В 1915 году командование германской армии получило заявление от молодого кавалериста Манфреда фон Рихтгофена, который написал: «Я отправился на войну не для того, чтобы реквизировать сыр и яйца, у меня другие цели». Наследник богатого прусского рода, он окончил кадетскую школу, увлекался охотой и не собирался всю войну провести в интендантах. Он хотел участвовать в боях. Возможно, сыграл роль его энтузиазм, а возможно, благородное происхождение, но прошение удовлетворили — Рихтгофена перевели в военно-воздушные силы.

Если бы Рихтгофен продолжил реквизировать яйца, его таланты пропали бы. Одних суток тренировки оказалось достаточно, чтобы он отправился в свой первый самостоятельный полет на новеньком биплане «Альбатрос». Легкий, с парой шатких колес и открытой кабиной, по современным стандартам он кажется совсем хлипким. И все же только за месяц Рихтгофен сбил на нем шесть самолетов Антанты. Он не знал страха и порой совершал по четыре вылета за день, летая над изуродованными боями полями оккупированной Франции и угрожающе пикируя на пилотов союзных сил. Только в апреле 1917 года он сбил 22 самолета, и этот месяц из-за огромных потерь Антанты вошел в историю авиации под названием «Кровавый апрель». За три года Рихтгофен сбил 80 самолетов. Такого результата, по официальным данным, не добился ни один ас Первой мировой войны.

Рихтгофен также прославился тем, что в наши дни, когда миллиарды тратятся на то, чтобы скрыть самолеты от противника, кажется совершенно неуместным. Он покрасил свой маленький самолет в вызывающий ярко-красный цвет. Из-за цвета самолета, который скользил по небу, словно капля крови по фартуку мясника, Рихтгофен получил свое знаменитое прозвище — Красный Барон. Оно отражает дух непокорного аристократа, который, сбив очередной самолет, заказывал у искусного берлинского ювелира кубок с гравировкой. Пока в измотанной войной Германии не закончилось серебро, он успел собрать 60 кубков. После этого он продолжил сражаться, но перестал коллекционировать трофеи — кубки из цветных металлов его не устраивали.

История Красного Барона жива и сто лет спустя, причем не только в Германии. О нем написано более 30 книг. В 1917 году он успел даже написать автобиографию, пока лежал в полевом госпитале с ранением в голову. Герой появлялся в графических романах и голливудских фильмах. Его воздушные подвиги воссоздавались в десятках документальных фильмов, где восторженно анализировались все его достижения. Слава Красного Барона простирается далеко за пределы книжных полок специалистов по военной истории, ведь его имя можно увидеть даже в супермаркете. Желая получить свою порцию Рихтгофена, вы можете приготовить замороженную пиццу «Красный барон» и съесть ее, летая на одноименном 3D-авиасимуляторе. Кроме того, образ летчика обессмертило появление в мультфильме о самом любимом в мире псе, сражение которого с Красным Бароном крепко засело в голове американских детей, как и хитовая композиция The Royal Guardsmen под названием «Снупи против Красного Барона».

Поскольку я вырос в Восточной Европе, мое детство прошло без мультфильмов о Снупи, а о Красном Бароне я впервые узнал из научной статьи, опубликованной в 2003 году в малоизвестном журнале. В статье описывались подвиги немецких асов — летчиков, которые сбили пять и более самолетов в годы Первой мировой войны. Их успехи оценивались по простой схеме: учитывалось лишь количество их подтвержденных побед. Имея на своем счету 80 сбитых самолетов, Рихтгофен возглавлял список, а замыкали его такие летчики, как Ганс-Гельмут фон Боддин, сбившие по пять самолетов противника.

Авторы статьи неспроста решили оценить результативность летчиков — они хотели проверить, соответствует ли признание их заслугам. Однако измерить признание, как правило, гораздо сложнее. Нельзя было ориентироваться ни на ранг, ни на награды, полученные летчиками за их достижения, поскольку большинство этих героев не дожило до конца войны.

