратегии.

По идее, отношение к стратегии как к естественному закону, проявляющемуся в стихии международных отношений, должно было побудить Люттвака к проведению комплексных социально-политических исследований. Но он решает эту задачу путем логических построений и эксплуатации своей окрепшей за долгие годы работы в данной сфере интуиции.

Итак, согласно Люттваку, получается, что род людской живет не в соответствии с рациональными и конструктивными правилами, вернее, не только по ним. В отношениях между людьми есть место не только конструктивному мирному строительству, но и войне. При этом война – это такое же естественное состояние существования человечества, как и мир. Логика войны по сути своей парадоксальна, так как она ориентирована на поиск способов нарушения утвержденных правил и разрыва устоявшихся поведенческих шаблонов.

На первый взгляд сфера международных отношений предельно интеллигибельна. Множество разумных субъектов геополитического действия оказывает на нее свое влияние: от властных элит, официальных политиков и представителей власти до скрытых групп влияния (спецслужб) и организованной преступности; от лоббистских фирм и крупных транснациональных корпораций до народно-освободительных движений и неокоммунистов или националистов, вынашивающих планы будущей справедливой революции. Мы также можем наблюдать активность самых разных «властителей дум человеческих», тех, кто формирует общественное мнение и форматирует общественное сознание. Многие политтехнологи, маркетологи и геополитики реализуют как на локальном, так и на международном уровнях свои стратегические планы и проекты. И, кроме того, огромное количество ангажированных и независимых политологов, экспертов, журналистов, историков, экономистов исследует эту реальность и публикует в коммуникативном пространстве свои мысли, теории, выводы, предложения и разоблачения.

Казалось бы, при такой концентрации интеллектуальных усилий, которые к тому же еще и неплохо оплачиваются, сфера международных отношений и региональной политики должна быть пусть и цинична, но предельно разумна и рациональна. И, казалось бы, в этой высоко интеллигибельной среде обречены на успех только те планы и проекты, которые стратегически выверены и учитывают всю многофакторность происходящих событий. Но, тем не менее, Люттвак указывает на то, что чаще всего, как на региональном, так и на международном уровне, побеждают планы не тех, кто понимает парадоксальную логику большой стратегии.

Тот исторический сюжет, который Эдвард Люттвак привел в качестве базовой метафоры для иллюстрации своих мыслей в книге о современном Китае, указывает на то, что даже замыслы великих игроков в геополитические игры иногда тонут в бурлящей стихии международных отношений. Так Англия, которая бесспорно в течение нескольких веков являлась лидером в сфере большой стратегии, оказалась в числе проигравших после Первой мировой войны, что стало совсем очевидным фактом уже после ее очередной «победы» над Германией в 1945 году. Великобритания действительно разыграла блестящую геополитическую партию против Германии, которая упрямо двигалась вперед в рамках «линейной логики производства», но в итоге, Первая мировая война стала началом крушения самой Английской империи, именно с этого времени Великобритания начала уступать свое первенство на международной арене Соединенным Штатам. И начиная с 1945 года звание лидера в игре в большую стратегию стало постепенно переходить именно США, а Англия в комплекте со всеми другими странами Западной Европы стала превращаться в младшего союзника Америки.

Таким образом, несмотря на всю свою интеллигибельность, стихия международных отношений и социальная стихия в целом существуют по каким-то своим законам, осознание которых не гарантирует возможности разумного управления ею. Динамика этой стихии захватывает умы и души людей, побуждает их к совершению интеллектуальных усилий и практических действий. Желание властных элит побеждать не только на поле боя и не только посредством грубой силы, а применяя свои интеллектуальные ресурсы, превращает международную политику и международные отношения в битву идей, стратегических планов, сложных интриг и столкновение социально-экономических теорий. Осознание возможности побуждения других людей, народов и стран к совершению ненужных им и даже опасных для них действий кружит головы политтехнологов и геополитиков. Все это приводит к интенсификации социальной динамики на региональном и международном уровне, но не имеет прямого отношения к тому, что Люттвак называет «стратегий».

Сам факт того, что человек охвачен аурой мышления, еще не делает его разумным. Но вдобавок ко всему этому, мышление во многом является продуктом коллективной деятельности, притом в процесс развития мысли могут быть втянуты и те, кто в социальном пространстве являются союзниками и те, с кем они ведут войну. В логике военного противостояния противники перенимают друг у друга все опознанные ими нововведения, копируя их или отвечая на них ассиметрично и часто на другом уровне стратегии. Таким образом, динамика военных действий и логика стратегии как бы развивается, используя практические и интеллектуальные усилия всех участников противостояния – как союзников, так и врагов.

Стратегия втягивает в свое развитие все формы активности человека: и технические, и коммуникативные, и производственные, и экономические, и интеллектуальные. Она «паразитирует» на жизненных ресурсах всех участников бесконечного военного противостояния на международной арене, она использует энергию этого противостояния и абсолютно индифферентна к локальным победам и поражениям любых участников этой войны.

Если бы живущий в душе Люттвака исследователь победил охватившую его страсть к занятию практической стратегией, то, выйдя на свое «детерминистское» понимание стратегии, он должен бы был задуматься над теми реалиями, которыми занимаются такие макро социологи, как, например, Иммануил Валлерстайн. И самое интересное, что Люттваку было бы, что им сказать: многие нестыковки в теоретических построениях историков экономики и макросоциологов возникают как раз по причине того, что они не имели опыта практического применения и изучения стратегии.

