Книга: За гранью слов
Назад: Слова, слова, слова
Дальше: Буйные головы

Удержать или отпустить

– Вот, – убежденно говорит Вики, – что я называю сплоченной семьей.
Покончив с едой, слоны сходятся вместе, дети в центре, взрослые вокруг, головами наружу. Джин осторожно дотрагивается до Джолин, легонько ее поддерживая.
– Видите, они стоят все вместе, бок о бок, прикасаясь друг к другу то хвостом, то хоботом, – и это так здорово! Все в безопасности. Сейчас у них, наверное, тихий час.
Слонята развалились на земле и сопят в две дырочки под охраной слоних. Взрослые стоят тихо. По крайней мере, кажется, что тихо.
– Уши, видите, шевелятся? – показывает мне Вики. – Это они разговаривают. Просто нам не слышно.
Лайелл Уотсон описывает пронзительную сцену, которую ему довелось увидеть на побережье Южной Африки, где он наблюдал за китами:

 

«Стоя на вершине утеса, я, казалось, ощущал вибрацию воздуха вокруг. Китиха ушла под воду, а воздух продолжал колебаться. Неведомый ритм шел теперь откуда-то сзади, не с океана, а с берега. Я обернулся, чтобы бросить взгляд через пролив <…> и обомлел.
Там под сенью дерева стояла слониха <…> и смотрела на океан <…> Я сразу узнал ее по обломанному почти у основания бивню – я помнил цветной снимок в департаменте водопользования и лесного хозяйства, там еще надпись была: „Последняя слониха в Найсне“. Это она, слониха-матриарх.
Она вышла на берег, потому что там, в лесу, ей не с кем поговорить. Здесь, в воде, находился другой, ближайший к ней мощный источник инфразвука. Для старухи, привыкшей к низким частотам, звукам жизни ее стада, этот рокот прибоя, идеально попадавший в ее диапазон, был живительным бальзамом, единственной заменой.
Мое сердце рвалось ей навстречу. Трагическая мысль о том, что эта бабка и прабабка стольких внуков вдруг впервые осталась одна, вызывала в памяти вереницу других душ, таких же старых и одиноких. Но в тот момент, когда меня почти поглотила безнадежная тоска, произошло невероятное <…> Воздух снова наполнился пульсирующим биением, и теперь я понял почему. Самка синего кита вновь поднялась на поверхность. Развернувшись головой к берегу, так что дыхало было хорошо видно, она словно ждала чего-то. Слониха-матриарх пришла сюда ради нее. Между самым большим млекопитающим Земли и самым большим обитателем морских глубин было каких-нибудь сто метров, и я готов поклясться, что они общались. Общались на инфразвуке, в гармоничном дуэте; общались два гигантских мозга, два длинных века, понимающих, как больно отдавать всю себя многочисленному любимому потомству; общались две редкие и прекрасные гранд-дамы, познавшие важность и радость сложного социума. Они сострадали друг другу через разделявшие их прибрежные скалы, как женщина женщине, как матриарх матриарху, обе почти последние в своем роде.
Я смахнул рукой слезы и пошел прочь. Человеку меж ними места не было…»
Солнце еще высоко.
Слоны долго шли сюда, к этой высокой траве. Они наедятся досыта, а потом пойдут на водопой. Тут воды нет, значит, пойдут за белыми цаплями, потому что они там, где вода. Когда напьются, то, вероятно, сделают большой крюк и снова вернутся сюда, за новой порцией еды. Это будет коллективное семейное решение, потому что время водопоя и водных процедур определяют взрослые.
Слоны наконец готовы тронуться в путь, и все разворачиваются в одном направлении. Но семья трогается с места только по решению матриарха.
– Я много раз наблюдала, как они выстраиваются и ждут чуть не полчаса, пока матриарх не даст добро, – рассказывает Вики.
Ну, вот и сигнал. Макелеле, которому одиннадцать лет, сильно хромает. Лет пять назад он явился с переломом правой задней ноги. Судя по всему, боль была адская, и нога срослась под чудовищным углом, так что колено вывернулось назад, как бабка у лошади. Но парень выжил, потому что кругом свои.
– Он очень старается, но получается медленно, – сокрушается Вики. – И остальные всегда его ждут.
Еще один слон в Амбосели – точнее, слоненок по имени Тито – сломал ногу, когда ему был всего год. Он провалился в мусорную яму. Ходить ему было больно и трудно. Он двигался очень медленно, но мать всегда ждала его, чтобы он не отстал и не потерялся. Он протянул всего пять лет. Макелеле уже вдвое старше.
Его семья много бродит. Они уходят на тридцать-сорок километров в глубь Танзании.
– Далеко, конечно, – вздыхает Вики.
Но Макелеле держится молодцом. Он еще по-детски толстенький, но совсем скоро начнется период бурного подросткового роста, и вот тогда сможет ли искалеченная нога выдержать его вес?
