Велико многообразие индивидуального духовного склада; его влияние сказывается главным образом на высших постах, ибо оно растет по мере подъема к ним. Оно по преимуществу и обусловливает то многообразие путей, ведущих к цели, и придает игре вероятностей и счастья ту столь различную долю участия в событиях, о которых мы говорили в 1-й части нашего труда.
Вторая особенность военных действий, это – живое противодействие и вытекающее из него взаимодействие. Мы здесь уже не говорим о трудности рассчитать силу этого противодействия, ибо мы уже имели ее в виду в числе затруднений, встречаемых теорией при рассмотрении величин духовного порядка; мы имеем в виду то обстоятельство, что происходящее взаимодействие по самой своей природе противится всякой плановости. Те последствия со стороны противника, которые вызовет какое-либо наше мероприятие, представляют наиболее индивидуальную из всех данных военной деятельности, между тем каждая теория должна классифицировать явления и никак не может включать в свое содержание случай чисто индивидуальный; оценка последнего всегда должна быть предоставлена личному суждению и таланту. Поэтому вполне естественно, что в такой деятельности, как военная, где план, построенный на обстановке в целом, так часто нарушается неожиданными индивидуальными явлениями, вообще много должно быть предоставлено таланту и пользоваться указаниями теории приходится меньше, чем в какой-либо другой отрасли.
Наконец своеобразное затруднение представляет недостоверность данных на войне; все действия ведутся в известной степени в полумраке; к тому же последний нередко, подобно туману или лунному освещению, создает иллюзию преувеличенного объема и причудливых очертаний.
Все то, что скрывает это слабое освещение, должен угадать талант, или же надо положиться на счастье. Итак, вновь приходится доверяться таланту или по недостатку объективного разумения просто отдаваться на волю случая.
При такой природе предмета мы должны признать, что представляется абсолютно невозможным снабдить военное искусство подмостками в виде положительной научной системы, которая давала бы во всех случаях внешнюю опору военному деятелю. Последний везде, где от него требовался бы его личный талант, оказался бы вне такой научной системы и в противоречии с нею; какое бы многостороннее сооружение ни представляла система, постоянно получался бы все тот же результат, о котором мы уже говорили, а именно: талант и гений действуют вне закона, теория становится в противоречие с действительностью.
Из этого затруднения открывается нам два выхода. Прежде всего то, что мы сказали о природе военной деятельности в целом, не распространяется в одинаковой мере на деятельность на любом посту. На низших ступенях командования предъявляется преимущественно требование на мужество и самоотверженность; трудности понимания и суждения здесь несравненно меньшие. Область явления гораздо более замкнута, цели и средства в количественном отношении более ограничены, данные – точнее: по большей части они даже могут быть установлены непосредственно зрением. Но чем выше мы подымаемся по иерархической лестнице, тем больше возрастают затруднения, достигая высшей степени в деятельности верховного главнокомандующего, который почти во всем должен опираться на гений.
Расчленив военную деятельность по содержанию, мы также усмотрим, что трудности не везде одинаковы. Они уменьшаются, когда действия получают материальное выражение, и возрастают при переходе в мир духовный, в область мотивов, побуждающих волю. Поэтому легче теоретически наметить внутренний порядок боя, его организацию и ведение, чем его использование. Там идет борьба физическим оружием с той и с другой стороны, и хотя моральные силы конечно принимают участие в этой борьбе, все же материя сохраняет в ней свои права. Но в результате боев материальные успехи становятся в свою очередь мотивами, и нам приходится иметь дело исключительно с духовной природой. Одним словом тактика представляет для теории гораздо меньше трудностей, чем стратегия.
Второй выход, делающий возможным построение теории, дает следующая точка зрения: теория не должна быть непременно положительным учением, т. е. руководством для действий. Во всех тех случаях, когда какая-нибудь деятельность постоянно сталкивается с одними и теми же вопросами, с теми же целями и средствами, хотя бы и несколько измененными и в разнообразнейших комбинациях, эти вопросы должны стать предметом углубленного рассмотрения. Такое рассмотрение и составляет существенную часть всякой теории и имеет преимущественное право на это название. Оно является в должной мере аналитическим исследованием предмета, ведет к точному ознакомлению с ним и при условии поверки опытом, т. е. в нашем случае – военной историей, к полному усвоению его. Чем больше рассмотрение достигает этой конечной цели, тем оно более переходит из объективной формы знания в субъективную форму умения; таким образом оно сохранит свою действенность и там, где природа дела допускает решение лишь посредством таланта; в нем самом скажется действенность достигшего своей цели рассмотрения. Если теория исследует предметы, составляющие сущность войны, если она более отчетливо различит то, что на первый взгляд кажется слившимся, если она укажет с достаточной полнотой все свойства средств и предусмотрит вероятные результаты их действия, если она ясно определит природу целей и осветит разумной критикой всю область войны, то она этим выполнит существеннейшую часть своей задачи. Она будет служить путеводителем тому, кто по книгам желает освоиться с войной; она всюду осветит ему путь, облегчит все шаги, воспитает его суждение и оградит от ложных шагов.
Если специалист затратит половину своей жизни на углубленное изучение темного вопроса, то он конечно уйдет дальше, чем тот, кто пожелает освоиться с ним в короткое время. Для того, чтобы каждый не стоял перед необходимостью заново приводить в порядок весь материал и полностью его разрабатывать, но находил все в упорядоченном и выясненном состоянии, и существует теория. Она должна воспитывать ум будущего полководца или вернее – руководить им в его самовоспитании, но не должна сопровождать его на поле сражения; так мудрый наставник направляет и облегчает умственное развитие юноши, не держа его, однако, всю жизнь на помочах.
Если из соображений, выдвигаемых теорией, сами собой сложатся принципы и правила, если истина сама собой отольется в их кристаллическую форму, то теория не должна противиться этому естественному закону ума; наоборот, там, где свод завершается таким замком, она его еще более выдвинет на первый план; но сделает она это лишь для того, чтобы удовлетворить философскому закону мышления и отчетливо указать на тот пункт, к которому устремлены все линии, а не для того, чтобы построить алгебраическую формулу для пользования на поле сражения; ведь эти принципы и правила также должны скорее определять главные линии внутренней, самостоятельной работы мыслящего ума, чем представлять при выполнении задачи вехи, точно указывающие путь.