Часть первая
Трубный глас слона

И наконец сама земля будто вздыбилась. Выжженная солнцем, она вдруг стала просторной и широкой, ожила и зашевелилась. Это двигались множества живых существ, самая поступь которых – порождение земли, взметывающейся под ними тучами пыли. Эти тучи, казалось, вот-вот поглотят нас. Пыль проникала в каждую пору, скрипела на зубах, забивала голову в прямом и переносном смысле. Боже, какие они огромные!

Их головы подобны шлемам древних воинов. Фонтаны могучего дыхания эхом отдаются под сводами гигантских легких. Кожа сморщилась от времени, на ней проступает рисунок веков, словно их облепили складчатые путеводные карты прожитых жизней. Этот путь лежит через пространство и время. Кожа вздымается с плисовым шелестом, неровная, грубая, но чувствительная к малейшему прикосновению. Булыжные жернова зубов перетирают мир, охапку за охапкой, кусок за куском. И блаженное урчание сопровождает каждый шаг этих курганов памяти.

Это урчание доносится до нас подобно отдаленному раскату грома, в такт ему вибрируют холмы, оно отдается в корнях деревьев. Оно собирает воедино родных и друзей, рассеявшихся вдоль прибрежных склонов и в заводях, когда они шлют друг другу приветы, признания и новости о том, где были. С ним в наши души вселяется ощущение чего-то надвигающегося. Мы ждем.

Эти горы мускулов и костей движет разум. Блеск карих глаз освещает все вокруг, и вот слониха трубит. Взгляните на ее широкое чело, изборожденное змеящимися венами и артериями. Она трубит своим хоботом под овации собственных хлопающих ушей и кажется нам вечной, чуть надменной, всеведущей, всезнающей, мирной, готовой вскормить и взрастить – и вместе с тем таящей в себе смертельную опасность, если ее задеть. Ее мудрость ограничена ее возможностями. Но разве у нас иначе? И она уязвима. Совсем как мы.

«Нежные и могучие, чарующие и зачарованные, – писал о них Питер Маттиссен в своей книге „Древо, где был рожден человек“. – Повелевающие молчанием, которое сокрыто в вершинах гор, пожарищах и морских глубинах». Молчание? Посмотрите на них. Точнее, вслушайтесь. Нам они ничего не скажут. Но друг другу поведают о многом. Что-то из этого нам дано услышать, остальное – за гранью слов.

И все же я хочу хотя бы попытаться.

Гигантские уши хлопают на ветру. Пыль превращается в непроницаемый панцирь. Между торчащих вперед умопомрачительных бивней, каждый размером с человеческую ногу, свисает нос, самый фаллический из всех фаллических символов. Эта, казалось бы, гротескная монструозность должна отталкивать своим уродством. Но к нам, наоборот, пробивается их безмерная непостижимая прелесть, и мы начинаем смотреть шире и глубже. Мы понимаем: они прекрасно знают, куда идут. Они движутся осмысленно, и у них что-то на уме. Что именно? Попробуем понять.