Глава XXIII

В течение шести или семи следующих дней мы оставались в своем убежище, выходя с величайшими предосторожностями только за водой и орехами. Мы устроили на площадке род навеса, настлав под ним сухих листьев и соорудив стол, служивший в то же время очагом. Мы без труда добывали огонь трением двух кусков дерева, твердого и мягкого, один о другой. Птица, которую мы поймали, оказалась прекрасной, хотя несколько грубой дичью. Она была не из морских птиц, а вид выпи с черным в серую крапинку оперением и маленькими, сравнительно с величиной птицы, крыльями. Мы видели подле расщелины еще трех таких птиц, по-видимому, отыскивавших первую, но нам не удалось их поймать.

Наше положение было довольно сносно, пока мы не прикончили птицу, но затем пришлось подумать о провизии. Орехи плохо утоляли голод и к тому же вызывали сильные колики в желудке, а в случае неумеренного употребления жестокую головную боль. Мы видели на востоке от холма много крупных черепах и легко могли бы поймать их, если бы нам удалось добраться до берега незамеченными. Итак, мы решили попытать счастья.

Мы начали спускаться с южного склона, так как он казался наименее крутым, но не прошли и сотни ярдов, как наш путь был прегражден рукавом ущелья, в котором погибли наши товарищи. Мы направились по краю этой трещины и прошли четверть мили, когда были остановлены пропастью чудовищной глубины и, не имея возможности перебраться через нее, должны были вернуться обратно.

Теперь мы направились по восточному склону, но с таким же результатом. Проползав около часа с риском переломать себе шеи, мы очутились на дне громадного колодца со стенами из черного гранита, откуда могли выбраться только по тому же крутому склону, по которому спускались. Вскарабкавшись снова наверх, мы решили попытать счастья на северном склоне. Тут нам пришлось пробираться с величайшей осторожностью, так как мы то и дело рисковали быть замеченными в деревне. Мы ползли на четвереньках, иногда даже совсем ложились на брюхо, стараясь спрятаться в кустарниках. Так мы ползли очень недолго, потому что вскоре наткнулись на пропасть еще более глубокую, чем те, что попадались раньше. Наши опасения вполне подтвердились, мы действительно попали в совершенно неприступное убежище. В полном изнеможении вернулись мы на площадку и, бросившись на мягкую листву, проспали крепким сном несколько часов.

После этих бесплодных попыток мы в течение нескольких дней самым тщательным образом обшаривали утес. Мы убедились, что на нем нет ничего, пригодного в пищу, кроме ядовитых орехов и ложечной травы, которая, впрочем, росла на небольшом пространстве, так что мы скоро съели ее подчистую. 15 февраля, если не ошибаюсь, от нее не осталось ни травинки, да и орехи почти все были съедены, так что наше положение становилось отчаянным. (Этот день замечателен еще тем, что мы увидели на юге огромные клубы сероватых паров, о которых я уже упоминал раньше.) Шестнадцатого мы снова осмотрели стены нашей темницы в надежде отыскать какой-нибудь спуск, но с таким же успехом, как и раньше. Попробовали мы спуститься в трещину, где нас засыпал обвал, со слабой надеждой отыскать какой-нибудь проход в главное ущелье. Но и здесь нам пришлось разочароваться. Мы нашли только одно из ружей, засыпанных землей.

Семнадцатого мы решились осмотреть тщательнее пропасть с черными гранитными стенами, куда спускались еще в первый день наших поисков. Мы вспомнили, что одна из трещин этого гранитного колодца была осмотрена нами кое-как, и решились исследовать ее, хотя и не рассчитывали найти выход.

Мы без особенных затруднений спустились на дно пропасти и на этот раз исследовали ее очень старательно. Это было удивительно странное место, так что мы с трудом верили в его естественное происхождение. Длина пропасти от восточной до западной оконечности была около пятисот ярдов, считая все извивы; по прямой же линии ярдов сорок – пятьдесят, не больше. На верхнем краю, то есть футов на сто от вершины холма, стены пропасти резко различались и, по-видимому, никогда не представляли одного целого: одна состояла из мыльного камня, другая из мергеля с прожилками какого-то неизвестного мне металла. Среднее расстояние между утесами достигало в этом месте футов шестидесяти. Ниже оно уменьшалось, и стены шли параллельно друг другу, хотя все еще различались по структуре. На расстоянии пятидесяти футов от дна они становились совершенно одинаковыми по структуре, цвету и совершенно параллельными. Они состояли из блестящего черного гранита, а расстояние между ними на всем протяжении пропасти было ровно двадцать ярдов. Я попытался изобразить форму пропасти на бумаге; к счастью, у меня была записная книжка и карандаш, которые уцелели в течение всех дальнейших приключений. Таким образом я мог записать много подробностей, которые иначе исчезли бы из моей памяти.

Этот рисунок 1 показывает лишь общие очертания пропасти без боковых углублений, которых было много, причем каждому соответствовало такое же на противоположной стороне. Дно было покрыто слоем тончайшей, почти неосязаемой пыли дюйма в три-четыре толщиной, под которым оказался такой же гранит, из какого состояли и стены. Направо, на нижнем конце рисунка, заметен округлый выступ; это и есть трещина, о которой говорилось выше и которую мы хотели хорошенько осмотреть. Мы пробрались к ней, обломав ветви кустарника, преграждавшие нам путь, и разбросав кучу остроконечных кремней, напоминавших наконечники для стрел. Мы не смущались препятствиями, так как заметили слабый свет в конце трещины. Наконец мы пробрались в нее под низкой правильной аркой, вокруг все было усыпано такой же тонкой пылью, как и в пропасти. Продолжая идти на свет, мы свернули в галерею такого же характера, как та, в которой мы сейчас были, только другой формы (рисунок 2).

Общая длина этой пропасти от входа a до конца d пятьсот ярдов. Подле c мы открыли выступ, такой же, как в первой галерее, и также заросший кустарниками и заваленный грудами кремней, похожих на наконечники стрел. Мы пробрались по галерее и, пройдя футов сорок, вышли в третью галерею. Она также только по форме отличалась от первой (рисунок 3).

Общая длина этой третьей пропасти оказалась триста двадцать ярдов. В точке a мы обнаружили выступ в шесть футов шириной и пятнадцать длиной, упиравшийся в пласт мергеля, но не выходивший в новую пропасть, как мы ожидали. Мы уже хотели уйти из этой ниши, в которую проникал очень слабый свет, когда Петерс указал мне на ряд странных фигур на поверхности мергеля. При некотором усилии воображения левая, или самая восточная, из этих фигур могла быть принята за изображение человека, стоящего прямо, с вытянутой рукой. Остальные фигуры напоминали до некоторой степени буквы, и Петерс упорно доказывал, что это и есть буквы. Я, однако, доказал ему, что он ошибается, обратив его внимание на обломки мергеля, валявшиеся в пыли. Они совершенно подходили к углублениям на стене и, очевидно, отвалились вследствие какого-нибудь естественного сотрясения.

Рисунок 4 представляет точную копию этих значков.

Убедившись, что из этих странных пещер нет выхода, мы вернулись на вершину холма в глубоком унынии и отчаянии. В течение следующих суток не случилось ничего замечательного; только на дне третьей, восточной галереи мы нашли два глубоких треугольных колодца тоже со стенами из черного гранита. В них мы не сочли нужным спускаться, так как колодцы имели вид естественных углублений без всяких признаков выхода.

Каждый был футов двадцати в окружности; их форма и положение относительно третьей галереи изображены на рисунке 5.