В результате авторы предложили простое, но хитрое решение. Они использовали количество хитов Google, определяя, сколько раз люди искали этих асов по именам. Хиты Google помогли исследователям оценить, как хорошо мир помнил каждого из летчиков почти столетие спустя. Если бы у немецких асов были типичные имена, ученые столкнулись бы с серьезными трудностями — например, одного из летчиков Антанты звали Роберт Холл, а в мире достаточно Робертов Холлов, которые в жизни не сидели за штурвалом самолета. Авторы решили проследить за судьбой немецких авиаторов, именно потому что их уникальные имена — такие как Отто фон Брайтен-Ланденбург и Герольд Ченчель, — позволяли избежать проблемы, с которой мы часто сталкиваемся, когда находим множество статей, не относящихся к предметам наших исследований.

Всего 392 немецких аса сбили 5050 самолетов. Уничтожив 80 из них в одиночку, Рихтгофен установил поразительный личный рекорд. В то же время это всего 1,6 процента от общего числа сбитых самолетов. Иначе говоря, совсем немного. При этом на долю Рихтгофена пришлось 27 процентов от общей статистики Google hits. Он занял в нашем коллективном сознании гораздо большее место, чем любой из его соотечественников.

На первый взгляд, наследие Красного Барона подтверждает распространенное мнение, что усердная работа приводит к успеху. Все просто: если проводишь безупречные вылеты, выполняешь головокружительные фигуры высшего пилотажа и поражаешь цель с безжалостной точностью — иными словами, если ты лучший в своем деле, — тебя запомнят на века во всех уголках мира. Нас с детства учат, что выделиться из толпы помогает упорный труд. Нам ставят в пример спортсменов, художников, писателей, ученых и предпринимателей, которых мы боготворим, — и кажется, что все примеры подтверждают правило. Гуру саморазвития и футбольные тренеры, преподаватели, неравнодушные родители, бескомпромиссные политики, даже ученые, изучающие немецких асов, — все мы приравниваем труд к успеху.

Вот только есть и Рене Фонк.

«Кто-кто?» — вероятно, спрашиваете вы, чувствуя то же замешательство, в котором пребывал я, когда впервые прочитал статью об этом человеке. Сложно поверить, что о нем никто не знает. Опытный французский летчик, Фонк сражался на стороне Антанты в тех же битвах, что и Красный Барон, и утверждал, что сбил 127 немецких самолетов. 75 побед были официально подтверждены, и это делает его — по меньшей мере — вторым по результативности летчиком войны. Если добавить к официальной цифре число наиболее вероятных из его заявленных побед, получится, что он сбил больше сотни самолетов. Следовательно, Фонк ни в чем не уступал Красному Барону, а вероятнее всего, даже превосходил его.

Он был определенно более точен в стрельбе — чтобы сбить самолет, ему редко требовалось более пяти выстрелов. Кроме того, он был мастером изящного маневрирования. Один летчик сравнил стиль полета Фонка под обстрелом с порханием бабочки, спасающейся от хищника. В то время как Рихтгофен проиграл три сражения — и погиб в последнем в двадцать пять лет, — противникам ни разу не удалось попасть в самолет Фонка. Он часто отправлялся на вылет в составе эскадрильи, а возвращался один, по пути сбивая самолеты и рассчитывая правильный путь отступления. В тактическом отношении он значительно превосходил Рихтгофена, который просто атаковал противника сверху, выпуская целый град пуль. При этом узнать о Рене Фонке мы можем лишь из его автобиографии, найти которую довольно сложно, а также из немногочисленных упоминаний в других книгах. Его имя почти забыто. Такое впечатление, что каждый самолет, сбиваемый Красным Бароном, оставлял на земле глубокую воронку, которая становилась вечным напоминанием об успехе немца. Фонк сбивал самолеты не реже, а возможно, и чаще, но все они падали с едва слышным стуком.

