Часть третья. Общие вопросы стратегии

Глава одиннадцатая. Сосредоточение сил в пространстве

Лучшая стратегия состоит в том, чтобы всегда быть возможно сильным; это значит прежде всего – быть вообще возможно сильным, а затем – и на решающем пункте. Поэтому помимо напряжения, создающего вооруженные силы и не всегда зависящего от полководца, нет в стратегии более высокого и простого закона, как следующий: держать свои силы сосредоточенно. Не следует отделять от главной массы какую-либо часть без крайней необходимости. Этого критерия мы держимся твердо и видим в нем надежного руководителя. Мы постепенно изучим разумные основания, которые могут быть для выделения части сил. Затем мы также увидим, что этот принцип не во всякой войне ведет к одним и тем же общим последствиям, но что таковые меняются в соответствии с целями и средствами.

Может показаться невероятным, и все же это случалось сотни раз, что вооруженные силы дробились и разъединялись по одному лишь темному подражанию традиционной манере без ясного сознания, зачем собственно это делается.

Если сосредоточение сил будет признано за норму, а всякое раздробление и разъединение – за исключение, которое должно быть мотивировано, то не только эта глупость будет совершенно избегнута, но и будет прегражден доступ многим ложным поводам к разделению сил.

Глава двенадцатая. Сосредоточение сил во времени

В данном случае мы имеем дело с понятием, которое при применении в действительной жизни вызывает немало недоразумений. Поэтому необходимо ясное установление и изложение связанных с этим понятием представлений, и мы надеемся, что нам будет дозволено вновь произвести небольшой анализ.

Война есть столкновение двух противоположных сил, откуда само собой вытекает, что более могучая из них не только уничтожает другую, но и увлекает ее в своем движении. Отсюда по существу не должно быть растянутого во времени (последовательного) применения сил; одновременное напряжение всех предназначенных для данного удара сил рисуется как основной закон войны.

Так оно и есть в действительности, но лишь постольку, поскольку борьба действительно подобна механическому столкновению; там же, где она выливается в длительное взаимодействие друг друга уничтожающих сил, там разумеется можно представить себе и растянутое во времени действие этих сил. Это имеет место в тактике преимущественно потому, что огневой бой составляет основу всякой тактики, но может происходить и по другим причинам. Когда в огневом бою 1000 человек введены в дело против 500, то размер их потерь складывается из размера неприятельских сил и из размера собственных, 1000 человек стреляют вдвое больше, чем 500; но и попадавшие пуль в 1 000 человек больше, чем в 500, ибо надо предполагать, что первые стоят более плотно, чем вторые. Если бы мы могли предположить, что и число попаданий в них вдвое больше, то потери с обеих сторон были бы одинаковыми. Из 500 человек, например, 200 было бы выбито из строя, и столько же выбыло бы и из 1000 человек. Если бы у этих 500 было в резерве еще столько же людей, которые до сих пор оставались вне сферы огня, то с обеих сторон оставалось бы налицо по 800 человек, из которых однако у одной было 500 совершенно свежих людей с полным запасом патронов и нетронутыми силами, а у другой те же 800 человек, но все в одинаковой мере расстроенные, без достаточного запаса патронов и с ослабевшими силами. Конечно, наша предпосылка, что 1000 человек из-за одного лишь численного своего превосходства должны потерять вдвое больше людей, чем на их месте потеряли бы 500, не основательна; необходимо учесть при первоначальном распределении сил тот большой урон, который несет оставивший в резерве половину своих сил, ставя себя в худшее положение; точно так же следует допустить в большинстве случаев и ту возможность, что в первый же момент 1000 человек могут достигнуть какого-либо успеха: они например выбьют с позиции своего противника и принудят его к отступлению. Будут ли оба эти преимущества уравновешивать невыгоду – остаться с 800 человек расстроенных боем войск против врага, хотя немного слабейшего, но имеющего 500 человек свежих войск? Дальнейший анализ этого решить не в состоянии, здесь приходится обратиться к опыту, и в этом случае, пожалуй, не окажется ни одного офицера, имеющего хотя бы скромный боевой опыт, который в общем не признал бы преимущества за той стороной, у которой имеются свежие силы.

