9

Во главе большого особого отряда по планированию рождаемости тетушка двинулась в нашу деревню. Она в этом отряде была командиром, заместителем у нее был замвоенного комиссара коммуны. Еще в состав отряда входили Львенок и шестеро дюжих ополченцев. У отряда были микроавтобус с установленным на нем громкоговорителем и мощный гусеничный трактор.

Пока отряд еще не появился в деревне, я снова постучал в ворота тестя. На этот раз он милостиво впустил меня.

– Вы ведь тоже в армии служили, – начал я, – приказ есть приказ, нельзя не выполнить.

Потягивая сигарету, тесть долго молчал.

– Если знаешь, что рожать нельзя, зачем допускать, чтобы она беременела? Такой большой срок, о каком аборте речь? А если умрет человек, что тогда? Она ведь мне дочь!

– Меня за это вообще корить нельзя, – оправдывался я.

– А если не тебя, то кого же?

– Если кого и корить, то этого ублюдка Юань Сая, его уже арестовала полиция.

– В любом случае, если с моей дочерью случилась такая неприятность, я за ее жизнь буду драться с тобой насмерть.

– Моя тетушка говорит, что ничего страшного, что в семь месяцев они это делают.

– Твоя тетушка не человек, а душегуб! – выскочила теща. – Сколько жизней она загубила за эти годы! У нее все руки в крови, ее после смерти Янь-ван прикажет на тысячи кусков изрубить!

– Это мужские дела, ты чего встреваешь? – шикнул тесть.

– Какие мужские дела? – взвизгнула теща. – Мою дочку на тот свет хотят отправить, а он мне про мужские дела.

– Не надо ссориться, матушка, – сказал я. – Вы бы Жэньмэй позвали, мне с ней переговорить надо.

– Куда ж ты пришел за Жэньмэй? – ехидно спросила теща. – Она в вашей семье невестка, у вас в семье и живет. Уж не ты ли ей зло причинил? Это я должна у тебя спросить, где она!

– Жэньмэй, послушай, – громко крикнул я. – Я вчера с тетушкой разговаривал, сказал, что не надо мне партбилета, не надо должности, что я возвращаюсь домой, буду сельским хозяйством заниматься, лишь бы ты родила ребенка. Но тетушка говорит, что так тоже не получится. Дело Юань Сая уже вызвало переполох в провинции, а в уезде тетушке дали жесткое указание, чтобы все эти незаконные беременности прервать…

– Все равно не пойдут на это! Что за общество такое! – Теща подняла таз грязной воды и выплеснула на меня с ругательствами: – Пусть приходит твоя тетка, эта дрянь вонючая, я с ней схвачусь не на шутку – или рыбка сдохнет, или сетка порвется! Сама рожать не может и смотреть, как другие рожают, без злости и зависти не может.

С ног до головы в грязной воде я в растерянности отступил.

Микроавтобус отряда остановился у ворот дома тестя. Собрались почти все деревенские, все, кто мог ходить. Приковылял даже, опираясь на посох, наполовину парализованный, с перекошенным лицом Сяо Шанчунь. Из большого громкоговорителя разносилась приподнятая речь:

– Планирование рождаемости – задача номер один, она затрагивает перспективы государства, будущее нации… Для того чтобы построить сильную державу на основе четырех модернизаций, необходимо всеми средствами контролировать рост населения, повышать уровень жизни народа… Тем, кто допускает незаконную беременность, не надо думать, что они смогут счастливо отделаться и тщетно пытаться выйти сухими из воды… Взор народных масс зорок, и где бы вы ни скрывались – в подземных пещерах, в чаще лесов, – даже не мечтайте, что вам удастся уйти от ответственности… Те, кто атакует со всех сторон, избивает проводящих работу по планированию рождаемости, будут рассматриваться как осуществляющие контрреволюционную деятельность… Те, кто всевозможными средствами вредят проводникам планирования рождаемости, непременно понесут суровое наказание в соответствии с партийной дисциплиной и законами страны…

Тетушка шагала впереди, замначальника отдела народного ополчения коммуны и Львенок, как охрана, сзади. На плотно закрытых воротах тестя красовались парные надписи дуйлянь: «Реки и горы красивы во все времена» – «На родине вечная весна». Тетушка обернулась к толпе зевак:

– Если не осуществлять планирование рождаемости, реки и горы изменят цвет, а родина рухнет! Где искать красоту во все времена?! Где искать вечную весну?! – Она постучала о ворота кольцом и с присущей ей хрипотцой в голосе крикнула: – Ван Жэньмэй, ты прячешься в картофельном погребе рядом со свинарником, думаешь, я не знаю? Твое дело взбудоражило уже уездный парком, армейскую часть, ты – плохой пример. Теперь перед тобой лишь два пути: один – это послушно выбраться оттуда и вместе со мной отправиться в здравпункт на операцию. Принимая во внимание довольно большой срок беременности, ради твоей безопасности мы можем также сопроводить тебя в уездную больницу, чтобы тебя прооперировал лучший доктор. Другой же – ты упираешься до конца, мы трактором сначала сносим дома четырех соседей вашей семьи, потом и ваш дом. За все убытки соседей несет ответственность твой отец. При этом тебе все равно придется сделать аборт. К другим я, возможно, еще проявлю некоторую учтивость, но с тобой мы церемониться не будем! Ван Жэньмэй, все слышала? Ван Цзиньшань, У Сючжи, все слышали? – назвала она тестя и тещу по именам.

