Глава 10
Первыми в селение ворвались всадники — варвары-наемники с юга, неистовые дикари, уважающие только силу, ценящие лишь деньги. Все закутаны в шкуры, на головах— рогатые шлемы, лица вымазаны жиром, разрисованы сажей, желтой и красной глиной. Кривые длинные сабли свисают с седел, за спинами — короткие луки. Сразу же разъехались по заснеженным переулочкам, заполонили все село, следя, чтобы никто не убежал, не скрылся.
Следом ступили ополченцы — вчерашние крестьяне, понурые, хмурые, серые. Идут толпой, в руках багры и вилы, топоры на длинных рукоятях, тяжелые тесаки, дешевые мечи. По сторонам не глядят, слишком устали, выдохлись. Десятники из наемных кричат на них, то и Дело хватают кого-нибудь за шиворот, тычут кулаком в зубы. Ополченцы терпят, только ропщут тихонько. Будь их воля — разбежались бы прямо сейчас, отправились бы по домам, к женам и детям, к скотине
Окружив толпу ополченцев, ровными шеренгами проходят пешие воины, громыхают доспехами, лязгают оружием Поглядывают на крестьян брезгливо и настороженно Осматривают село Частокол копий колышется над головами Двуручные мечи сверкают сталью на плечах
Позади идут легковооруженные лучники У этих нет доспехов, только кожаные куртки и длинные плащи Несут зачехленные луки — высокие, почти в рост человека Тяжелые колчаны, полные стрел, колотятся о спины
За лучниками следуют три всадника Под каждым черный тонконогий конь, укрытый длинной широкой попоной из толстого войлока Животные фыркают, пар рвется из ноздрей, мотают головами, взбивают копытами снег Наездники сдерживают горячих коней, негромко переговариваются, прищурясь, смотрят на войско, изучают село и окрестности
Один — высокий воин в кольчуге и плаще На широком поясе меч в богатых ножнах Голова не покрыта, темные длинные волосы свободно развеваются по ветру Лицо смуглое, худое, хищное Тонкие, посиневшие от мороза пальцы унизаны массивными перстнями.
Второй — заплывший жиром коротышка. Одного глаза у него нет — широкая черная повязка закрывает часть лица. Одет небогато, но тепло руки прячет в рукавицах, на шее шерстяной шарф, толстяк укрывает в нем тройной подбородок, единственным глазом смотрит исподлобья Оружия при нем вроде бы никакого.
Третьего не разглядеть — спрятался в своей одежде. Фигура скрыта бесформенным длинным балахоном, на голове капюшон — только седая борода торчит наружу. Старик. Но в седле сидит крепко, легко сдерживает норовистого коня.
Село, затаив дыхание, следит за чужаками. Может, уйдут?
Люди заперлись в своих домах, детей к окнам не подпускают, да и сами выглядывать боятся. Прячутся за занавесками. Женщины бегают на цыпочках, стаскивают все ценное в подвалы, на двор. Запирают сундуки. Мужчины хмурятся. Старики беззвучно перешептываются, давятся кашлем.
Вдруг уйдут?
Всадники гарцуют перед домами, заглядывают в окна, скалятся. Мелькают разрисованные лица — словно демонические маски. Кто-то уже спешился, справляет малую нужду прямо под стенами дома, у хозяев на виду.
Нет, не уйдут.
Чья-то собака, хрипло лая, захлебываясь яростью, выскочила из-под крыльца, набросилась было на пришельцев, но тут же, визжа, отпрыгнула в сторону, закружилась в снегу, пытаясь выкусить из лохматого бока стрелу Быстро обессилела и, оставляя кровавый след, уползла за сараи.
Ополченцы встали посреди улицы, расселись на снегу. Сомкнулись кругом пешие воины.
Три всадника на черных жеребцах направились к самому большому, самому богатому дому. Остановились перед тяжелыми воротами, украшенными замысловатой резьбой. Не кричат, стоят молча, смотрят в темные окна — знают, что их видят, знают, что давно за ними наблюдают.
Дверь дома отворилась через минуту. На высокое крыльцо вышел старик, кутаясь в длинную шубу. Подошел к воротам, открыл калитку сбоку, вышел на улицу. Немного помедлив, сдержанно поклонился всадникам.
— Ты здесь старший? — спросил темноволосый воин.
— Три двора здесь старшие Я только один из них, — сказал старик.
— Хватит и одного Хочешь, чтобы в селе твоем порядок был?
— Да.
— Мы никого и ничего не тронем, если все будет, как я скажу.
— Да.