Почему? Меня крайне заботит этот вопрос. Есть и другие примеры. В 1955 году в Монтгомери, в штате Алабама, юная афроамериканка Клодетт Колвин отказалась уступать место в автобусе белому пассажиру, сделав это на девять месяцев раньше Розы Паркс. Они сделали одно и то же, в одном и том же городе, в один и тот же период времени. И все же никто не вспоминает о Колвин, когда школьникам рассказывают о героях американского движения за гражданские права. В заслугу Эдисону ставят изобретение рентгена, кинематографа, аудиозаписи и лампы накаливания, но на самом деле все это было открыто и придумано другими людьми. Есть еще братья Райт, которых во всех учебниках называют изобретателями самолета. И не важно, что первый активный полет был совершен на девять месяцев раньше их испытаний, когда свой летательный аппарат в воздух поднял новозеландец Ричард Пирс. Похоже, на самом деле важно, кто сделает открытие последним, а не первым.

Существует великое множество историй о достойных людях, которые не могут дать толчок своим мечтам. Наши любимые рестораны закрываются в разгар летнего сезона. Великолепные изобретения дядюшки остаются лишь грубыми прототипами, лежащими у него в подвале. Наши дети стучат по клавишам пианино, занимаясь с талантливыми учителями, которые так и не сумели совершить прорыв. Мы часто списываем все это на неудачи и сетуем на судьбу. Однако, если мы с вами хоть чуточку похожи, такой ответ вас не удовлетворит, так как в нем просто нет логики.

Нужно смотреть на данные. Хотя и Красный Барон, и Рене Фонк демонстрировали великолепные результаты, один из них прославился на века, а другой оказался забыт. Это подтверждает главный принцип науки успеха, расширяя наше определение этого термина.

Ваш успех не зависит от вас и результатов вашего труда.

Он зависит от нас и нашего восприятия результатов вашего труда.

Иными словами, в вашем успехе нет вас, зато есть мы.

Такое определение успеха становится аксиомой или отправной точкой для исследования успеха, описанного в этой книге. Результаты вашего труда или вашей деятельности, будь то рекорд в велосипедных гонках, количество проданных автомобилей или оценка за тест, — это переменная, которую вы отчасти можете контролировать. Можно улучшать свои результаты, оттачивая навыки, практикуясь, готовясь и разрабатывая стратегию работы. Можно даже сравнивать итоги своей работы с результатами других, чтобы определять, насколько вы хороши.

Успех, однако, представляет собой совершенно иную категорию. Это коллективный показатель, который отражает реакцию людей на результаты чужого труда. Иными словами, если мы хотим измерить успех или понять, какое вознаграждение получим, нельзя смотреть исключительно на собственные достижения и результаты. Вместо этого нужно изучить свое сообщество и его реакцию на чужие достижения. Именно четкое различие между успехом и результатами работы помогло нам выявить универсальные закономерности, которые стали законами, представленными в этой книге.

Коллективная природа успеха помогает объяснить, почему большинство современных рене фонков не получают признания, несмотря на свои блестящие достижения. Несомненно, признание зависит от того, насколько хорошо мы работаем: никто не вспомнил бы о Красном Бароне, если бы он показывал посредственные результаты. Однако это вовсе не единственный фактор. Можно прекрасно работать, но не получать признания: большинство из нас испытало это на собственном горьком опыте. Как часто нам приходилось наблюдать, как наши конкуренты, демонстрирующие сравнительно скромные или даже в чем-то уступающие нашим результаты, получали признание за свои труды? Человечество видело немало прекрасных художников и мыслителей, достижения которых канули в Лету, потому что современники не сумели распознать их гениальность. Вы можете писать великолепный код, экономить своей компании кучу денег или держать в своем ящике потенциальный блокбастер, но, раз мы не знаем о ваших достижениях, разве мы можем их признать? Если мы не видим, не принимаем и не вознаграждаем вас за результаты вашего труда, если мы — а под «мы» я подразумеваю не только горстку отдельных людей — не считаем ваш проект стóящим, вероятно, он обернется неудачей, впоследствии зачахнет или не сможет даже осуществиться.

* * *

В основе этой книги лежит новое определение успеха. Оно говорит нам, что успех — это коллективный, а не индивидуальный феномен.

