Бросив поиски островов Глэсса, мы плыли на юг в течение четырех суток, не замечая и признаков льда. В полдень двадцать шестого мы находились под 63°23′ южной широты, 41°25′ западной долготы. Тут мы заметили несколько ледяных гор и небольшое поле сплошного льда. Ветер был большей частью с юго-востока или северо-восточный, но очень слабый. Изредка поднимался западный, всегда с дождем. Каждый день шел более или менее сильный снег. Двадцать седьмого термометр показывал тридцать пять градусов.
1 января 1828 г. Мы совершенно затерты льдами, и перспектива, открывающаяся перед нами, совсем не веселого свойства. Сильный северо-восточный ветер, поднявшийся с полудня, нагонял такие груды льда на нос и корму, что мы каждую минуту дрожали за последствия. Вечером при бешеном урагане громадное ледяное поле, простиравшееся перед нами, раскололось, так что нам удалось, подняв все паруса, протиснуться в более свободную от льдов часть моря. Приближаясь к этому открытому пространству, мы постепенно убавляли паруса и наконец, выбравшись на свободу, легли в дрейф под фок-зейлем на одном рифе.
2 января. Погода улучшилась. В полдень мы находились под 69°10′ южной широты, 42°20′ западной долготы, по ту сторону Южного полярного круга. К югу почти не видно льда, хотя за нами остались обширные ледяные поля. Мы устроили лот из чугунного котла в двадцать галлонов и веревки в двести саженей длиной. Течение направляется к северу с быстротой четверть мили в час. Температура воздуха около тридцати трех градусов. Отклонение к востоку 14°28′.
5 января. Продолжали путь к югу, не встречая особенных препятствий. Однако в это утро под 73°15′ южной широты и 42°10′ западной долготы мы были задержаны огромным ледяным полем. Направившись к востоку, вдоль окраины ледяного поля, мы встретили наконец проход в милю шириной, по которому кое-как пробрались уже на закате солнца. За ним оказалось море, усеянное льдинами, но свободное от сплошного льда, так что мы смело продолжали путь. Холод не усиливался, хотя снег перепадал довольно часто, а иногда шел сильный град. Громадные стаи альбатросов пролетали над шхуной, направляясь с юго-востока на северо-запад.
7 января. Море по-прежнему не особенно загромождено льдами, так что мы без труда продолжаем наш путь. В западном направлении заметили несколько чудовищных ледяных гор, а под вечер прошли мимо одной из них. Вершина ее отстояла от поверхности океана по меньшей мере на четыреста саженей. В обхвате она имела приблизительно около трех четвертей мили, и множество потоков струилось из расщелин по ее бокам. Мы остались в виду этого ледяного острова двое суток; затем он исчез в тумане.
10 января. Рано утром мы имели несчастье потерять человека. Это был Петер Вреденбург, американец, уроженец Нью-Йорка, один из лучших матросов на нашей шхуне. Проходя по носу, он поскользнулся, упал в море между двух льдин, и больше его не видали. В полдень мы находились под 78°30′ южной широты, 40°15′ западной долготы. Холод стоял лютый, то и дело набегали тучи с градом с северо-востока. В том же направлении видели много огромных льдин, а весь восточный горизонт загроможден ледяными горами, которые поднимаются амфитеатром, одна над другой. Вечером были замечены обломки какого-то судна и множество птиц – буревестников, альбатросов и каких-то особенных, блестящего голубого цвета. Магнитное отклонение здесь меньше, чем по ту сторону Южного полярного круга.
12 января. Наше плавание снова затруднено, ничего не видно в направлении полюса, кроме бесконечного, по-видимому, сплошного льда, груды ледяных утесов, вздымающихся один над другим. До четырнадцатого мы шли к западу в надежде отыскать проход.
14 января. Утром мы добрались до западной оконечности ледяного поля, преграждавшего нам путь, и, обогнув его, вышли в открытое море без малейших следов льда. Мы нашли здесь течение, направляющееся к югу со скоростью полумили в час. Температура воздуха 47°, воды 34°. Мы продолжали плыть к югу до шестнадцатого, не встречая никаких препятствий; в этот день мы достигли 82°1′ южной широты под 42° западной долготы. Течение по-прежнему устремляется к югу со скоростью трех четвертей мили в час. Отклонение магнитной стрелки уменьшилось, температура мягкая и приятная, термометр показывает 51°. Льда ни крошки. Все на корабле уверены, что мы достигаем полюса.
