Сюда входит замечательное описание эффектов вдыхания паров закиси азота – «веселящего газа», – оно в психологическом провидении напоминает записи, сделанные Уильямом Джеймсом век спустя. Возможно, это первое описание психоделического опыта в западной литературе: «Почти сразу от груди к конечностям распространился трепет… Зрительные образы были головокружительны и явно преувеличены, я отчетливо слышал каждый звук в комнате… Приятные ощущения усиливались, и я потерял всякую связь с внешним миром; поток ярких зрительных образов проносился в моем мозгу – они были каким-то образом связаны со словами, и впечатления оказывались необычайно свежими. Я очутился в мире новых связей и новых измененных идей. Я теоретизировал; я представлял, что совершаю открытия».

Дэви также обнаружил, что закись азота обладает обезболивающим действием, и предложил использовать ее при хирургических операциях. Однако он не был слишком упорен, и общую анестезию ввели только в 1840-х годах. Между прочим, Фрейд (в 1880-х) так же беззаботно отнесся к своему открытию, обнаружив, что кокаин является местным обезболивающим, и честь этого открытия обычно приписывают другим.

В иностранной литературе термин раппорт употребляется в широком смысле близких межличностных отношений, базирующихся на интеллектуальной и эмоциональной общности.

Говоря словами Кольриджа: «Вода и пламя, алмаз, уголь… подвластны теории химика… Это ощущение принципа связи, данное разумом и санкционированное природой… Если у Шекспира мы находим природу, идеализированную в поэзии… то в медитативном наблюдении Дэви… мы находим поэзию как она есть, реализованную в природе: да, сама природа открывается нам… одновременно как поэзия и как поэт!»

Кольридж был не единственным поэтом, черпавшим метафоры из мира химии. Гете наполнил химический термин «избирательное сродство» эротическим смыслом; «энергия» для Блейка стала «вечным блаженством»; Китс, получивший медицинское образование, просто купался в химических метафорах. Эллиот в «Традициях и индивидуальном таланте» применяет химические метафоры с начала до конца, вплоть до метафоры в стиле Дэви о мышлении поэта: «Аналогия здесь – катализатор… Мысль поэта – платиновая решетка». Знал ли Эллиот, что его центральная метафора, катализ – открытие Гемфри Дэви в 1816 году?

Дэви был поражен воспламенением натрия и калия, их способностью плавать по поверхности воды, и предположил, что под корой земли могут быть залежи этих элементов – взрываясь под воздействием воды, они вызывают извержения вулканов.

В 1812 году термина scientist («ученый») не существовало. Его придумал в 1834-м выдающийся историк науки, эрудит и лингвист Уильям Уэвелл.

До тех пор Дэви не хотел признавать, что алмаз и уголь – один и тот же элемент; ему казалось, что это «против всех правил природы». Возможно, это была его слабость – или сила: порой он старался классифицировать химический мир по конкретным свойствам, а не по формальным признакам (по большей части – например, у щелочных металлов и у галогенов – конкретные свойства соответствуют формальным признакам; различные физические формы для элементов, скорее, редкость).

Дэви продолжал исследование горения – и через год после создания безопасной лампы опубликовал «Некоторые новые исследования пламени». Более сорока лет спустя Фарадей вернулся к этому вопросу в знаменитой серии лекций для Королевского общества «Химическая история свечи».

Я сам впервые узнал о Гемфри Дэви еще ребенком, когда мать привела меня в Музей науки в Лондоне, на верхний этаж, где очень реалистично была представлена угольная шахта девятнадцатого века, и показала лампу Дэви, объяснив, почему с ней в шахте работать безопаснее; потом показала еще одну безопасную лампу – лампу Ландау. «Эту лампу в 1869 году изобрел мой отец – твой дедушка, – сказала она. – Эта лампа была еще безопаснее и пришла на смену лампе Дэви». Это сообщение повергло меня в трепет.

Общая тема личностных идеалов и универсальной нужды в них подробно описана во вступительной главе («Как сделать великих своими») книги Леонарда Шенгольда «Из мальчика ничего не выйдет! Личностные идеалы Фрейда и сам Фрейд как личностный идеал».

Еще один мой знакомый, с синдромом Туретта, часто видел «туреттовские» сны – очень дикие и буйные, полные неожиданностей и внезапных изменений. Это прошло, когда ему назначили транквилизатор, галоперидол; сны, по его рассказам, свелись к «простому исполнению желаний, без особого напряжения и туреттовых экстравагантностей».

Я подробнее описал экстатические припадки, а также околосмертные переживания в «Галлюцинациях».

Икота, как отмечает Провайн, может появляться у плода в утробе уже через восемь недель после начала созревания, но пропадает на последних стадиях беременности матери. Хотя у икоты нет очевидной функции после рождения, Провайн полагает, что ее можно считать рудиментарным поведением, аналогом движений жабр у наших предков-рыб. Подобные мысли возникают, когда видишь у пациентов с некоторыми нарушениями ствола мозга синхронные движения, затрагивающие мышцы шеи, нёба и среднего уха. Казалось бы, эти мышцы не имеют ничего общего, но стоит лишь понять, что все они – рудименты жаберных мышц рыбы, – и неврологи говорят о жаберном миоклонусе (схожие примеры, анатомические и функциональные, обсуждаются в книге Нила Шубина «Внутренняя рыба»).