Раз за успех отвечает общество, нам нужно изучить социальные и профессиональные сети, в которых рождаются коллективные реакции на индивидуальные результаты. Немногие из нас начинают свой путь на сцене под аплодисменты толпы. Изначально мы оказываем влияние лишь на самое близкое окружение: членов семьи, коллег, друзей, соседей, партнеров и клиентов. И все же порой отголоcки влияния выходят за пределы нашего ближнего круга, широко распространяются и провоцируют общественную реакцию. Самые успешные из нас научились использовать сети, чтобы занять огромное, ценное пространство в коллективном сознании ни о чем не подозревающих людей.

Мозг — неплохой пример подобной полезной сети, а коллективное сознание — неплохой критерий оценки нашего определения успеха. Мы считаем свой мозг отдельной сущностью, способной воспринимать информацию, запоминать ее и размышлять о ней. При этом в мозге действует замысловатая и тесно взаимосвязанная сеть нейронов. Каждая мысль, чувство и ощущение, которое мы испытываем, вызывается не одним нейроном, а последовательностью возбуждений в этой нейронной сети.

Сети, характеризующие успех, не менее сложны. Социальные платформы, такие как Facebook, едва охватывают весь объем нашего взаимодействия с обществом, а обмен визитками — символическое установление связей — представляет собой лишь самый примитивный способ использования поддерживающих нас профессиональных сетей.

В мире сетей мы все — узлы паутины, которая связывает нас с миллиардами других узлов. Чтобы понять, какое влияние вы оказываете на свою коллективную среду, необходимо посмотреть на другие узлы в своей сети и пронаблюдать, как они реагируют на вашу деятельность. Наше коллективное определение успеха напоминает нам, как важно изучать те сети, к которым мы принадлежим, и находить способ использовать их для получения преимуществ в будущем. Ландшафт сети — с шоссе и нехожеными тропами, с пустошами и каньонами — показывает пути к нашим целям.

Вот пример из моей жизни. Я ученый, а потому результат моих трудов один — открытие. Верно? Вот только такой результат обусловлен наличием возможности. Я вырос в Трансильвании — венгерский парнишка в наглухо закрытой коммунистической Румынии, где ездить за границу разрешалось только в страны коммунистического блока. О международных конференциях не стоило и думать. У меня был ограничен доступ к научным журналам. Мне не было даже смысла учить английский, потому что вероятность уехать из Румынии стремилась к нулю. Какие бы надежды я ни подавал на заре своей карьеры, у меня фактически не было доступа к профессиональным сетям, которые питают кислородом науку.

Но летом 1989 года в моем общежитии в Бухаресте раздался телефонный звонок, после которого я собрал вещи и уехал домой в Трансильванию, даже не закрыв сессию. Мой отец, пользовавшийся определенным влиянием директор музея, был одним из последних этнических венгров в румынском руководстве. После этнической чистки, когда из руководства убрали всех представителей национальных меньшинств, его лишили должности и средств к существованию. Сегодня он управлял целой сетью музеев, а на следующий день уже проверял билеты в городских автобусах. Перемена была слишком очевидна и плохо сказалась на тех, кто сместил его. Они устроили очередной заговор, чтобы окончательно избавиться от моего отца. Вот так мы с ним и оказались в Венгрии, став политическими беженцами. Я бы ни за что не выбрал себе такой жизни — в разлуке с мамой и сестрой я был бесконечно одинок. Однако, оправившись от шока, связанного с необходимостью начинать жизнь с нуля на новом месте, где у меня не было ни друзей, ни знакомых, я понял, что узколобые чиновники на самом деле оказали мне услугу: выслав нас из страны, они предоставили мне доступ к профессиональной сети, которая была недосягаема в коммунистической Румынии.

