В поисках нового пристанища

Мы идём с сестрой уже довольно давно. Очень часто нам приходится ночевать в лесу, прячась импровизированных укрытиях. По дороге попадались жилые дома, но подкравшись ближе я часто замечала выставленного часового. Судя по внешнему виду, встреча с его друзьями не принесла бы нам ничего хорошего.

За время наших скитаний я научилась передвигаться бесшумно. Научилась прятать Иришку на дереве, привязав её для спокойствия, чтобы она не свалилась ненароком. Она знала, что надо сидеть спокойно и ждать.

Находить пристанище стало сложнее. Почти в каждой деревне, которую мы встречали, находились люди. В основном мужчины. Я долго разглядывала их перед тем как принять окончательное решение, стоит ли рисковать.

Каждый раз, видя этих отморозков с оружием, я понимала, что лучше не попадаться к ним в лапы. Несколько раз я видела лагерь охотников на людей.

Маленькие группы сумасшедших, которые искали выживших, чтобы убить их. Как же я боялась их! Они не просто убивали, они сперва пытали и мучили! И я слышала от дружков Альфы, что некоторые охотники уже начали есть людей. Это конечно было не подтверждено, просто ходили слухи. Кто-то кому-то рассказывал, но подтверждений не было.

Но страх перед этими коварными хищниками, тем не менее, становился сильнее от осознания того, что они могут поджарить тебя на обед.

Радовало только то, что мародеров они тоже уничтожали, те же, в свою очередь, пытались истребить всех психов-одиночек и охотников.

Конечно, радоваться тому, что одни мрази убивают других довольно грешное занятие, но в нашем мире теперь всё поменялось местами. То, что было благом, стало проклятием, и наоборот.

С едой стало всё ещё гораздо хуже. Мы питаемся всем, что удаётся найти. С горем пополам я научилась разбираться в травах, хотя и не без ущерба для своего здоровья. Теперь мы питаемся даже корой с дерева.

Я не знаю, какое сегодня число. Или день недели. Не уверена, что знаю месяц. Я пыталась считать первые семь недель, но потом просто плюнула на это дело. Какая разница, какой сегодня день недели, если к прежней жизни, где это было так важно, мы не вернёмся.

Я и моя сестрёнка движемся в горы на юго-западе, где образовалась колония выживших. Такая высота – единственное спасение от вируса, который в одно мгновение истребил около 90% населения планеты, если не больше. Их выживших – люди с иммунитетом и сумасшедшие, на которых почему-то вирус не действовал.

Наверное, наши московские головорезы, охотники, мародёры и маньяки – каким-то образом тоже устояли перед вирусом. Я уверена, что кроме меня есть и другие, кто устойчив в этой заразе.

Но почему выжили сумасшедшие? Откуда их столько?! Психи получили небывалую власть, а потому грабили, убивали своих и чужих, сжигали целые города, пытали и истязали себе подобных, и потому представляли огромную опасность. Именно поэтому мы двигались окольными путями, увеличившими наш путь втрое, однако шанс встретить психов здесь сводился к минимуму.

Сестрёнка устала. Ноги её переставлялись всё медленнее, глаза слипались, но сейчас останавливаться нельзя. Нужно найти убежище на ночь, а здесь, в лесу, такого места не найти. Через пару часов начнёт темнеть, нужно поторапливаться, поэтому я как обычно перевешиваю рюкзак на живот, а сестру сажаю на спину – так будет быстрее.

Мы идём тихо, однако треск веток под моими ногами иногда кажется оглушающим и кажется, будто его слышат все! Спустя пару километров я начинаю чувствовать, что что-то не так. Я разбудила сестру, задремавшую на моей спине и приложила палец к губам, чтобы она не вздумала произвести ни звука. Что-то должно случиться, шестое чувство в последнее время меня не подводит.

Я сажаю её и скидываю вещи в небольшой овраг, присыпав пожелтевшими листьями, приказав вести себя тихо. Сама достаю пистолет, который нашла около мёртвого психа в самом начале нашего пути, и иду на разведку.

