Глава XIV

«Джэн Гай» была прекрасная шхуна грузоподъемностью сто восемьдесят тонн, с необычайно длинным заостренным носом и при попутном ветре превосходный ходок. В других отношениях она не обладала особенными достоинствами, ее осадка была слишком велика, если иметь в виду торговлю, для которой она предназначалась. Для этого рода торговли требуется корабль больших размеров и малого углубления, корабль грузоподъемностью тонн в триста – триста пятьдесят. Он должен быть хорошо вооружен, оснащен крепкими якорями и канатами, а главное, на судне должен быть многочисленный и смелый экипаж: человек пятьдесят – шестьдесят по меньшей мере. Команда «Джэн Гай» состояла из тридцати пяти матросов, не считая капитана и его помощника, но вооружение и оснастка судна не удовлетворили бы моряка, знакомого с трудностями и опасностями, которые сопровождают торговые суда.

Капитан Гай был джентльмен с изящными манерами, очень опытный в плавании в здешних широтах, ведь этому он посвятил большую часть жизни. Но ему не хватало энергии и, следовательно, предприимчивости. Он был одним из собственников корабля, находившегося под его командой, и получил неограниченное право крейсировать в южных морях и забирать всякий груз, какой попадется под руку. Как водится при таких путешествиях, на корабле был достаточный запас бус, зеркал, огнив, топоров, пил, рубанков, стамесок, долот, буравчиков, напильников, скобелей, стругов, терок, молотков, гвоздей, ножей, ножниц, бритв, иголок, ниток, посуды всякого рода, коленкора, дешевых украшений и т. п.

Шхуна отплыла из Ливерпуля 10 июля, пересекла тропик Рака двадцать пятого под двадцатым градусом западной долготы и двадцать девятого достигла островов Зеленого Мыса, где запаслась солью и другими необходимыми припасами. 3 августа она оставила острова Зеленого Мыса и направилась к юго-западу, уклоняясь в сторону Бразилии, чтобы перейти экватор между двадцать восьмым и тридцатым градусами западной долготы. Это обычный курс кораблей, направляющихся из Европы к мысу Доброй Надежды или в Ост-Индию. Следуя этим путем, они избегают штилей и сильных встречных ветров, господствующих у гвинейского берега, так что в конце концов эта дорога оказывается кратчайшей, корабль достигает Мыса при постоянном попутном ветре с запада. Капитан Гай намеревался сделать первую остановку у острова Кергуэлен, я не знаю зачем. В день встречи с нами шхуна находилась на широте мыса Сен-Рок под тридцать первым градусом западной долготы, так что мы, по всей вероятности, сделали не менее двадцати градусов по направлению от севера к югу!

На «Джэн Гай» к нам отнеслись со всем вниманием, какого требовало наше плачевное состояние. В две недели, в течение которых шхуна продолжала свой путь к юго-востоку при легком ветре и прекрасной погоде, Петерс и я совершенно оправились от последствий наших недавних лишений и ужасных страданий и все случившееся с нами представлялось нам скорее страшным сном, от которого мы, к счастью, очнулись, чем событием трезвой и холодной действительности. Я не раз замечал впоследствии, что этого рода забвение всегда наблюдается при внезапном переходе от радости к горю или наоборот, причем степень его пропорциональна разнице в предыдущем и последующем состояниях. Так и в настоящем случае я решительно не мог себе представить в полном объеме бедствия, переносимые мною на корпусе брига. Вспоминались события, но не чувства, возбуждавшиеся этими событиями. Я помнил только, что в то время, как они происходили, мне казалось, что человеческая натура не в силах вынести больших мучений.

В течение нескольких недель мы продолжали наше плавание без всяких происшествий, кроме случайных встреч с китобоями и еще более частых с черными, или настоящими китами, называемыми так в отличие от кашалотов. 16 сентября подле мыса Доброй Надежды шхуна выдержала первый сильный шквал со времени отплытия из Ливерпуля. В этом месте, а еще чаще к югу и востоку от мыса мореплавателям часто приходится бороться с сильнейшими штормами. Они поднимают страшное волнение, но главная опасность этих штормов в почти мгновенной перемене ветра, что случается обыкновенно в самый разгар бури. В данный момент дует настоящий ураган с севера или северо-востока, а в следующий он мчится с юго-запада с почти невероятной силой. Перед тем, как поменяется направление ветра, небо обыкновенно светлеет с южной стороны; благодаря этому признаку корабль может приготовиться к перемене ветра.

Было около шести часов утра, когда на нас налетел с севера шквал. К восьми буря усилилась и поднялось чудовищное волнение. На шхуне убрали все паруса; тем не менее она страшно раскачивалась и показала себя плохим пловцом, черпая носом всякий раз, как спускалась с волны, и выпрямляясь с большим трудом. Перед заходом солнца заметили светлое пятно на юго-западе, час спустя маленький передний парус бессильно трепался о мачты. Через две минуты, несмотря на все приготовления, мы разом легли набок, точно по волшебству, и целый водопад пены окатил палубу. К счастью, ветер оказался мимолетным шквалом, и мы выпрямились, не потеряв ни единой рейки. Сильное волнение донимало нас еще несколько часов, но к утру мы находились в таком же хорошем положении, как перед бурей. Капитан Гай говорил, что мы уцелели каким-то чудом.