Всего три месяца спустя я стажировался у ученого мирового класса Тамаша Вичека, который вернулся из США, где несколько лет занимался исследованиями. Он пригласил на конференцию в Венгрию самого уважаемого исследователя в моей области — Джина Стэнли, и на приеме, который состоялся дома у Тамаша в Будапеште, я получил возможность попрактиковать свой слабенький английский в разговоре с почетным гостем. Джин пригласил меня в аспирантуру в Бостон и задействовал собственную профессиональную сеть, чтобы меня точно приняли в университет. Ему пришлось подергать за ниточки. Я провалил экзамен по английскому и не набрал нужного балла для поступления, но все равно оказался в Бостоне — Александрии современной науки, где передо мной открывалось великое множество возможностей.

Мне хочется сказать, что все это случилось потому, что я подавал большие надежды, а мой успех впоследствии объясняется лишь усердной работой. Но затем я вспоминаю студентов, которые учились со мной в Бухаресте. Некоторые из них выигрывали олимпиады по физике, когда я даже не проходил в первый тур. Со мной учился Дэн — когда учился в девятом классе, он выиграл Международную олимпиаду по физике, там он победил всех по темам, которые я изучил лишь через три года. Был также добродушный здоровяк Кристиан, которому было под силу объяснить решение любой задачи своим мягким, приятным голосом. Оба они были значительно более образованы, чем я. И все же, не имея возможностей для роста, ни один из них не достиг успеха в нашей профессии. Получается, какие бы надежды я ни подавал, те же самые результаты, которые помогли мне преуспеть в Будапеште и Бостоне, ничего не принесли бы мне в Бухаресте. В одной из последующих глав мы обсудим, как сети одновременно изолируют нас и связывают с миром, незримо определяя наши перспективы. Жизнь в коммунистической Румынии показала мне, какую важную роль сети и коллектив сыграли в моем успехе задолго до того, как я понял их научную основу.

* * *

Красный Барон и Рене Фонк добились успеха по четкому, вполне исчисляемому военному стандарту — количеству сбитых самолетов противника. В сравнении с другими летчиками по обе стороны фронта они были лучшими в своем деле. Однако запомнили их по-разному — и это не связано с результатами их труда. Различия объясняются коллективной природой успеха, а также работой сетей, которые замечают, признают и славят наши достижения, рассказывая о них всему миру.

Красного Барона часто называют бессердечным и предельно тщеславным человеком с холодным и бесстрастным взглядом. Его автобиография фактически представляет собой перечисление всевозможных насильственных действий, описанных с неприглядным самодовольством. И все же, сталкиваясь с ужасами войны, современники вдохновлялись его бравадой. Покрасив самолет в вызывающий красный цвет, он стал символом германской пропаганды, который использовался для поднятия боевого духа населения. Его гордое лицо, на которое падала тень надетой слегка набок фуражки, печатали на открытках. В газетах писали, что британцы формировали целые эскадрильи, перед которыми стояла одна цель — уничтожить Рихтгофена. По этим причинам Красный Барон стал героем-одиночкой. Даже его ранняя гибель в бою — обстоятельства которого были покрыты тайной — помогла создать миф о Бароне, который иначе остался бы одной из историй войны. Барон по рождению и воин до самой смерти, он превратился в несокрушимый символ патриотизма и героизма.

По другую сторону фронта те же факторы должны были прославить Фонка. Во многом так и случилось, по крайней мере поначалу. Во время войны он получил все награды, о которых только мог мечтать настоящий ас. За свои заслуги он даже был избран во французский парламент. Но затем люди отвернулись от него. Первую ошибку Фонк совершил, когда не погиб на войне. Выжив в Первой мировой, он вступил в мутные воды политики в период нацистской оккупации Франции в годы Второй мировой. Он также не справился с первым демонстрационным трансатлантическим перелетом из Парижа в Нью-Йорк и потерпел аварию на взлете.

Однако нет смысла вдаваться в подробности, чтобы назвать главное различие двух асов: один из них был полезен своей сети, а другой — нет. Успех Красного Барона обеспечила социальная и политическая обстановка во время войны, а не количество сбитых им самолетов, его тщеславие или отношение к своим достижениям. Мы помним его сегодня, потому что однажды он был важен для германской пропагандистской машины. Его репутацию поддерживали люди, которым необходим был герой, поднимающий их дух. Реагируя на достижения Красного Барона, публика создала о нем миф, который достигал свои цели. Иными словами, сеть сочла его полезным и решила упрочить его успех.