Мне удалось разобраться с ним, и я даже уходила как-то к водопаду тренироваться стрелять, когда мы нашли хорошую пещеру и остановились там на несколько дней.

Прислушиваюсь. Всё слишком тихо. Подозрительно тихо…

Я держу пистолет наготове, но это оказалось напрасно – удар пришёлся со спины. Я падаю, пистолет выпадает из рук. Из носа течет кровь, отдавая металлическим вкусом во рту. Передо мной стоит псих, на лице которого кривится тупая улыбка.

– Какая сладкая малышка и совсем одна, – глумится он.

Моё сердце бьётся в горле от страха. Я пытаюсь определить место, куда упал пистолет. И не могу взять в толк, как ему удалось подкрасться ко мне так незаметно?! Он здесь один или его дружки затаились рядом?

Психи опасны, но с одиночкой ещё можно справиться. Встреча с толпой психов – верная смерть.

– Я не одна, со мной большая компания, просто я отстала. Скоро они вернутся за мной, так что лучше проваливай!

Я вижу рукоять пистолета в метре от моей правой руки. Медленно я смещаюсь в его сторону всем телом, чтобы потом схватить и выстрелить.

– Я так не думаю, – говорит он и со всей силы наступает на мою левую кисть.

Я кричу нечеловеческим голосом. Боль застилает мне глаза, я слышу хруст и молюсь, чтобы это была не моя рука, но адская боль доказывает мне, что я не права.

– Знаешь, – будто бы ласковым голосом произносит он, – ты красавица. Я даже готов отпустить тебя в обмен на маленькую услугу – за отсос.

Что делать? Наши силы не равны, я не смогу справиться с ним, не смогу победить его. Но и верить ему нельзя, он же псих! Он не отпустит! Ещё никому не удавалось уйти живым от этих маньяков-охотников! Я вспомнила про сестру. Одна она не доберётся до колонии. Чёрт.

– Ладно.

Видимо, он сильно обрадовался. Улыбка на его губах становиться ещё тупее. Он расстегивает ширинку, обеими руками берется за свои грязные штаны и нагибается, спуская их.

Этого момента, когда я выхожу из его поля зрения, мне достаточно. Я хватаю пистолет правой рукой и, когда он выпрямляется, стреляю в его пах. Лицо психа искажается гримасой боли. Заорав, он падает на землю, прижимая руки к ране.

– Тварь, ты тварь! – орет он, но встать не может.

– Ты тоже. – холодно бросаю я ему и в этот момент представляю, сколько эта мразь убил таких, как я за всё это время.

Последовал второй выстрел. Из дырки в его башке густой струёй начинает течь кровь. Я бросаюсь бежать. Звук выстрела могли услышать другие, если он не один. Я добегаю до сестры, на лице которой отражаются ужас и страх. Приказываю ей вытереть слёзы и перестать реветь, нам сейчас не до этого.

Схватив её и рюкзак, я бегу без оглядки. Адреналин даёт мне сил, я не чувствую тяжести и боли, поэтому бегу так быстро, как могу. Сестра на моей спине скулит и сжимает мои плечи совсем не детской силой.

Стараюсь не думать, что я только что хладнокровно убила человека. Это не человек… Это уже животное. Я сделала это ради сестры! И я сделаю всё, чтобы она оказалась в безопасности!

* * *

Мы по прежнему стараемся пробираться тропинками за городом. Это большой крюк, но так меньше шансов встретиться с мародерами.

Я никак не могу перестать удивляться, как наш мир в одночасье превратился в этот кромешный ад?! Как наступил апокалипсис, никто толком объяснить не уже сможет – он просто был результатом всех тех предпосылок, что мы не могли «расшифровать», и на которые толком не обращали внимание. Являлось ли это щебетанием уличных пророков, либо очередными «неубедительными» исследованиями учёных в бункерах – бог его знает.