17 января. День, полный приключений. Бесчисленные стаи птиц тянулись с юга, мы застрелили несколько штук, в том числе пеликана, оказавшегося превосходным блюдом. Около полудня марсовой заметил небольшую льдину с правого борта, а на ней какое-то огромное животное. Так как погода стояла хорошая и ясная, то капитан Гай отрядил две шлюпки посмотреть, что это за зверь. Дэрк Петерс и я сопровождали старшего помощника в большой лодке. Подплыв к льдине, мы увидели гигантского зверя из породы белых медведей, но гораздо больших размеров, чем обыкновенный вид. Так как мы были хорошо вооружены, то и решились напасть на него без всяких колебаний. Сделали залп; большая часть пуль попала, по-видимому, в голову зверя. Ничуть не смущаясь этим, он кинулся в море и поплыл, разинув пасть, к лодке, в которой находились Петерс и я. Вследствие смятения, вызванного этим неожиданным оборотом дела, никто не успел выстрелить вторично, и медведь, ввалившись до половины в нашу лодку, схватил одного из матросов за крестец, прежде чем мы приготовились к защите. Только проворство и находчивость Петерса спасли нас от гибели в эту критическую минуту. Вскочив на спину зверя, он погрузил нож ему в шею, перерезав спинной мозг одним ударом. Животное рухнуло в море, увлекая за собой Петерса. Последний, впрочем, тотчас вынырнул и, прежде чем взобраться на лодку, обвязал труп зверя веревкой, которую мы бросили ему. Затем мы с торжеством вернулись на шхуну, таща за собой наш трофей. Длина этого медведя оказалась пятнадцать футов. Шерсть была совершенно белая, жесткая и курчавая. Глаза кроваво-красные, больше, чем у обыкновенного полярного медведя, морда более закругленная, напоминающая морду бульдога. Мясо очень нежное, но горькое и сильно отзывалось рыбьим жиром. Впрочем, наши матросы ели его с жадностью и находили превосходным.
Не успели мы втащить нашу добычу на корабль, как с марса раздался радостный крик: «Земля с левого борта!» Все оживились и вскоре при попутном ветре с северо-востока подошли к берегу. Земля оказалась низким скалистым островом около мили в окружности, почти без всякой растительности. С северной стороны его выдавался небольшой мыс странной формы, напоминавший тюк хлопчатой бумаги. К западу от него находилась маленькая бухта, в которой могли пристать наши шлюпки. Не много времени потребовалось, чтобы осмотреть остров, но, за одним исключением, мы не нашли ничего замечательного. На южной оконечности островка мы вытащили из-под груды камней обломок дерева, напоминавший по форме нос челнока. На нем была заметна резьба, и капитан Гай различил в ней изображение черепахи, но, надо сознаться, весьма сомнительного сходства. За исключением этого обломка мы не нашли никаких следов прежнего пребывания людей на острове. У берегов попадались изредка небольшие скопления льда. Точное положение островка (которому капитан Гай дал название «Остров Беннета» в честь своего компаньона) 82°50′ южной широты, 42°20′ западной долготы.
Мы пробрались к югу на восемь градусов дальше всех прежних мореплавателей, а перед нами все еще расстилалось открытое, свободное ото льда море. Отклонение магнитной стрелки постепенно уменьшалось по мере нашего движения к югу, и, что всего удивительнее, температура воздуха и воды становилась мягче. Погоду можно было даже назвать приятной; легкий ветер все время дул в одном направлении, с севера. Небо большей частью было ясно, только время от времени собирались тучки на южной стороне горизонта, но вскоре исчезали. Нас смущали только два обстоятельства: недостаток топлива и скорбут, проявившийся среди экипажа. Эти обстоятельства заставили капитана Гая подумать о возвращении, и он несколько раз говорил об этом. Я со своей стороны убежденный, что мы вскоре наткнемся на землю и, судя по всему, не такую бесплодную, какие обыкновенно встречаются в высоких полярных широтах, горячо убеждал его продолжать путь в том же направлении, по крайней мере, еще несколько дней. Никогда еще мореплавателям не представлялся такой удобный случай решить великую проблему антарктического материка, и я, признаюсь, пылал негодованием на робость и нерешительность капитана. Я думаю даже, что мои настояния убедили его отказаться от намерения вернуться. И хотя я с глубоким сожалением вспоминаю о грустных и кровавых событиях, явившихся результатом моих настояний, но не могу не чувствовать известного удовлетворения при мысли, что содействовал, хотя бы косвенно, раскрытию величайших, интереснейших тайн, когда-либо привлекавших внимание науки.