— Мы остановимся здесь на несколько дней Нам нужна еда. Людей моих надо будет разместить по домам Понятно?
—Да.
— Сколько вас здесь живет?
— Двести тринадцать дворов.
— То есть примерно тысяча человек?
— Примерно.
— Большое село… Найдите место еще для двух тысяч. Не обязательно всех пускать в избы. Сараи тоже подойдут, была бы крыша и стены. Понятно?
— Да.
— И пока мы здесь, никто не должен покидать селение. Ясно?
— Да.
— А когда мы будем уходить, то заберем с собой два десятка ваших мужчин. А если ты будешь против… — воин чуть наклонился к старику, повысил голос, — то я заберу всех, кто останется жив. Понятно?
Старик помедлил с ответом, осторожно кивнул. Сказал, стиснув зубы:
— Да.
Воин выпрямился, привстал в стременах. Оглядел дом. Констатировал:
— Хороший у тебя дом, старик. Большой.
— Семья большая.
— Мы остановимся у тебя. Найдешь нам место?
— Да.
— И постарайся, чтобы все было, как я тебе велю. Тогда здесь будет тихо… Открывай ворота!
Старик, ссутулясь, ушел за калитку. Застучал тяжелым засовом, вытаскивая его из скоб. Навалился всем телом на массивные створки. Скрипя петлями, ворота разошлись.
— Заходите, — сказал темноволосый воин своим спутникам, — а я сейчас.
Он развернул коня и поскакал к войску. Сотни лиц повернулись к нему. Только ополченцы по-прежнему хмуро смотрели себе под ноги.
— Всем ждать здесь! — прокричал воин в полный голос. — Ничего не предпринимать! Скоро будем устраиваться по домам. Все сотники немедленно собираются у меня. Назлух, Тум и я остановились в том доме. — Он вытянул руку, показывая на открытые резные ворота. — Повторяю, ничего не предпринимать! Если кто-то что-нибудь украдет или даже просто притронется к кому-нибудь из местных жителей, я лично его убью! На виду у всех! Чтобы другим неповадно было! Это всем понятно?! Десятники, объясните это каждому человеку!…
Он целую минуту разглядывал обращенные к немулица, пытаясь хоть что-то прочитать в холодных глазах, потом кивнул и поднял над головой стиснутый кулак.
— Помните, зачем вы здесь! — прокричал он. — Обновление — наша цель! И мы дадим вам защиту!
Он развернулся и, сдерживая коня, направился к распахнутым воротам.
Воины молча смотрели ему в спину, он чувствовал их взгляды. Три сотни тяжеловооруженных мечников, профессиональных рубак, пять сотен вымуштрованных копейщиков, шестьсот отменных лучников, две сотни неудержимых дикарей-наездников — армия!
И четыреста ни на что не годных оборванцев, только и думающих, как бы сбежать. Сброд, набранный в окрестных деревнях. Стадо.
Может, не стоило связываться с ними?
Он въехал в ворота, спешился, привязал коня к забору, вошел в дом. Медленно, по-хозяйски прошелся по комнатам, оглядывая испуганных притихших людей. Семья у старика действительно была большая — еще два деда, четыре старухи, пятеро мужчин, семеро ребятишек. Женщин видно не было, очевидно, спрятались где-то, возможно с маленькими детьми.
Назлух и Тум сидели за столом в большой комнате. Тум уже спал — он всегда засыпал, едва только выдавалась свободная минута. Назлух, отвернувшись, смотрел в окно. Старый хозяин стоял неподалеку, возле дышащей жаром печи.
— Как тебя зовут? — спросил воин, скидывая на пол тяжелый плащ.
— Дим, — отозвался старик.
— Я — Гелид. Со мной Назлух. — Он показал на человека, прячущегося в одежде. — И Тум. — Он перевел палец на дремлющего толстяка. — Накорми наших коней. Сейчас ко мне придут мои люди, проводи их сюда.
— Хорошо.
— Мне нравится твоя немногословность, старик. Дим промолчал, чуть склонил голову и ушел, прикрыв за собой тяжелую дверь.
— Ты допустил непростительную ошибку, — сказал вдруг Назлух, отворачиваясь от окна и скидывая капюшон. Гелид посмотрел в худое, острое лицо мага и почувствовал, как слабеют ноги.
— Ошибку? — переспросил воин. Голос его дрожал.
— Непростительную ошибку, — холодно повторил Назлух.
Тум тотчас проснулся, осуждающе посмотрел в сторону сникшего воина.