Земной шар изменился раз и навсегда, и теперь нам предстоит научиться выживать в нём, приспособиться к тем животных условиям, что пробили нашу «культурную пленку» и пробудили глубоко спящие внутри инстинкты, которых еще недавно «не было». И над которыми якобы всегда властвовало сознание.

Попасть в уцелевший магазин и пополнить запасы хоть какой-то воды и еды, пробираясь через город – полное самоубийство, либо игра в русскую рулетку.

Поэтому, держа за руку свою пятилетнюю сестренку, с взлохмаченными волосами и чумазым личиком, более похожую на домовёнка Кузю, чем на девочку – мы, а точнее, я, решили пробираться через парк с озером на окраине. Кроме груды мусора и темных деревьев со рваными пакетами на ветвях, как бы кричащих «больно», там вряд ли можно было кого-то встретить.

Входим в парк мы под вечер, так как на чаше весов две опасности. Первая – это охотники на выживших, и вторая – одичавшие животные, типа собак и кошек. Впрочем, вторая опасность нас уже не сильно ввергает в ужас, в одном из домов я нашла много отпугивающих баллончиков с нервно-паралитическим газом. Этого хватит, чтобы отбиться даже от самой голодной стаи.

Кошек я почти не видела за всё время нашего путешествия. Либо они хорошо прятались, либо вымерли… Мелких собак тоже не встречала. Хотя до того, как случилась трагедия, чуть ли не в каждой семье было по такой милой собачонки.

Люди заводили собак-компаньонов и вечно трясущихся «дрищ-терьеров», как их метко назвал мой папа, который не очень любил собак. Даже если я увижу где-нибудь такую собачонку, то даже порадуюсь. Мне кажется, их уже просто не осталось на свете…

Если их ещё не съели вороны и не растерзали псы побольше, то особой опасности от них ожидать не следовало.

Эти малыши без людей не способны выжить. Хуже грудных детей… Апокалипсис разразился более полугода назад, и многие мелкие животные погибли в этой страшной борьбе за выживание.

Всем мелким жучкам и шарикам не суждено было выжить. И пожалуй, только я наверное сейчас вспоминаю о них. Все их бывшие хозяева (а точнее – хозяйки), которые очень любили своих мосек, давно в прошлом.

И этот факт заставляет меня трезво смотреть на этот мир. Опасность на каждом шагу. Мы для этих выживших шакалов, как две мелкие собачонки. Мы не можем защитить себя и нам только и остаётся прятаться и спасаться бегством.

Взяв в одну руку фонарик, а в другую руку – свою сестрёнку, я оглядываюсь по сторонам и показываю Иришке, что надо переступать тихо. Но ей это можно лишний раз не говорить. Она очень смышлёная и всё понимает.

Мы двигаемся вдоль оградки, не заходя вглубь, так как от одного только шага в сторону парка, ручки Иришки начинают дрожать и потеть, а её нос всё время водит сопли туда-сюда, и не от хронического насморка, а от нервов. От той тьмы, что так внезапно обрушилась на наши головы.

Внезапно, я слышу чье-то ещё дыхание, помимо Иришки и замираю…

Никогда не забуду этого подонка. И откуда он взялся? Никак не ожидала, что за столь долгое время наших скитаний, я смогу проколоться вот так просто, как наивная дура! Может быть, я потеряла бдительность?

После того, как я оставила подыхать своего учителя математики в нашем временном приюте, у меня ни разу не было секса. Да и чёрт бы с ним! Сейчас важно достать еду, согреться, спрятаться! Я вообще не понимаю, как можно думать о сексуальных удовольствиях в условиях такого глобального кризиса?!

Не думала, что мой следующий раз будет таким… мерзким и тошнотворным! Мужчина, стоящий перед нами выглядит грязным и больным. Он больше похож на какое-то обросшее вонючее животное, чем на человека!