Отсюда очевидно, что введение в бой сразу слишком больших сил может оказаться невыгодным, ибо какие бы выгоды мы ни могли извлечь из перевеса в первый момент, возможно, что впоследствии мы будем за это наказаны.

Но эта опасность существует лишь постольку, поскольку проявляются беспорядок, расстройство и ослабление сил, словом тот кризис, который всякий бой несет с собою и для победителя. Появление в момент такого ослабленного состояния относительно свежих сил противника может оказать решающее действие.

Но там, где прекращается это явление разложения, сопутствующее победе, и остается, следовательно, только ощущение морального превосходства, которое дает каждая победа, там и свежие силы более уж не в состоянии поправить потерянное дело: они будут увлечены общим потоком. Разбитую накануне армию нельзя на другой день повести к победе при поддержке сильного резерва. Здесь мы подходим к источнику весьма существенного различия между тактикой и стратегией.

Дело в том, что тактические успехи, заключающиеся в пределах самого боя и до его окончания, по большей части достигаются еще в сфере этого разложения и ослабления; стратегический же успех, т. е. успех боя в целом, завершенная победа, безразлично крупная или мелкая, находится уже вне этих пределов. Лишь тогда, когда успехи частных боев свяжутся в одно самостоятельное целое, наступает стратегический результат, но тогда прекращается и состояние кризиса, боевые силы приобретают свой первоначальный облик, они лишь будут частично ослаблены в мере фактически понесенного урона.

Вывод из этого различия сводится к тому, что тактика допускает растянутое во времени введение в дело сил, стратегия же допускает только одновременное.

Если в тактике я не могу решить всего первым успехом, если я должен опасаться следующего момента, то само собою разумеется, что я буду для обеспечения первого успеха затрачивать лишь столько сил, сколько для этого будет казаться мне нужным, а остальные я буду держать вне губительной сферы огня и рукопашного боя, дабы иметь возможность противопоставить свежим силам свежие же силы или доконать ими ослабевшие силы врага. Не так – в стратегии. Во-первых, как мы только что показали, ей не так страшны ответные действия противника после того как успех уже достигнут, ибо с этим успехом заканчивается и кризис; во-вторых, не все стратегические силы непременно оказываются ослабленными боем. Потерпевшими оказываются только те войска, которые вступают в тактическое столкновение с неприятелем, т. е. ввязываются в частные бои; тактика должна не растрачивать бесполезно силы, а использовать лишь в мере необходимости, но отнюдь не полностью все то, что стратегически находится в столкновении с противником. Части, которые благодаря превосходству сил мало или вовсе не сражались и которые лишь одним своим присутствием содействовали благоприятному исходу, останутся после боя такими же, какими они были до него, и будут столь же пригодны для нового использования, как если бы они оставались вовсе праздными. Само собою однако ясно, насколько такие части, обеспечивающие превосходство, содействуют общему успеху; нетрудно понять и то, что они значительно понижают даже размер потерь наших частей, принявших участие в тактическом столкновении.

Следовательно, если в стратегии потери не возрастают с увеличением употребленных в дело сил, а часто даже понижаются, если кроме того успех этим более обеспечивается, то само собою понятно, что в стратегии чем больше использовать сил, тем лучше, и что имеющиеся в распоряжении силы должны быть использованы одновременно.

Но нам надо отстоять свое положение еще и с другой точки зрения. До сих пор мы говорили только о самом бое; бой конечно является подлинной военной деятельностью, но нам надо считаться и с людьми, временем и пространством, которые являются проводниками этой деятельности, и принять во внимание результаты их воздействия.