— Ты сказал, — маг вытянул худую руку, и Гелид еще больше съежился в ожидании боли, — что МЫ с тобой. Что Я с тобой… — Назлух шевельнул пальцами, и Гелид, застонав, осел на пол. — Это неправильно. Тебе давно пора понять… — маг сжал кулак, и воин скорчился. Он не мог кричать — боль свела ему челюсти, сдавила горло, каждая мышца сжалась в тугой комок. Он задыхался. Пена выступила на посиневших губах. Но сознание оставалось ясным, и он четко слышал, что говорит маг:
— …главный здесь я. И это ты со мной, а не наоборот. Все вы. Каждый из твоих воинов. — Он опустил руку, и Гелид расслабленно опал. — Ты понимаешь это?
— Да, да, — торопливо прохрипел воин. — Я оговорился.
— Ты сделал ошибку.
— Да. Я не хотел, я имел в виду…
— Не важно, что ты хотел, а чего не хотел. От желаний редко что зависит. Ошибка сделана.
— Да.
— Каждый должен делать свое дело. Ты — командовать своими — и моими! — людьми. Тум — распоряжаться своими — и моими! нашими! — деньгами. Воины — биться и погибать. Каждый должен заниматься своим делом. Это понятно тебе?
— Да.
— Ты почему-то думаешь, что силен… — Назлух поджал губы, помолчал. — Но почему? Только потому, что тебе подчиняются твои бойцы? Потому, что у тебя есть власть?
Но это же не меняет тебя самого. Ты по-прежнему беспомощный человечишка. Ты слаб и ничтожен. Смерть и боль делают тебя таким. И никакая власть, никакая армия, никакое богатство не изменят положения. Ты всегда был человеком, ты всегда им останешься… — Маг повернулся к одноглазому Туму. — Верно я говорю?
— Верно, — подтвердил толстяк.
— Хватит тебе лежать, подобно раздавленному червяку, — сказал брезгливо Назлух. — Поднимайся.
Гелид встал на четвереньки, подполз к столу. Цепляясь за ножку, стал медленно подниматься. Что-то хрустнуло в пояснице, и он, охнув, замер — скособоченный, нелепый и смешной. Жалкий.
Дверь открылась. В комнату вошли воины, сотники, двадцать два человека. Остановились у порога, недоуменно разглядывая своего смертельно бледного предводителя, застывшего в неуклюжей позе. Назлух вновь безразлично отвернулся к окну. Закрыл единственный глаз Тум, снова задремал.
— Садитесь, — процедил сквозь зубы Гелид, кивнув вошедшим воинам. Он осторожно выпрямился — вновь хрустнул позвоночник — присел на край скамьи, оперся локтями о столешницу. Подождал немного, давая боли утихнуть. Воины тем временем расселись в центре комнаты — скамеек и стульев было мало, на всех не хватило, поэтому многие устроились прямо на полу — на тряпичных цветастых дорожках.
— Я собрал вас, чтобы сказать… — Гелид поднял голову, оглядел подчиненных. Голос его вновь звучал властно и твердо. — Наш поход близится к завершению. Сегодня мы остановимся в этом селе и будем здесь столько, сколько нужно. И я еще раз говорю — мы должны вести себя тихо! — он повысил голос. — Никакого пьянства, грабежа и рангулов! Никакого насилия! Мы должны быть незаметны, враг близко! Нам не нужны еще враги в лице местных крестьян! Каждый провинившийся будет немедленно наказан! Наказан смертью! Я хочу, чтобы каждый воин это понимал!… — Гелид сделал паузу, обвел знакомые лица взглядом: Ронин, Герод, Несмил, Дитас, Зентад, Кустыр… — проверенные в боях воины, могучие, стойкие, неподкупные. Послушные. Это ли не сила? Это ли не власть?
“Но это же не меняет тебя самого…”
И за каждым из них сотня воинов. Копья и мечи. Луки и сабли.
Топоры и вилы.
“Ты слаб и ничтожен…”
Гелид тряхнул головой.
— Сейчас вы разместите своих людей по домам. Я хочу, чтобы каждый ваш человек был под надзором! Вы должны знать, где в любой момент находятся ваши подчиненные и чем они занимаются! Каждый воин! Каждый! Это понятно?
— Да, — нестройно отозвались сотники. Гелид помолчал. Затем продолжил:
— Мы не можем допустить, чтобы враг узнал о нас. Поэтому нужно следить за местными крестьянами. Никто не должен покидать деревню. Немедленно сформируйте патрульные отряды и круглосуточно держите под контролем дорогу. Наблюдайте, но старайтесь оставаться незамеченными. Это ясно?
— Да.