Он взялся невесть откуда, точно поджидая нас! Как я могла его проморгать и не заметить? Всему виной была моя излишняя неосторожность – не следовало включать фонарик, надо было просто держаться вдоль оградки, луна бы худо-бедно осветила наш путь.

– Здравствуйте, вашей маме зять не нужен? – говорит он, решая видимо пошутить.

– Отпустите нас, пожалуйста, мы отдадим одеяло и фонарик… У нас больше ничего нет, только не убивайте! – начинаю плакать и умолять его.

– Заткнулась, живо! Раздевайся!

От его приказа у меня замирает сердце. Что делать? Я могу кинуться на него, пока он борется со мной, Иришка сможет убежать. Но куда она побежит?! Как она будет жить без меня? Её схватит следующий охотник и надругается над ней! Нет! Этого нельзя допустить! Лучше я сама пущу ей пулю в лоб, чем позволю испытать такие страдания!

– Нет, я серьезно, раздевайся, не люблю я строить комедию, – говорит мужик, и достает нож.

В этот момент я смотрю на Иришку, на её лице застывает такой ужас, что он буквально передаётся и мне, словно я смотрю на всё это её глазами!

Наверное, я никогда не смогу забыть теперь глаза своей сестренки! Если нам удастся выжить! Они у неё словно стали стеклянными… Казавшиеся до того маленькими, «вечно спящими», они округлились от ужаса и показали весь потенциал, на которые только способны детские глазки – они налились слёзками, и вкупе с текущим носом, создали настоящее месиво на детском грязном личике.

Раздеваюсь я достаточно быстро, не особо строив нерешительность и «благоговейный ужас», что показывают между двумя влюбленными голенькими девственниками на ТВ, решившимися на первый раз.

Его грязные, засаленные, потные руки с обломанными ногтями хватают меня за мои тощие плечи, с силой сжимают, как бы от возбуждения и желания, и толкают меня на стоящий рядом пенёк. Упав на колени и больно ударившись животом, я вскрикиваю. У меня сперло дыхание, а по мертвенно-бледному мраморному лицу начинают течь слёзы.

Надо же так попасть! Как же так получилось?! Почему в этот раз чутьё подвело меня?

Не могу отвести глаза своей сестренки. Мы смотрим друг на друга, и моё сердце готово разорваться! Нет, не от жалости к себе, а от ударов, который сейчас испытывает детская психика, глядя как её самое близкое и дорогое существо, ставшее ей тростью и поводырем бьют на её глазах.

Она видит, как подонок ломает меня шаг за шагом. Я хотела бы стереть из её памяти все ужасы случившегося с того момента, как мы попали в больницу, это недостойно места в её памяти. Но вряд ли мне удастся это сделать… Да и сама забыть этого я никогда не смогу.

– Так, начала за здравие, а кончила за упокой, – весело воркует нечто, когда-то называющееся мужчиной, – Так и заснуть можно! Всему учить нужно? Что встала бревном, думаешь, дело сделано? Эн, нет, так дело не пойдёт, – говорит он, и с силой берет меня своей мохнатой рукой за моё плечо.

– Я женщины давно не видел, и намерен развлечься как следует! – и с этими словами он толкает меня с силой на стоящий рядом полуобугленный пенёк, да так, что я больно ударяюсь бедром и животом, и начинаю жадно хватать воздух, как рыба на песке.

Стоя на карачках, я не смею пошевелиться. Слёзы застилают мои глаза, и повернув голову набок, я пытаюсь взглядом найти свою сестру в темноте. Она стоит метрах в двух от меня, и я молюсь богу, чтобы этот козёл забыл про неё, но видимо, в этот момент бог меня оставил:

– Ну что мы расхныкались, а? – и он в этот момент смотрит на мою сестрёнку, которая стоит, ни жива ни мертва, с широко раскрытыми глазами, полными ужаса, с багрово-красным лицом, крепко сжимая кулачки, – Может быть, эта мелочь будет повеселее, а? – спрашивает он меня.