За воротами долго царила мертвая тишина, а потом раздался пронзительный вопль молодого петушка. Вслед за этим донеслись всхлипывания и ругань моей тещи:

– Вань Синь, душа твоя черная, нечистый ты дух, лишенный всего человеческого… Чтоб тебе ни дна ни покрышки… Чтоб тебе после смерти забираться на гору ножей, чтоб тебе вариться в кипящем масле, чтоб с тебя кожу содрали, глаза выдавили, «зажгли небесный фонарь»…

Тетушка холодно усмехнулась и скомандовала заместителю:

– Начинайте!

Тот махнул ополченцам, те притащили длинный толстый стальной трос и сначала обвязали вокруг старой софоры у ворот соседа моего тестя с восточной стороны. Опираясь на посох, из толпы выскочил Сяо Шанчунь и заголосил:

– …Это… дерево нашей семьи… – Он попытался ударить посохом тетушку, но лишь замахнулся и потерял равновесие.

– Вот оно что, это дерево твоей семьи? – холодно усмехнулась тетушка. – Извини, сам виноват, что не завел добрых соседей!

– Бандиты… Круговая порука гоминьдановская…

– Гоминьдановцы называли нас «коммунистическими бандитами», – презрительно усмехнулась тетушка. – Коли нас бандитами обзываешь, видать, сам хуже них будешь.

– Я про вас сообщу куда надо… У меня сын в Госсовете работает…

– Сообщай на здоровье, и чем выше, тем лучше!

Сяо Шанчунь отбросил посох, взялся обеими руками за дерево и расхныкался:

– …Вы не смеете вырывать мое дерево… Юань Сай говорил… оно связано с жизненной линией моей семьи… Оно цветет, и моя семья процветает…

– То, что сказал Юань Сай, тоже не считается, – усмехнулась тетушка. – Его когда в полицию увезли?

– Если только меня сперва убьете… – всхлипывал Сяо Шанчунь.

– Сяо Шанчунь! – В голосе тетушки зазвенели жесткие нотки. – А куда же делась твоя свирепость, с которой ты во время «великой культурной революции» подвергал людей побоям и «критике»? Что же ты расхныкался, как баба?

– …Понятное дело… Служебным положением пользуешься… отомстить мне хочешь… Племянника твоего женушка тайно забеременела… На каком основании мое дерево вырываете…

– Не только твое дерево вырвем, – сказала тетушка, – еще и его на твои ворота затащим, а потом и на твои хоромы с черепичной крышей. И нечего тут хныкать, Ван Цзиньшаня лучше найди! – Тетушка взяла из рук Львенка рупор и крикнула в толпу: – Соседи Ван Цзиньшаня слева и справа, оба слышите? Согласно особому распоряжению комитета коммуны по планированию рождаемости, ввиду того, что Ван Цзиньшань укрывает незаконно забеременевшую дочь, оказывает сопротивление властям, поносит ее исполнителей, принято решение сначала снести дома его соседей с четырех углов, и ответственность за ваши убытки будет нести семья Ван Цзиньшаня. Если не хотите, чтобы ваши дома снесли, немедленно потребуйте, чтобы он выдал свою дочь.

Соседи тестя громко загалдели, поднялась неразбериха.

– Действуй! – скомандовала тетушка своему заместителю.

Двигатель трактора взревел так, что задрожала земля под ногами.

Стальная громадина с грохотом двинулась вперед, стальные тросы гудели, постепенно натягиваясь. Затрепетали и листья на софоре.

Сяо Шанчунь чуть ли не на карачках бросился к воротам моего тестя и бешено забарабанил по ним:

– Ван Цзиньшань, так и этак твоих предков! Четверым соседям вредишь, чтоб тебе не умереть достойно!

От возбуждения его неясное произношение стало вдруг четче.

Ворота тестя оставались плотно закрытыми, во дворе лишь раздавались душераздирающие вопли тещи.

Тетушка повернулась к заместителю, подняла правую руку и резко рубанула.

– А ну добавь! – крикнул тот трактористу.

Двигатель оглушающе взревел, трос вытянулся в струнку, заскрежетал, натянулся еще, потом еще, врезался в кору огромного дерева, выдавив сок, трактор медленно двинулся вперед, пядь за пядью, из стальной выхлопной трубы впереди справа кольцами выбивался голубоватый дымок. Тракторист, который и управлял трактором, и оглядывался, был одет в чисто выстиранный брезентовый комбинезон синего цвета. На шее белоснежный шарф, на голове бейсболка набекрень, верхними зубами закусил нижнюю губу, на верхней – черные усики, этакий парень хоть куда… Дерево с печальным треском накренилось. Трос глубоко вошел в ствол, содрав кусок коры и обнажив белые волокна под ней.