Законы успеха помогут нам понять, как подогреть общественный интерес, чтобы наши достижения вызывали широкий отклик. Если наша цель состоит в том, чтобы наша работа была важна остальным (а кто этого не хочет?), нам нужно понять, как пробудить коллективный интерес к нашей деятельности через сложные сети, в которых мы состоим.

Сеть Красного Барона создала такую удивительную легенду, что она быстро преодолела линию фронта. Помните комикс, где Снупи отдает честь Красному Барону из падающей будки-самолета, объятого черным дымом? Я считаю, что этот справедливый знак уважения говорит нам о многом. Его противник так хорош в воздушном бою, что даже Снупи, мультяшный пес, который сражается с ним в безграничном мире фантазии, полагает, что у него нет шансов.

Однако, обращаясь к Снупи как к судье общественного признания, важно пояснить, что Красный Барон был не только успешен. Он также был знаменит. И это как нельзя лучше подтверждает его появление в американском комиксе через десятки лет после его гибели. Здесь встает любопытный вопрос: можем ли мы отделить успех от славы? И нужно ли нам это?

* * *

Самый большой круглый стол я видел в здании Нобелевского форума в Стокгольме, где Нобелевский комитет каждый год выбирает лауреатов премии по физиологии и медицине. К этой комнате ведет коридор с портретами лауреатов. Однажды я посетил форум и задержался среди портретов, проникшись умиротворенностью этого места. Я словно оказался в часовне, в храме мирских святых, которые двигают медицину вперед. С каждого портрета на меня смотрел выдающийся ученый. Каждый из них добился исключительного успеха — коллеги признали значимость их работы, присудив им высшую награду научного мира. Хотя обычно мы не связываем славу с наукой, если в науке и бывают знаменитости, я смотрел на них.

Я переходил от портрета к портрету и читал имя за именем. Смотря на людей, которые больше века упорно трудились, чтобы их открытия в буквальном смысле спасли миллионы жизней, я вдруг понял, что не узнаю ни одного лица. Ни единого.

Я был поражен. Мне стало стыдно, когда я узнал очевидную истину, которая раньше ускользала от меня.

Успех и слава — разные звери.

Например, Владимир Набоков, несомненно, успешен как писатель. Помимо «Лолиты», он прославился роскошной, сложной прозой — многими тысячами страниц. Однако спросите человека, не изучавшего литературу, кто такой Владимир Набоков, — и вы увидите недоумение в его взгляде. В лучшем случае у вас уточнят: «Это тот, кто написал роман о педофиле?»

Эйнштейн, без сомнения, является успешным физиком. Его слава давно вышла за границы камерного, изолированного мира науки, а такое случается нечасто. Покажите его фотографию любому прохожему на улице, и он воскликнет: «Да это же Эйнштейн!» Однако, если вы спросите, чем он знаменит, в ответ вас неуверенно спросят: «Он вроде гений, да?»

Набоковых и Эйнштейнов великое множество. Они всего добиваются своим трудом, а затем успех приносит им признание даже за пределами их профессиональных сетей. Когда люди становятся настолько узнаваемыми, а мы начинаем ценить их, какие бы результаты они ни показывали в будущем, им даруется слава. Слава — редкий побочный эффект исключительного успеха. В задачи этой книги не входит детальный анализ славы, но обойти вопрос славы стороной мне в любом случае не удастся.