– Нет, не смейте её трогать! Я сделаю всё, что вы скажете, только оставьте её в покое! – мигом, превозмогая боль, встаю на ноги, и тут же получаю удар в солнечное сплетение.

– Ты мне еще поуказывай, что мне делать, – шипит он, и берёт под руки мою сестру, которую так сильно сковал ужас, что она и пошевелиться не может. – Да, зверёныш ещё тот, как это ты её так запустила, а? – с издевкой спрашивает он меня.

Сестрёнка тем временем поборов свой страх, собирает всю слюну, что смогла найти в пересохшем горле, вдыхает полной грудью воздух, и с силой плюёт ему в грязную рожу.

– Тьфу ты, а зараза! – матерится он, откинув её на землю, да так, что она лишилась чувств, я с ужасом смотрю не ударилась ли она при падении.

Но вроде там нет ничего, обо что она могла бы пораниться. Просто потеряла сознание от страха… Может быть, это сейчас и к лучшему, ей нельзя видеть то, что будет происходить дальше. Бог даст, этот подонок смягчиться и отпустит нас… Всегда нужно надеяться на лучшее!

– Вы её совсем не воспитываете, да? – спрашивает он, вытирая с лица слюну.

Мне становиться не по себе, моя маленькая сестрёнка оказывается такая смелая, не то что я…

– Ты может быть тоже не воспитанная? – продолжает издеваться извращенец, – Оно и видно, старших надо слушаться, ведь так, а?

Мужчин поворачивается ко мне, и быстро приближается. Я лежу на земле, словно меня парализовало, не в силах даже ползти.

– Будешь хорошей девочкой, и вы спокойно пойдете по своим делам, а я – по своим, – говорит он. – Договорились?

Еле видя эту мразь, с глазами, полными слёз и отчаяния, я киваю.

– Вот, другое дело! – обрадовавшись, восклицает он. – Ну, давай, покажи, что ты умеешь!

Я вижу, как он принимается расстёгивать грязные, засаленные джинсы с дырками на коленках, которые были продиктованы точно не модой.

Подползая к нему на коленках, я с дрожащими руками начинаю доставать из его трусов член, а достав, сразу засовываю в рот, но, так как он пока ещё в «сонном» положении, у меня это получается с трудом.

Он засовывается «гармошкой», а копна грязных вонючих волос заполняет рот, и меня вызывает рвоту.

– Я тебе дам, а ну не смей, шлюха! – говорит он, и схватив меня за волосы, да так, что я чувствую, как корни начинают потихоньку отрываться от головы. – Давай, вот так, потихоньку, – и он начинает водить моей головой взад-вперёд.

Запах пота, мочи и спермы смешивается с моей слюной, создавая такой коктейль, по сравнению с которым даже барсучий жир казался настоящей амброзией.

Поводив моей головой несколько раз около пяти минут, он внезапно ускоряется, от чего меня снова тянет на рвоту, но так как он не снижает натиска – я начинаю задыхаться.

– Селяви! – с глазами, полными блаженства, шепчет он, и подвигает мои губы максимально к мошонке, да так, что я захватываю порядочный клок волос,

– Только не смей сплевывать, а то убью! – и он разряжается порядочной порцией спермы прямо мне в глотку, после чего на мгновение отпускает голову, и я начинаю судорожно кашлять, выплевывая застрявшие в зубах волосы и то, что он секундой ранее запустил мне в рот.

– Но-но-но-но, куда! – тут же приходит в ярость мужик, – Я же сказал, ни капли не должно быть пролито! Так разбазаривать драгоценный белок, ай-яй-яй! – как ни в чём не бывало, проговаривает он.

Я зажмуриваюсь, ожидая, что он ударит меня, но он почему-то смягчается:

– Ну ладно, не хочешь белка, тем же тебе хуже! Чем же мы с тобой займемся теперь, а? Знаешь, давай вот что сделаем, – говорит он, и, схватив меня за волосы, и силой тащит к злосчастному пню.

