13

Филип Сторм выходит из дома ранним утром и замирает на пороге. Что-то кладет в портфель и поспешно идет прочь от дома. Те же начищенные ботинки, что и обычно. Прямая осанка, уверенная походка. За столом на кухне остается жена. Она смотрит в окно, на удаляющуюся спину мужа. Но в этом взгляде нет ни тени любви. Что-то есть в том, как она смотрит на него… Я кусаю ноготь и пытаюсь подобрать слова, чтобы выразить эмоции, написанные у нее на лице, но не могу. В голове туман после бессонной ночи. Всю ночь я бродила по дому, сортировала книги, пытаясь успокоить разбушевавшиеся мысли.

Мы договорились с Петером не общаться в те три месяца, что попробуем жить раздельно. Звонить разрешалось только в исключительных случаях. Или если кто-то из нас примет решение о том, что делать в будущем. Быть одному или вместе. Развод или воссоединение. Так прошел месяц. Но вчера Петер позвонил. Если, конечно, он действительно хотел позвонить, а не набрал номер по ошибке и бросил трубку.

Вопросы не давали мне покоя всю ночь. Меня бросало то в жар, то в холод. Я бродила по дому, пока не убедила себя, что это была ошибка, что не стоит так нервничать из-за какого-то пропущенного звонка. Не стоит питать напрасных надежд. Решив так, я погрузилась в тревожный сон без сновидений и проспала всего пару часов. И вот я сижу на кухне в халате со спутанными волосами, неспособная даже завтрак себе приготовить.

На этот раз из дома выходит жена. Вероника. Повернувшись ко мне спиной, она запирает дверь, но ее лицо стоит у меня перед глазами. Я зажмуриваюсь, и картинка становится четче. Я разглядываю каждую деталь так, словно она стоит передо мной. В глазах горит черное пламя, когда она провожает взглядом мужа. Гнев? Ненависть? Я открываю глаза и успеваю увидеть светлое пальто, исчезающее за поворотом. Она уходит, но неприятное ощущение внутри остается.

Я встаю, потягиваюсь, иду к холодильнику, передумываю, возвращаюсь к кухонному столу. Сажусь на стул, стучу пальцами по поверхности стола. Мне нужно чем-то занять себя, но до понедельника новых заказов не поступит. И на переводческом фронте тоже затишье. Я достаю ноутбук, открываю вчерашний текст, но буквы прыгают перед глазами, и желудок скручивается узлом.

Достаю телефон и держу в руке. Если бы только можно было послать Петеру сообщение… Написать о том, что я чувствую.

Нет! Я швыряю телефон, и он падает на пол. Стекло трескается, но телефон все еще работает. В отличие от меня, где трещина ушла глубоко внутрь.

Я снова встаю, иду в гостиную и начинаю переставлять книги, хотя сейчас день. Обессиленная, я засыпаю и просыпаюсь через пару часов от звонка сестры. По моему голосу слышно, что я спала, когда она позвонила, но я все равно все отрицаю. Вру, что давно уже на ногах, а голос охрип, потому что заболеваю.

Сестра замолкает, словно собираясь с силами перед тем, как сказать нечто важное. Мне кажется, что-то вроде нравоучения или разоблачения. Может, правду о Вальтере и его боулинге. Но потом раздаются голоса людей – сестра работает в офисе, и она прокашливается. Нейтральным тоном сообщает, что купила папе открытку и подписала нашими именами. Обычную открытку, без сердечек и шариков. Если я не возражаю, она отправит ее по пути с работы. Я не возражаю.

Снова сестра делает паузу и, понизив голос, спрашивает:

– Ты что-нибудь сегодня ела, Элена?

Я не успеваю ответить. Кто-то на заднем плане зовет сестру.

– Мне пора на совещание, – поспешно извиняется она. – Поговорим позже.

Я переворачиваюсь на другой бок и чувствую нарастающую тревогу. В пятницу сестра придет сюда. Я сама ее пригласила. Осталось всего три дня. Эта мысль выталкивает меня из постели. Я иду в гостиную и, стоя в дверях, оглядываю коричневые коробки с вещами. Единственный здесь предмет мебели, помимо книжного шкафа – потертый диван, отчего в комнате пусто и неуютно.