Любопытно поразмыслить о знаменитых людях. Если вы хотите выяснить, кто популярнее Иисуса (подсказка: это не The Beatles), можно обратиться к онлайн-инструменту Pantheon Project, созданному моим бывшим блестящим студентом Сезаром Идальго, который теперь работает профессором в Медиалаборатории Массачусетского технологического института. Сезар утверждает, что поистине знамениты те, кто известен за пределами своих сфер. Вместо того чтобы оценивать славу по количеству популярных запросов в Google, как в случае с летчиками, он использует страницы «Википедии», а точнее, количество языков, на которых опубликована статья о том или ином человеке. В пантеон входят люди, слава которых преодолевает национальные и лингвистические барьеры: статьи о них написаны как минимум на 25 языках. Этот критерий существенно ограничивает число известных людей: вместо всех местных знаменитостей и мало-мальски выдающихся деятелей в пантеон входит лишь 11 341 человек — и это весьма интересная и разношерстная компания.

На сайте можно знакомиться с этими легендами, используя множество критериев поиска. Кто был самым известным человеком, родившимся в 1644 году? Басё, мастер японского хайку. Самый известный человек из Барселоны? В списке семнадцать человек, но возглавляет его художник Жоан Миро. Самый знаменитый музыкант всех времен? Джими Хендрикс. А самый знаменитый в мире преступник? Чарльз Мэнсон занимает третье место после Джека-потрошителя и моей соотечественницы из Трансильвании Елизаветы Батори, которая, возможно, была серийной убийцей. Самый знаменитый американец всех времен? Не Джордж Вашингтон и не Билл Гейтс. Мартин Лютер Кинг.

Не стоит удивляться, что наш Красный Барон попал в пантеон, заняв 44-е место в списке знаменитых военных, пятое место в списке знаменитых людей, рожденных в 1892 году, и четвертое — в списке знаменитых людей, рожденных в Польше. В «Википедии» есть статьи о нем на 43 языках, и ее просмотрели более 8 миллионов раз. Такое впечатление, что его алый биплан бросает вызов законам физики, пролетая сквозь пространство и время. Он оставляет Рене Фонка — который даже не входит в пантеон — далеко позади в гонке по страницам «Википедии», и герой войны исчезает в тумане времен.

Самый знаменитый человек в истории? По данным Pantheon Project, это Аристотель. Хотя мыслитель не столь яркая фигура, как Красный Барон, он не теряет значимости во многих эпохах и многих местах, где говорят на разных языках. Возможно, не случайно философ, добившийся такой славы, сказал об успехе слова, которые актуальны и несколько тысяч лет спустя: «Это [почет], однако, кажется слишком мимолетным, чтобы быть нашей истинной целью, ибо зависит скорее от тех, кто воздает почести, а не от того, кто эти почести получает». Иными словами, почет не гарантирует счастье, поскольку он зависит от того, кто почитает, а не от того, кого почитают. Хороший способ перефразировать наше определение успеха.

Аристотель — прекрасный пример большинства входящих в рейтинги Pantheon Project людей, которые сделали значимый вклад в нашу жизнь, укрепив тем самым представление о том, что успех приносит усердный труд. Однако существует категория «знаменитостей» проекта, куда входит 21 человек, и эта категория весьма любопытна. Возглавляет список Лина Медина, самая молодая мать в истории. (Она родила, когда ей было всего пять лет, и одна мысль об этом пугает.) За ней идут несколько победительниц конкурсов красоты, светских львиц и наследниц крупных состояний, которые напоминают нам о том, что слава может быть никак не связана ни с достижениями, ни с какой-либо осмысленной деятельностью.

Ким Кардашьян занимает 14-ю строчку в списке самых знаменитых людей в истории: статьи о ней написаны на 42 языках. Если Рене Фонк является примером великолепных достижений, которые не принесли ему успеха, то Кардашьян демонстрирует противоположное: неопровержимый успех без очевидных достижений. Мы по собственному опыту знаем, как сложно получить вознаграждение, даже показывая выдающиеся результаты. Как же добиться успеха, не показывая вообще ничего?

Меня давно волнует этот вопрос, ведь он разрушает представления о необходимости усердной работы, которые прививают нам с детства.

Осознавая это, мы отправимся в сердце этой книги. Для начала зададим очень важный вопрос: как соотносятся успех и результаты? Совершенно очевидно, что между ними есть связь, но случай Ким Кардашьян напоминает нам, что эти понятия не равны друг другу.