13 октября мы были в виду острова Принца Эдуарда под 46°53′ южной широты и 37°46′ западной долготы. Два дня спустя мы прошли острова Владения, затем миновали острова Крозет под 42°59′ южной широты, 48° западной долготы. Восемнадцатого мы увидели землю Кергуэлен, или остров Отчаяния, в южном Индийском океане и бросили якорь в гавани Рождества.

Остров, или скорее группа островов, находится на расстоянии восьмисот лиг к юго-востоку от мыса Доброй Надежды. Он был открыт в 1772 году французским бароном де Кергулен, или Кергуэлен, который принял его за часть огромного южного материка и в этом смысле сделал о нем сообщение дома, возбудившее большую сенсацию. В следующем году правительство, заинтересовавшееся этим открытием, послало барона исследовать новую землю, тогда ошибка обнаружилась. В 1777 году капитан Кук посетил эту группу островов и дал главному из них название острова Отчаяния – название вполне заслуженное. Правда, приближаясь к островам, мореплаватель может подумать иное, так как они одеты с сентября до марта роскошной зеленью. Этой обманчивой наружностью они обязаны маленькому растению вроде камнеломки, в изобилии растущему на торфянистой почве. Других растений нет, кроме жесткой травы подле гавани, лишайников и каких-то кустарников, напоминающих видом капусту, но горького и едкого вкуса.

Поверхность островов холмистая, сколько-нибудь высоких гор нет. Вершины холмов одеты вечным снегом. Есть несколько бухт; самая удобная – гавань Рождества. Это первая бухта на северо-восточной стороне, когда минуешь мыс Франсуа, образующий северную оконечность острова. Мыс заканчивается высокой скалой с широким естественным проходом в виде арки. Вход в гавань находится под 48°40′ южной широты, 69°6′ западной долготы. Самое удобное место для якорной стоянки – под защитой маленьких островов, охраняющих корабли от восточных ветров. К востоку от места стоянки находится бухта Ос у входа в гавань. Это маленький заливчик, окруженный сушей почти со всех сторон, в который ведет проход в четыре сажени глубиной и где можно найти место для стоянки глубиной от трех до десяти саженей с плотным глинистым дном. Корабль может простоять здесь на носовом якоре в совершенной безопасности хоть целый год. В западной части бухты Ос, у входа в нее, бежит ручеек с превосходной пресной водой.

На острове Кергуэлен попадаются тюлени и в изобилии водятся морские слоны. Пернатое население очень многочисленно, бездна пингвинов четырех различных видов. Самый крупный из них – королевский пингвин, названный так за свою величину и красоту оперения. Верхняя часть туловища королевского пингвина обыкновенно серая, иногда с лиловым оттенком, нижняя – снежной белизны. Голова и ноги блестящего черного цвета. Но главная красота его оперения – две широких золотистых полосы, проходящие от головы до груди. Клюв длинный, пунцовый или светло-розовый. Эти птицы ходят прямо, с величавой осанкой. Они держатся, закинув голову; крылья висят, как руки, хвост приходится на одной линии с ногами; все это придает им такое сходство с человеком, что в сумерках нетрудно ошибиться. Королевские пингвины, найденные нами на Кергуэлене, были ростом побольше гуся. Другие виды – пингвин-франт, пингвин-глупыш и пингвин-грач. Они гораздо меньше, не так красивы и во многих отношениях отличаются от первого. Кроме пингвина там много других птиц, из которых упомяну о голубых буревестниках, чибисах, утках, курочках, бакланах, капских голубях, буревестниках, крачках, качурках, большом чистике и, наконец, альбатросе.

Большой чистик размерами не уступает альбатросу. Это хищная птица, но вовсе не пугливая; хорошо приготовленная представляет вкусное блюдо. Летая, он часто несется над самой водой, раскинув крылья и, по-видимому, вовсе не шевеля ими и не делая ни малейших усилий для того, чтобы двигаться.

Альбатрос – одна из самых крупных и сильных птиц Южного океана. Он принадлежит к семейству чаек и ловит добычу на лету; на сушу является только для вывода птенцов. Между этой птицей и пингвином существует странная дружба.

Они сообща устраивают гнезда по определенному плану: гнездо альбатроса помещается в середине квадрата, образуемого гнездами четырех пингвинов. Эти гнездовья часто описывались, но так как моим читателям, быть может, никогда не попадались подобные описания и так как мне не раз придется упоминать о пингвинах и альбатросах, то я опишу подробнее их образ жизни и гнездования.