— Хорошо… Я еще поговорю с местными жителями. Надеюсь, они нас поймут… А сейчас все свободны. Берите с собой старика, хозяина этого дома — его зовут Дим, он староста — и размещайте людей. Герод и Усман, останьтесь, нам надо обсудить еще кое-что.
Сотники, громыхая оружием и доспехами, стали подниматься. Проснувшийся Тум, открыв глаз, следил из-под руки, как они выходят. Назлух все смотрел в окно — всадники с раскрашенными лицами рыскали по селу, зябнущие пешие воины притопывали ногами, терли стынущие лица, в нетерпении поглядывали в сторону дома, где собрались начальники. Он видел, как вышли из ворот сотники и направились к своим отрядам, уже издалека размахивая руками и отдавая команды — пар так и валил из их глоток.
— Ладно. — Назлух отвернулся от окна. — Теперь о деле. — Он движением руки предложил Героду и Усману сесть рядом за стол и спросил, обращаясь к ним: — Есть что-то новое?
— Да. — Герод, невысокий неприметный мужчина средних лет с обычным лицом, кивнул. — Только что вернулся наш человек и сообщил, что Хурхас ночевал в деревне возле Волчьего Ручья.
— Два дня пути отсюда, — сказал Гелид. Маг сделал вид, что не услышал его.
— И в стороне, — заметил Усман, сутулый великан в доспехах из кожи, с кинжалом на поясе. — К замку они подойдут с севера.
— Это хорошо. Он не должен почуять мое присутствие.
— Он не один. — Не один? — Назлух встрепенулся.
— С ним бард.
— Бард?
— Да. Говорят, он какой-то странный.
— Бард… бард… — Назлух посмаковал это слово. — Странный бард… Откуда он взялся?
— Не знаю, — одновременно сказали Герод и Усман.
— Это плохо…
— Может, нам стоит перехватить Хурхаса? — неуверенно спросил Гелид.
Назлух глянул в его сторону.
— Не получится. Не успеем, он войдет в замок раньше, а мы раскроемся. Нет, не годится.
— Мои всадники успеют, — сказал Гелид, — перехватить его в дороге.
— Что ему двести, твоих дикарей? — усмехнулся Назлух. — Он раздавит их движением пальца.
— Можно устроить засаду.
— Сколько засад ты уже устраивал? Скольких людей угробил? — Назлух отвернулся к окну. — И где же Хурхас? Ходит как ни в чем не бывало! Мы должны действовать наверняка! Уничтожить всех одним ударом! Ничто не должно помешать Обновлению! — Маг резко повернул голову, вперил горящий взгляд в лицо Гелида. Тот опустил глаза.
— Вы узнали, сколько человек в замке? — спросил Назлух у Герода.
— Пока нет.
— Немедленно выясните.
— Хорошо. Я сам этим займусь. Только мне потребуются деньги.
— Тум? — Назлух повернулся к дремлющему толстяку.
— Без проблем. — Тум даже не открыл глаз. — Как всегда.
— Скажешь, сколько тебе надо, — сказал Назлух лазутчику. — Деньги будут.
— Я выйду сразу, как только мы устроимся здесь. Завтра утром буду возле замка. Найду нужных людей, подкуплю— с этим, уверен, проблем не будет. Узнаю все, что надо, и вернусь.
— И пусть кто-нибудь сообщит нам о появлении Хурхаса.
— Да, конечно.
— А быть может, имеет смысл тебе самому остаться там, где-нибудь поблизости, дожидаясь новостей?
— Если будут деньги…
— Деньги будут, не сомневайся. Да, Тум?
— Точно, — подтвердил толстяк.
— Что еще тебе нужно?
— Пусть Усман проводит меня — дороги сейчас опасные.
— Еще что-то?… — Назлух выдержал паузу. Подвел черту: — Значит, поступим так: вы с Усманом немедленно отправляетесь в замок. Узнаете, сколько воинов присоединится к Хурхасу. С этими сведениями Усман возвращается. Ты, Герод, дожидаешься, когда в замок войдет Хурхас. И немедленно сообщаешь нам. Все ясно?
— Да.
— И все же мы могли бы перехватить его в дороге, — негромко заметил Гелид.
— Ладно… — Назлух повернулся к темноволосому военачальнику, помолчал, размышляя. Проговорил задумчиво: — Можно попробовать и это… Отправь десять всадников навстречу Хурхасу и его барду, заодно они сопроводят Усмана и Герода… Даже если из этой затеи ничего не выйдет, не думаю, что Хурхас решит, будто эти разрисованные дикари — мои. И, кто знает, может быть, на этот раз нам повезет…
