Только что опубликована моя новая книга, но я не могу ее читать, потому что у меня, как и у миллионов других людей, слабое зрение. Мне приходится пользоваться увеличительным стеклом, а это тягостно и медленно, поскольку поле ограниченно и нельзя сразу ухватить целую строку, не говоря уж о целом абзаце. Что мне действительно нужно, так это издание с крупным шрифтом, который я могу читать (в постели или в ванной, где я чаще всего читаю). Некоторые из моих ранних книг выпускались в изданиях с большим шрифтом – бесценных для меня, когда просили почитать на публике. Теперь мне говорят, что печатные книги не являются «необходимыми»; у нас есть электронные книги, которые позволяют увеличивать шрифт как угодно.
Но я не хочу брать «Kindle», «Nook» или iPad – их можно уронить в ванну или сломать, а для кнопок мне опять понадобится увеличительное стекло. Я хочу настоящую книгу, из бумаги, с напечатанными буквами – тяжелую книгу с запахом, который присущ книгам в последние 550 лет, книгу, которую я могу сунуть в карман или держать с подругами на полках, где на них наткнется случайный взгляд.
Когда я был мальчишкой, некоторые мои старшие родственники и кузина со слабым зрением пользовались для чтения увеличительным стеклом. Для них стало великим благом появление в 1960-х годах книг с крупным шрифтом, как и для всех читателей с ослабленным зрением. Издательства, печатавшие книги с крупным шрифтом для библиотек, школ и индивидуальных читателей, множились, и всегда можно было найти нужную книгу в книжном магазине или в библиотеке.
В январе 2006 года, когда зрение начало слабеть, я задумался, как мне быть. Существовали аудиокниги – я и сам записал несколько, – однако я по сути читатель, а не слушатель. Я был читателем сколько себя помню; я почти машинально запоминал номера страниц или вид абзаца и мог мигом найти нужное мне место почти во всех своих книгах. Мой мозг стремится к чтению – и решение, по-моему, в книгах с крупным шрифтом.
Сейчас трудно найти в продаже качественную книгу с большими буквами. Я выяснил это, когда недавно зашел в «Стрэнд», книжный магазин, знаменитый своими полками, протянувшимися на целые мили, – туда я ходил пятьдесят лет. Они сделали (маленькую) секцию книг с крупным шрифтом, но там стоят только книги-руководства и трешевые романы. Нет сборников поэзии, нет пьес, никаких биографий, никакой науки. Нет Диккенса, нет Джейн Остин, нет классиков – Беллоу, Рота, Зонтаг. Я вышел в расстройстве и в ярости: неужели издатели считают, что слабые зрением слабы и интеллектуально?
Чтение – очень сложная задача, активирующая многие отделы мозга, но это умение люди приобрели не в ходе эволюции (в отличие от устной речи, которая по большей части заложена в мозгу). Чтение – сравнительно недавнее приобретение, возникшее, наверное, пять тысяч лет назад; оно зависит от крохотной области в зрительной коре мозга. То, что мы сейчас называем областью визуальной формы слова, это маленький участок коры у задней части левого полушария мозга; он задействован в узнавании основных фигур в природе, но может и распознавать буквы или слова.
Элементарное различение формы или буквы – лишь первый шаг.
Область визуальной формы слова связана двусторонними связями со многими другими областями мозга, включая отвечающие за грамматику, память, ассоциации и чувства, так что буквы и слова обретают для нас особый смысл. У каждого формируются уникальные нейронные проводящие пути, связанные с чтением, и каждый привносит в акт чтения уникальную комбинацию не только памяти и опыта, но и сенсорных модальностей. Некоторые могут «слышать» произносимые слова, когда читают (так и у меня – если я читаю для удовольствия, а не для получения информации); другие визуализируют слова. Кто-то точно улавливает ритмы и акценты в предложении; другие больше обращают внимание на то, как оно выглядит.
В книге «Глаз разума» я описал двух пациентов, двух одаренных писателей, каждый из которых потерял способность читать в результате мозгового поражения в области визуальной формы слова (пациенты с такой формой алексии могут писать, но не могут прочитать, что написали). Один, Чарльз Скрибнер-мл., хоть и сам издатель и любитель печатных книг, сразу перешел на аудиокниги для «чтения», а собственные книги надиктовывал, а не писал. Переход совершился легко – как бы сам собой. Другой, автор детективных романов, Говард Энгель, слишком глубоко укоренился в чтении и письме, чтобы отказываться от них. Он продолжал писать (а не диктовать) следующие книги и нашел, или изобрел, потрясающий новый способ «чтения»: языком он копировал слова, которые видел, писал их на зубах – по сути, он читал, выписывая слова языком, задействовав моторные и тактильные зоны коры. Мозг любого человека с помощью своей уникальной мощи и опыта находит правильное решение, как адаптироваться к потере.
Для слепых от рождения, не имеющих визуальных образов, чтение – исключительно тактильный процесс, с помощью выпуклого шрифта Брайля. Книги со шрифтом Брайля, как и книги с крупным шрифтом, достать все труднее и труднее: люди обращаются к более дешевым и доступным аудиокнигам или компьютерным голосовым программам. Но есть фундаментальное различие между самостоятельным чтением и слушанием того, что тебе читают. Когда читаешь активно, глазами или пальцами, можешь перескочить вперед или вернуться назад, перечитать, задуматься и помечтать в середине предложения – каждый читает в своем темпе. А если тебе читают, если слушаешь аудиокнигу – это более пассивный опыт, ты зависишь от темпа и капризов чужого голоса.
Если мы вынуждены обучаться новым способам чтения во взрослом возрасте – например, компенсировать потерю зрения, – каждый адаптируется по-своему. Некоторые могут перейти с чтения на слушание; другие будут читать, пока возможно. Кто-то будет увеличивать шрифт на электронной книге или на компьютере. Я так и не привык к новым технологиям; по крайней мере, сейчас я пользуюсь привычным увеличительным стеклом (у меня их дюжина, разной формы и кратности).
Чтение должно быть доступно во всех возможных форматах – Джордж Бернард Шоу называл книги памятью человечества. Ни одному виду книг нельзя дать исчезнуть, ведь мы все индивидуальны, с присущими только нам нуждами и предпочтениями. Предпочтения эти запечатлены в нашем мозгу на всех уровнях; наши индивидуальные нейронные связи и сети создают глубоко личную связь между автором и читателем.