Когда наступает время размножения, птицы собираются в огромном количестве и в течение нескольких дней, по-видимому, обсуждают вопрос о гнездовье. Наконец принимаются за дело. Выбирают ровную площадку достаточных размеров, обыкновенно в три-четыре акра, как можно ближе к морю, но вне линии прилива. Место выбирается поглаже, по возможности без каменьев. Затем птицы, очевидно с общего согласия и побуждаемые общим импульсом, проводят с математической точностью квадрат или параллелограмм, – смотря по тому, какая форма более подходит к условиям, – таких размеров, чтобы можно было поместиться всем, ни больше ни меньше. По-видимому, это делается для того, чтобы предотвратить возможность вторжения пришельцев, не участвовавших в общей работе. Одна из сторон четырехугольника, обращенная к морю, остается открытой для входа и выхода.

Проведя границы колонии, птицы начинают очищать площадку от разного хлама, подбирая один за другим каменья и складывая их вдоль границ, так что с трех сторон, обращенных к суше, образуется стенка. Вдоль внутренних сторон стенки вытаптывается совершенно ровная и гладкая дорожка от шести до восьми футов шириной вокруг всего гнездовья – для общей прогулки.

Затем приступают к разделению площадки на небольшие и совершенно одинаковые квадраты. Для этого протаптываются узенькие тропинки, пересекающиеся под прямыми углами, на протяжении всей площадки. В каждой точке пересечения тропинок устраивается гнездо альбатроса, а в центре квадрата гнездо пингвина, так что каждый пингвин окружен четырьмя альбатросами, а каждый альбатрос четырьмя пингвинами. Гнездо пингвина представляет небольшое углубление в земле, достаточное для помещения одного яйца. Гнездо альбатроса более сложной постройки, имеет вид холмика вышиной в фут и два фута в диаметре, устроенного из земли, водорослей и раковин. На верхушке его делается углубление для кладки яиц. Птицы стараются не оставлять гнезда ни на минуту в течение высиживания или даже до тех пор, пока птенцы не подрастут настолько, что могут сами заботиться о себе. Пока самец летает в море за добычей, самка исполняет материнскую обязанность и только с возвращением своего сожителя позволяет себе отлучиться от гнезда. Яйца никогда не остаются открытыми: если одна из птиц слетает с гнезда, другая тотчас садится на ее место. Эта предосторожность необходима ввиду воровских наклонностей, которыми отличаются члены колонии, всегда готовые стянуть у соседа яйца при первом удобном случае.

Некоторые колонии населены исключительно пингвинами и альбатросами, но в большинстве случаев к ним присоединяются и другие морские птицы, пользуясь всеми правами гражданства и устраивая свои гнезда там и сям, где найдется местечко, но никогда не пытаясь захватить места хозяев. Издали эти колонии представляют странное зрелище. Воздух над площадкой переполнен альбатросами (и более мелкими видами), которые безостановочно реют над гнездами, то улетая в океан, то возвращаясь обратно. На площадке видна масса пингвинов, иные расхаживают взад и вперед по тропинкам, другие со свойственной им военной осанкой прогуливаются по дорожке, окаймляющей колонию. Словом, как ни смотри на эти поселения, не можешь не поражаться разумным образом действий этих пернатых существ. И вряд ли какое-нибудь зрелище доставит более пищи для ума разумного человеческого существа.

Наутро после нашего прибытия в гавань Рождества помощник капитана мистер Паттерсон приказал спустить лодки и отправился за тюленями (хотя время для охоты еще не наступило), оставив капитана Гая с его молодым родственником на западном берегу гавани; у них было какое-то дело на острове, но в чем оно состояло, я не знаю. Капитан Гай захватил с собой бутылку, в которой было запечатано письмо, и направился к самому высокому холму. По всей вероятности, он намеревался оставить там записку для другого корабля, который должен был явиться вслед за нами. Как только он исчез из вида, мы (я и Петерс отправились в лодке помощника) пустились в путь вокруг острова, высматривая тюленей. Мы потратили на эти поиски около трех недель, осмотрев все закоулки и бухточки не только на острове Кергуэлен, но и на соседних островках. Наши труды, однако, не увенчались сколько-нибудь значительным успехом. Мы видели много мохнатых тюленей, но они были очень осторожны, так что при всех стараниях мы добыли только триста пятьдесят шкур. Морские слоны попадались в изобилии, особенно на западной стороне главного острова, но мы убили всего двадцать штук, да и то с большими затруднениями. На маленьких островах мы нашли множество щетинистых тюленей, но не стали их трогать. Вернувшись на шхуну одиннадцатого, мы застали на ней капитана Гая с племянником, которые вынесли очень безотрадное впечатление из своей экскурсии внутрь острова, оказавшегося крайне пустынной и бесплодной страной. Они провели на острове двое суток по милости младшего помощника, который вследствие какого-то недоразумения не догадался вовремя выслать за ними лодку.