Обычно историки, социологи и экономисты, задумываясь о законах истории и пытаясь выявить какие-то закономерности в развитии людского сообщества, начинают говорить о разных типах исторических циклов или циклах социальной, политической и экономической динамики. По каким-то причинам ученые обычно мыслят эту динамику именно в логике циклов. То есть имеется какая-то восходящая фаза роста, потом стагнация и застой, которые сменяются спадом и деградацией прежних форм. Этот спад доходит до какой-то критической точки – случается системный кризис, в процессе которого все старое рушится, превращаясь в материал или удобрение для роста чего-то нового.

Если попытаться развить или, вернее, артикулировать мысли Люттвака, то можно предположить, что процессы синтеза и разрушения протекают не разнесенными во времени, а как бы одновременно. При этом у процессов роста и распада есть своя логика, но в социальной динамике всегда находится место для войны и конфликта, и тогда события начинают развиваться с умышленным нарушением «линейной логики». Многие логически ожидаемые циклы при этом нарушаются и, кроме того, могут радикально меняться «субъекты» или «объекты роста». Империи рушатся, политические альянсы распадаются и на их месте формируются новые конфигурации объединений.

Но, тем не менее, существование «парадоксальной логики стратегии» само по себе предполагает наличие «линейной логики»: парадокс становится заметен именно на фоне устоявшихся правил. Обе эти логики не обязательно коррелируют с войной или с миром. Так, война нуждается в грандиозном строительстве и концентрации ресурсов и, в этом смысле, – в созидании, а «мирное процветание» порой паразитирует на процессах распада прежних жестких и воинственных режимов, построивших мощные государственные машины, востребовавшие высокой концентрации самых разнообразных ресурсов.

Стоит отметить, что парадоксальная логика может прервать не только прагматичное строительство, но также и безумное разрушение. У любого сумасшествия есть своя логика, но и она тоже может быть нарушена. И если война является постоянной спутницей человечества, то можно также предположить, что ничто не помешает «логике стратегии» прервать и какой-то циклически заданный процесс. Ни одна социальная система не существует в полной изоляции.

Интересно, что на тех масштабных эпических полотнах развития человечества, которые рисует в своих работах Валлерстайн, совсем нет места парадоксальности. Это вполне понятно, ведь автор миросистемной концепции действует в логике естественнонаучного подхода. В рамках такого подхода раз выявленный закон должен повторяться, иначе он законом не является. С точки зрения Люттвака, который действует скорее в рамках «естественно-искусственного подхода», социальные законы существуют, но они могут парадоксальным образом нарушаться. Если что-то повторялось более одного раза, то на следующем шаге (или на одной из фаз цикла) социальная система (или ее окружение) может выдать парадоксальный неожиданный ответ.

Практики далеко не всегда публикуют результаты своей рефлексии: их первоочередной задачей являются реализация того замысла, который они задумали. Люттвак – это в первую очередь практик, и издаваемые им книги являются одним из инструментов его практической деятельности. Но как уже говорилось выше, для читателей его книг имеется возможность проделать эту рефлексию за автора. Заданный автором подход открывает перед нами просторное поле для интеллектуальных и логических упражнений. Так, например, мы можем довести до логического конца некоторые обозначенные им мысли.

Люттвак обращает наше внимание на внутригосударственную социальную динамику, бурлящую в среде властных элит и публичных политиков. В том случае, если эти государства достаточно велики и мощны или занимают особо важное стратегическое положение в географическом или экономическом пространстве, их внутренняя социальная динамика начинает оказывать существенное влияние на динамику международных отношений. Таким образом, Люттвак выделяет два уровня социально-политической динамики. Происходящее на одном уровне может отражаться на другом, несмотря на то, что логики внутриполитический и международной жизни отличаются друг от друга. Здесь можно заметить некоторые параллели с выявлением нескольких уровней у военной стратегии.

Для того чтобы в социальной динамике начала работать логика большой стратегии, необходимо, чтобы накапливаемое в ней напряжение достигло достаточно высокого уровня. В упоминаемом выше письме Люттвак сообщает нам о том, «что большая стратегия снова в действии». То есть напряженность между США и Китаем достигла такого уровня, что процессы приобрели уже почти неуправляемую форму, и в игру вступает большая стратегия. У Люттвака сохраняется надежда, что эскалацию противостояния еще можно остановить, поэтому он задается вопросом о том, «как спасти Китай от стремления причинить самому себе вред».

Подвергая критике представление о стратегии как «субъектной практике», нам, тем не менее, не стоит забывать, что Эдвард Люттвак является не историком или социологом, а именно специалистом по стратегии, которая, как уже упоминалось, является не только сферой его профессиональной деятельности, но и интеллектуальной страстью. В этом контексте появляется возможность несколько иного отношения к изданной им книге о Китае. Данная работа – это не просто исследование, а коммуникативное действие: Люттвак знает, что его книги читают не только в Америке, но и в Китае, а также в России. Не исключена возможность того, что «имперские архетипы» вновь зашевелятся в коллективном сознании российских, китайских и американских элит. И, может быть, парадоксальная логика стратегии преподнесет нам и приятные сюрпризы, разрушив привычные циклы: и то, что уже несколько раз заканчивалось мировой войной, закончится чем-то иным.