Я догадываюсь, что будет далее. С разодранными коленками, с синяком на животе, растрепанными волосами и лицом, более похожим на омлет.

Я выгляжу не как прежде, я сама себе напоминаю сейчас больше какую-нибудь избитую шлюху, живущую в канаве, чем на ученицу выпускного класса!

Я подползаю к пню, а когда кладу на него голову, как на плаху, закрываю глаза, и желаю умереть. Но и в этот раз бог не внял моей молитве.

Насильник приспускает штаны до колен, и с лицом, полным энтузиазма и азарта, встаёт на колени. Делаю вдох, второй, третий… Словно ожидаю того момента, когда это снова случиться! И вот, он начинает пристраиваться сзади.

– Я ещё девственница, не надо! – прохрипев из последних сил, в ужасе сжимаюсь. На свой возглас я получаю злорадный смех.

Чёрт, зачем я ему сказала это?! Для него же это как красная тряпка для быка! Кто меня за язык тянул? На что я рассчитывала, что он сжалится и отпустит? У кого я пытаюсь выудить жалость?! Боже, какая же я дура!

– Конечно не будем, что мы, звери какие? – задорно произносит он, и начинает тереться головкой о мой анус.

– Не ела давно поди, а? Не хочу просто, чтобы член весь в дерьме был, не хватало ещё заразу какую подцепить, глистов нет?! Чё молчишь?!

Меня душат слёзы, не могу поверить в происходящее. Казалось, уже пора привыкнуть к тому аду, что происходит, но нет, мозг отказывается верить, это просто какой-то страшный сон!

– Я почему интересуюсь глистами и прочими вещами, в последнее время, как ты могла заметить, с врачами очень туго, – и он начинает с силой надавливать членом на моё анальное кольцо, – А тут ещё туже, а?! – решает сострить он.

Хоть у меня и замутненное сознание сейчас, и всё видится, как во сне (о, как я желаю, чтобы это был всего лишь сон!), но эту боль мои нервные рецепторы передают мне достаточно явно и незамедлительно. Я что есть силы кричу, но из-за слабости в теле и рассудке, из моего горла выходит лишь жалобный хрип, как у львёнка, которому наступили на яйца.

– Больно! – делаю попытку вновь воззвать к человеку внутри него, но потом понимаю – человек в данном случае является не более чем условностью, и бесполезно взывать к каким-либо чувствам!

Главного монополиста на власть, который держал всё в узде – государства – его больше нет, человек человеку волк, и бесполезно пытаться накинуть на такое быдло одеяло культуры и гуманизма – оно предпочтёт бездушный гедонизм и жизнь одним днём. Бери от жизни всё! В данных условиях девиз представлялся совершенно другой стороной, не теряя при этом своей сути.

Проводя время в подобных размышлениях и не обращая внимания на острейшую боль и кровь, которая начинает вытекать из моего ануса, я даже на мгновение перестаю плакать и словно куда-то улетаю, в мир мыслей и идей – туда, вверх, где нет места грязи и порокам, где можно насладиться… небытием.

Но его напор заставляет меня вернуться с небес на землю. Маньяк начинает ускоряться, и мой анус не успевает принять тот диаметр, который изначально для него предусмотрен природой – я снова плачу, рычу, хриплю, барахтаюсь – и всё бесполезно, но тут происходит нечто.

Моя сестрёнка всё-таки очухалась, и хоть дома ей всегда и запрещали даже приближаться к кухне, что такое нож – она знала. И она прекрасно знала, с какой стороны его брать, и как колоть. Подкравшись к этому ублюдку, который уже разряжался в мою задницу, и был на пике эйфории, она воткнула ему нож в шею, изо всей силы.

Не знаю, откуда у неё взялось столько смелости и силы! Если бы он обернулся и увидел её, то она бы уже была мертва! Но он был слишком занят в этот момент! Иришка рискнула собой, чтобы спасти меня!

Задыхаясь и хватаясь за шею, он падает. Вместе с ним падаю и я, потеряв сознание.