Труды, усилия и лишения представляют своеобразное разрушительное начало на войне, по существу не относящееся к самому бою, но более или менее неразрывно с ним связанное, и притом такое начало, которое по преимуществу входит в область стратегии. Правда, подвергаться трудам, напряжениям и лишениям приходится и в тактике, и притом в наивысшей степени, но так как тактические акты мало продолжительны, то сравнительно ничтожные последствия их могут в ней в меньшей мере приниматься во внимание. Но в стратегии, где время и пространство значительно обширнее, действие этих начал не только будет чувствительным, но порою даже решающим. Нередко бывает, что победоносная армия теряет гораздо больше людей от болезни, чем в боях.

Если мы будем учитывать эту сферу разрушения в стратегии так же, как мы учитываем огонь и рукопашный бой в тактике, то мы конечно сможем допустить, что все подверженное этому разрушению окажется к концу кампании или другого стратегического отрезка в таком состоянии ослабления, что появление свежих сил может иметь решающее значение. Поэтому и в стратегии, казалось бы, имеется такое же основание добиваться первого успеха с возможно меньшими силами, дабы сберечь к концу свежие войска.

Дабы точно оценить эту мысль, которая на практике во многих случаях приобретает видимость истины, нам нужно бросить взгляд на отдельные связанные с ней представления. Во-первых, не следует смешивать понятие простого пополнения со свежими, нетронутыми силами. Очень редко бывают походы, к концу которых как победителю, так и побежденному не был бы крайне желательным новый приток сил; но не об этом идет здесь речь, так как подобного увеличения сил не понадобилось бы, если бы эти силы с самого начала были больше на такое именно количество. Но чтобы свежая армия, впервые выступающая в поход, по своей моральной ценности стояла выше армии, уже действующей на фронте, подобно тому как тактический резерв имеет преимущество перед теми частями, которые уже сильно пострадали в бою, – это противоречит всем данным опыта. В той же мере, как неудачная кампания лишает войска мужества и моральных сил, счастливая, наоборот, подымает их ценность в этом отношении, а в среднем оба эти воздействия взаимно уравновешиваются; чистой прибылью оказывается боевой опыт. Кроме того, здесь мы должны преимущественно иметь в виду удачные кампании, а не несчастливые, ибо неудачный ход последних можно заранее предвидеть с некоторым вероятием; следовательно, в них и без того сил не будет хватать, и думать о том, чтобы сберечь к концу часть этих сил, не приходится.

Раз этот пункт устранен, то спрашивается: возрастают ли потери вооруженных сил от напряжения сил и лишений с увеличением размера этих вооруженных сил, как это бывает в бою? И на этот вопрос приходится дать отрицательный ответ.

Напряжение сил вызывается главным образом опасностями, коими пропитан каждый миг военных действий в той или иной степени. Всюду противостоять этим опасностям с уверенностью, продолжая свою работу, – вот что составляет сущность тех разнообразных действий, из которых состоит тактическая и стратегическая служба армии. Эта служба тем тяжелее, чем слабее армия, и тем легче, чем существеннее ее превосходство над противником. Кто в этом может сомневаться? Кампания против значительно слабейшего неприятеля конечно потребует гораздо меньшего напряжения, чем против равного, а особенно против более сильного.

Это относится к напряжению сил. Несколько иначе обстоит дело по отношению к лишениям. Последние главным образом обуславливаются двумя причинами: недостатком продовольствии и недостатком помещения, будь то на квартирах или в хорошо устроенных лагерях. И тот и другой вид лишений будет конечно тем больше, чем многочисленнее армия, сосредоточенная в одном пункте. Но разве численное превосходство не дает ей возможности распространиться и захватить больше пространства, а следовательно, и больше средств для получения и размещения продовольствия?