Аналогично «насильственный» смех или плач иногда наблюдается при рассеянном склерозе, боковом амиотрофическом склерозе, болезни Альцгеймера, после приступов и у пациентов-эпилептиков, страдающих так называемыми дакристическими (насильственный плач) и геластическими (насильственный смех) припадками.

В «Музыкофилии» я описал сходную эволюцию выдыхательного/фонаторного тика в полноценные заклинания у пациента с тардивной дискинезией (глава «Случайная молитва»).

В другой раз мы оказались в магазинчике, где было полно настенных часов. Лоуэлл забеспокоился, увидев все эти качающиеся маятники. «Здесь нельзя оставаться, – сказал он. – Они меня загипнотизируют».

Такие «полиморфные перверсии» (как называл их Фрейд) могут проявиться во многих условиях, когда уровень допамина в мозгу слишком высок. Они проявлялись у некоторых моих постэнцефалитических пациентов, «разбуженных» с помощью леводопы, и могут быть обусловлены синдромом Туретта или хроническим применением амфетамина или кокаина.

Такое случалось и со многими моими пациентами с болезнью Альцгеймера, у которых наблюдались нарушения в различных управляющих системах мозга. Так Леонард Л. был, как он позже рассказывал, «кастратом» без всякого либидо до приема леводопы, но после назначения леводопы у него проснулся дикий сексуальный аппетит. Он предложил сделать в больнице доступными услуги борделя – для пациентов, получающих леводопу; когда его план не реализовался, он принялся мастурбировать, и часто не скрываясь, часами.

Создать синтетический витамин B₁₂ удалось только в 1970-е годы.

Шандор Ференци, великий психоаналитик, в начале 1930-х годов начал разрабатывать очень необычные идеи: например, что психоаналитик должен ложиться на кушетку рядом с пациентом. Эти странности поначалу списывали на замечательную оригинальность его мышления, однако когда идеи превратились в совсем завиральные, стало очевидно, что у Ференци органический психоз, связанный с пернициозной амнезией.

Забота о другом человеке, особенно уже слабоумном и неотвратимо скатывающемся все дальше, требует непомерных физических усилий, а также постоянной почти телепатической настроенности на то, что происходит в мозгу пациента, все меньше способного излагать свои мысли, все меньше способного ясно мыслить. У людей с деменцией бывает пугающая спутанность сознания и дезориентация. Подобная нагрузка может довести сиделку до стресса. Как врач, я встречал такое слишком часто – порой пожилой муж или жена жертвуют собственным здоровьем и умирают раньше недееспособного любимого, за которым ухаживали; вот почему необходима помощь «со стороны».

Такой распад, по мнению Джексона, ясно виден в процессе сна, при делирии и безумии; в его обширной работе 1894 года «Факторы безумия» содержится множество наблюдений и открытий в этой связи.

Когда Генри Джеймс умирал от пневмонии и лихорадки, он впал в бред. Как я написал в «Галлюцинациях», считается, что и в бреду стиль мастера оставался «чисто джеймсовским», даже «позднеджеймсовским».

Прионы сначала рассматривали как «медленные» вирусы, затем как «нетрадиционные», но если считать их «вирусами», «живыми», придется радикально пересмотреть то, что мы подразумеваем под этими терминами, ведь прионы во многом относятся исключительно к миру кристаллов (Гайдушек озаглавил одну из ранних работ «Фантазии о “вирусе” из неорганического мира»).

Встречается также в медицинской литературе как дофамин и DA.

Элин Сакс, страдающая шизофренией с детства, является при этом стипендиатом Фонда Макартура и профессором юридической школы Гулд университета Южной Калифорнии, со специализацией в области психиатрии и юриспруденции.

Рузенс и Ван де Валле сами являются членами этого сообщества, частью жизни в Геле. Поэтому они способны составить девятнадцать подробных портретов семей и их жильцов – некоторых из них Рузенс наблюдал десятилетиями. Эти семьи и их гости представляют самые разнообразные ситуации, от счастливых, когда хозяева и гость дарят друг другу искреннюю любовь и заботу, до домов, где попался «трудный» гость (жители Гела говорят или о «добрых» гостях, или, гораздо реже, о «трудных», но никогда о «плохих» или «безумных») – настолько трудный, что не складывается общение. Даже когда существует серьезная психиатрическая проблема, указывает Рузенс, если «складываются [а так обычно и происходит] теплые взаимоотношения, приемные родители готовы на громадные усилия, чтобы помочь гостю приспособиться». Эти девятнадцать примеров исследований, образцовые по всевозможным подробностям, составляют первичный материал громадной ценности. Как и остальная часть книги, они решительно опровергают мнение о душевных болезнях как о беспощадно прогрессирующих, разрушительных заболеваниях и показывают, каким образом, если происходит эффективная интеграция в семью и общественную жизнь (а за всем этим стоит сеть клинической помощи, профессионалов и необходимых лекарств), даже тот, кто казался неизлечимо больным, может жить полной, достойной жизнью в любви и безопасности.

Если в «Первых людях на Луне» Уэллс описывал начало жизни, он представлял и ее закат – в «Войне миров», где марсиане, столкнувшись с пересыханием и потерей атмосферы на родной планете, предпринимают отчаянную попытку захватить нашу Землю (только для того, чтобы помереть от заражения земными бактериями). Уэллс, биолог по образованию, прекрасно знал и о силе, и о хрупкости жизни.

Хвала Тебе (лат.).

Литваки – литовские евреи.