Я перехожу на кухню и продолжаю инспекцию. Два стула, шаткий стол, часы – вот и все. Пустые холодные стены. Куда ни глянешь – ни картины, ни цветочка. Сестра будет в ужасе. Я должна убедить ее в том, что со мной все в порядке. Значит, надо что-то с этим всем сделать до ее прихода. Часть меня не понимает, почему меня вообще волнуют такие тривиальные вещи. Другая напоминает, что нужно смотреть в будущее.

Через час, когда я возвращаюсь из цветочного магазина, сестра звонит снова. Я также зашла в местный продуктовый и решила, что для пятничного ужина придется поискать магазин побольше. Но это можно оставить на другой день. Собрав пакеты в одну руку, другой я прижимаю к уху телефон.

– Алло?

– Я хотела сказать еще одну вещь. Это касается…

Теперь вокруг нее тихо. Может, она в переговорной с закрытой дверью, чтобы ей на этот раз не мешали.

– Но я не знаю, как сказать… и по телефону ли…

Интуиция меня не обманула. Она что-то хочет сказать, и, судя по волнению, тема деликатная.

– Я слушаю, – говорю я.

Сейчас, думаю, я, Вальтер.

Но сестра говорит не о муже и не о ней самой. А обо мне. Она говорит, что подумала и что была слишком резка со мной в прошлую пятницу. Когда говорила, что я должна снова начать писать и что можно счастливо жить и без детей. Потому что я не спрашивала ее мнения или совета.

– Не стоит из-за этого переживать, – говорю я, когда она замолкает. – Я знаю, что ты желаешь мне добра.

– Но я переживаю.

Я сжимаю бумажный пакет с цветами, по словам продавца, «не требующими особого ухода».

– Что ты имеешь в виду?

Я почти у дома. Вхожу во двор. Перед домом Стормов сидит Лео, склонившись над книгой. При виде меня он поднимает руку и машет. Я машу в ответ. Сестра вздыхает на другом конце.

– Еду, например. Элена, ты взрослый человек, у меня нет никакого права, но ты должна понять, что я тревожусь за тебя, что, если история повторится…

В ушах шумит.

– Какая история?

Лео собрал вещи и идет навстречу мне.

– Только не злись, но мне все известно, – продолжает сестра.

Я концентрируюсь на дыхании, заставляю себя дышать как можно медленнее. Вдох-выдох, вдох-выдох.

– О чем ты? О чем ты говоришь?

– Об анорексии, которая была у тебя в юности.

Она делает паузу.

– Мама мне все рассказала, – добавляет она.

Шум становится невыносимым, силы меня покидают. Я опускаю сумки на землю. Лео безмолвно показывает на них и так же безмолвно спрашивает, не нужна ли мне помощь. Я качаю головой, собираюсь с силами и отвечаю.

– Я должна закончить разговор. Созвонимся попозже.

– Нет, пожалуйста, не делай этого, – умоляет сестра. Я не хотела вспоминать это, но мы обычно… я не знаю… может, я зайду после работы. Мы сможем поговорить один на один.

Лео показывает жестом, что понимает, как я занята, и он не хочет меня беспокоить.

– Подожди!

Лео замирает и смотрит на меня.

– Это ты мне? – спрашивает сестра.

– Прости, я занята, – говорю я. – Сосед мимо проходил.

С этими словами я заканчиваю разговор и убираю телефон. Через секунду поднимаю глаза на Лео. На нем нет куртки.

– Тебе не холодно тут на улице?

Он пожимает плечами.

– Ты опять забыл ключи?

– Да, я самый большой в мире неудачник.

Я смотрю в пакеты, на горшки с цветами, потом на руки Лео. Синие от холода. Очевидно, что он совсем замерз. У меня нет другого выбора, как поступить как порядочный человек.

Я встречаюсь с ним взглядом.

– Хочешь зайти ко мне ненадолго?