– Ван Цзиньшань, выходи, мать твою… – Сяо Шанчунь молотил в ворота кулаками, стучал коленями, бился головой, но в доме тестя царила тишина, даже вопли тещи стихли.

Большое дерево накренилось еще, потом еще, и пышная крона зашелестела, коснувшись земли.

К нему, спотыкаясь, подошел Сяо Шанчунь:

– Мое дерево… Жизнь моей семьи…

В движение пришли корни, они вскрыли землю причудливыми письменами.

Сяо Шанчунь, напрягая последние силы, вернулся к воротам тестя:

– Ван Цзиньшань, сукин ты сын! Мы такими хорошими соседями были, не один десяток лет славно прожили, чуть ли не по-родственному, а ты мне такой урон наносишь…

Из земли показались корни дерева – бледно-желтые, смахивающие на удавов… Их выворачивало, какие-то с треском ломались, другие вытягивались дальше, длиннее, сколько же их, похожих на удавов корней… Крона гигантской метлой мела землю против движения, маленькие веточки то и дело ломались, из-под земли вставали фонтанчики пыли. Люди в толпе потянули носами, чуя запах свежевскопанной земли и раздавленных листьев…

– Ван Цзиньшань, я, мать твою, голову разобью о твои ворота… – И Сяо Шанчунь ударился головой о ворота тестя. Никакого звука не последовало, не потому, что его не было, а потому, что он утонул в тарахтении трактора.

Трактор остановился, когда от дерева до ворот дома семьи Сяо осталось не больше двух десятков метров, оставив в земле большую рытвину, из которой торчало еще немало переломленных корней. С десяток ребятишек уже шныряли там в поисках личинок цикад.

– Следующим будет снос ворот дома семьи Сяо! – объявила тетушка в мегафон на батарейках.

Несколько человек отнесли Сяо Шанчуня в сторону, там ему стали массировать точку под носом и растирать грудь.

– Вниманию соседей Ван Цзиньшаня слева и справа, – ровным голосом продолжала тетушка. – Возвращайтесь в дома и забирайте ценные вещи, после сноса дома Сяо Шанчуня будем сносить ваши. Я понимаю, что это несправедливо, но малая справедливость должна подчиняться большой, а в чем заключается большая справедливость? В планировании рождаемости, в контроле численности населения. Я не боюсь прослыть злодейкой, всегда должны быть такие, кому приходится быть злодеями. Знаю, вы меня проклинаете и желаете после смерти попасть в ад! Коммунисты не верят в это, убежденные материалисты не знают страха! Даже если ад существует, я не боюсь! Если я не спущусь в ад, то кто же! Снимайте трос и переносите на ворота семьи Сяо!

Соседи тестя, как пчелиный рой, столпились у его ворот. Они стучали кулаками и ногами, швыряли во двор битую черепицу. А один притащил несколько охапок кукурузной соломы, поставил под карниз дома и заорал:

– Ван Цзиньшань, не выйдешь, дом подпалим!

Ворота наконец распахнулись, и показался не тесть и не теща, а моя жена. Волосы спутаны, вся в грязи, левая нога обута, правая босая, видно, только что из погреба.

– Тетушка, я пойду на операцию, хорошо? – сказала она, подойдя к тетушке.

– Я так и знала, что жена моего племянника человек понимающий! – улыбнулась та.

– Тетушка, я правда преклоняюсь перед тобой, – сказала моя жена. – Будь ты мужчиной, могла бы армиями командовать!

– Ты тоже, – отвечала тетушка. – Когда ты в тот год решительно расторгла брачный контракт с семьей Сяо, я и увидела в тебе великую женщину.

– Жэньмэй, – сказал я, – я был несправедлив к тебе.

– Дай глянуть на твою руку, Сяо Пао.

Я поднес руку к ее лицу, не понимая, что она такое задумала.

Схватив ее, она свирепо впилась в запястье.

Я руки не вырвал.

На запястье остались две глубокие полоски от зубов, выступила черная кровь.

Она сплюнула слюну и твердо заявила:

– Ты допустил, чтобы пролилась моя кровь, а я пустила немного твоей.

Я поднес ей другое запястье.

Она его оттолкнула:

– Не буду больше кусать! Псиной воняет!

Очнувшийся Сяо Шанчунь по-бабски хлопал ладонями по земле и голосил:

– Ван Жэньмэй, Вань Сяо Пао, вы должны мне за дерево возместить… возместить за мое дерево…

– Тьфу! Возместим, жди больше! – плюнула моя жена. – Твой сын меня за грудь лапал, в губы целовал! Это дерево, считай, плата за ущерб моей юности!

– Угу! Угу! Угу! – Это подростки из толпы криками и аплодисментами выразили восхищение ее эффектными словами.

– Жэньмэй! – задыхаясь от злости, воскликнул я.

– Ну чего шумишь? – высунула голову из тетушкиной машины жена. – Через одежду же лапал!