Когда в 1812 г., во время своего вторжения в Россию, Бонапарт сосредоточил свою армию в неслыханно огромной массе на одной дороге и тем самым вызвал столь же неслыханный недостаток во всем необходимом, то это приходится приписать его основному принципу: на решительном пункте быть возможно сильным. Хватил ли он в данном случае через край, применяя свой принцип, это – вопрос, который в настоящий момент не подлежит нашему рассмотрению, но несомненно одно, что если бы он захотел избежать вызванных этим лишений, ему стоило только продвигаться на более широком фронте; в России нет недостатка в пространстве, и вообще в пространстве меньше всего может оказаться недостатка. Поэтому отсюда никак нельзя создать довод в пользу доказательства, будто одновременное применение превосходящих сил должно явиться источником больших лишений. Допустим однако, что климатические условия и неизбежное напряжение сил, сопряженное с войной, вызовут известную убыль и в той части армии, которую в качестве излишка сил можно было бы несомненно приберечь для позднейшего времени, если не учитывать помощи, которую она может оказать сражающейся армии; все же мы должны, обнимая вопрос одним взглядом во всей его совокупности, спросить себя: уравновешивает ли эта убыль то преимущество, которое мы приобретаем во многих отношениях благодаря нашему подавляющему численному превосходству?

Нам необходимо также коснуться еще одного весьма важного пункта. В частном бою можно без особого труда наметить приблизительно те силы, какие будут нужны для достижения намеченного нами крупного успеха, а следовательно, и определить излишек сил. В стратегии же это надо признать просто невозможным, ибо стратегический успех является отнюдь не столь определенным объектом, как успех тактический, и не имеет таких близких пределов. Поэтому то, что в тактике можно рассматривать как излишек сил, в стратегии придется считать как средство для расширения успеха, если к тому представится случай; с размерами достигаемого успеха растет и процент доходности, а следовательно перевес сил может в короткое время дать такие плоды, которые недостижимы при тщательной экономии сил.

Благодаря огромному превосходству сил Бонапарту удалось в 1812 г. добраться до Москвы и занять эту центральную столицу; если бы ему при помощи того же превосходства удалось еще полностью разгромить русскую армию, он вероятно заключил бы в Москве мир, которого всяким другим способом труднее было бы добиться. Этот пример должен лишь пояснить нашу мысль, а не доказать ее; последнее требовало бы длинного рассуждения, которое здесь было бы едва ли уместно.

Все эти соображения направлены лишь против последовательного применения сил, но не против понятия собственно резерва, которого они правда все время касаются, но которое, как мы это увидим в следующей главе, связано и с некоторыми другими понятиями.

Здесь мы хотим доказать лишь то, что если в тактике уже одна длительность действительного использования вооруженных сил их ослабляет, и время таким образом является одним из факторов убыли сил, в стратегии этого в основном не наблюдается. Разрушительное действие, которое время оказывает на вооруженные силы в области стратегии, отчасти ослабляется самой массой этих сил, отчасти покрывается другими способами, а поэтому стратегия не может задаваться целью использовать время как таковое в качестве союзника, вводя в действие свои силы последовательно.

Мы говорим «время как таковое», ибо та ценность, которую время может и должно иметь для одной из борющихся сторон благодаря другим, сопутствующим ему обстоятельствам, но вполне отличным от времени, есть нечто совсем иное и, являясь отнюдь не безразличной или ничтожной данной, будет предметом нашего рассмотрения в другом месте.

Итак, закон, который мы пытались развить, – следующий: все силы, предназначенные и имеющиеся в нашем распоряжении для достижения какой-либо стратегической цели, должны быть использованы одновременно, и это использование их будет тем совершеннее, чем более окажется сосредоточенным в одном акте и в одном моменте.

Однако в стратегии все же имеют место настойчивость и растянутые во времени действия; мы тем не менее можем об этом умолчать, что это представляет одно из главнейших средств достигнуть конечного успеха; мы разумеем продолжающееся развертывание новых сил. Это будет служить предметом отдельной главы, и мы здесь о нем упоминаем, для того чтобы не ввести читателя в заблуждение.

Теперь мы обратимся к теме весьма близкой к только что нами рассмотренной; лишь закончив ее исследование, мы будем иметь возможность дать надлежащее освещение всему вопросу в целом: мы имеем в виду стратегический резерв.