В любом случае Макелеле уже смог прожить достаточно долго, чтобы стать независимым, как все слоны-самцы. Я от души надеюсь, что хромота для него будет самым страшным из зол, потому что на фоне слоновьего беби-бума, человеческой экспансии и повышенного интереса к слоновой кости времена нынче для слонов и прекрасные, и ужасные.
– Смотришь на все эти замечательные стороны их жизни, – рассказывала мне Синтия Мосс за завтраком, – и видишь заботу, верность, семейные узы, помощь брошенным, сотрудничество – все то, чего нам так не хватает в нашей жизни. Видишь, как они помогают малышам и друг другу. Видишь какие-то редкие, невероятные вещи: как одна слониха кормит другую, потому что у той поврежден хобот. Как слониха пытается кормить умершую, потому что не хочет верить в ее смерть. Их поддержка и сочувствие распространяются не только на слонов. Мы много раз наблюдали, как слоны приходят на помощь попавшим в беду или искалеченным людям. Такие и десятки похожих проявлений говорят не о том, что слоны похожи на людей, отнюдь. Они говорят, что слоны не похожи на людей, но между ними существуют осознанные отношения, и, для того чтобы поддерживать, укреплять и гармонизировать свои социальные ценности, слон призывает на помощь тело, голос, запах и сознание.
В 80-е годы XX века в одном из гостевых домиков Амбосели стали намеренно привечать слонов и приманивать их лакомствами на потеху туристам. Бесхитростные слонихи зачастили в гости, но очень скоро от их визитов начали страдать садовые деревья и кухонные постройки. Люди пытались отгонять слоних, орали на них, чтобы напугать, кидались предметами, даже били метлами и жердями. Любая слониха могла бы прихлопнуть обидчика как комара, поводов и возможностей для этого было предостаточно.
– И тем не менее, – говорит Синтия, – хотя я собственными глазами наблюдала множество стычек, ни Тупозубиха, которую так прозвали за то, что у нее не было бивней, ни другие ни разу не пытались напасть на человека. Однажды Таня вышла из себя и пошла было на туристку. Та помчалась к домику и упала. И буквально наступавшая ей на пятки Таня резко затормозила и встала над женщиной как вкопанная. Потом сдала назад, развернулась и иноходью пошла к своим. Достаточно было одного прикосновения – и она затоптала бы несчастную насмерть. Но, хотя слониха была раздражена, они прилагала такие колоссальные усилия, чтобы не прикоснуться к женщине, что от торможения на полном ходу в почве остались глубокие борозды.
Откуда такая выдержка?
Нам кажется, животные не в состоянии понять, почему человек вдруг проявляет доброту. И мы не в состоянии понять, что заставляет слона внезапно «брать себя в руки». Слоны стремятся уходить от конфликтов, у них есть специальные социальные навыки ненасильственного самоутверждения и демонстрации собственного превосходства без причинения физического вреда друг другу.
Порой такую же выдержку можно наблюдать и у других животных. Скольким из нас приходилось сталкиваться со злой собакой, которая почему-то не бросалась! Шимпанзе Ним, которого обучили языку жестов, разозлившись, не кусался и не дрался, а знаками показывал слова «кусать» и «злой», причем гнев его после подобного монолога шел на убыль. Получив возможность продемонстрировать гнев с помощью жестов, он эту свою потребность удовлетворял и успокаивался.
Слоны способны вынашивать планы мести. Возможно, они способны предвидеть, что за нанесение физического вреда человеку их ждет расплата. Затопчи Таня женщину, ее бы саму убили. Неужели она не тронула туристку только потому, что та – человек? Вряд ли бы взбешенный слон затормозил, оставляя в земле борозды, стараясь ненароком не затоптать разозлившую его гиену.
Тупозубиха (только не путать с матерью Бутча, Большой Беззубкой из семьи Б/Б), Таня и их семья регулярно наведывались в лагерь. Тупозубиху Синтия описывает как «умную, смелую, находчивую, отчаянную» слониху и в то же время видит в ней «одно из добрейших созданий, с которыми когда-либо сводила жизнь». Синтия пишет, что у нее никогда не хватало духу по-настоящему разозлиться на эту семью, как бы они ни безобразничали. Любви и восхищению совершенно не противоречил тот факт, что для Синтии они «продолжают оставаться дикими животными. Мы принимаем друг друга и приходим к какому-то пониманию границ дозволенного и недозволенного».
Но когда слоны пытаются очертить границы дозволенного сообразно своему пониманию, люди, как правило, в ответ впадают либо в панику, либо в бешенство. Январским днем 1997 года местные жители обратились в Службу охраны дикой природы Кении с жалобой на то, что слон (они подчеркнули, что это был взрослый самец с бивнями) затоптал их корову. Сотрудники службы приехали в деревню, нашли неподалеку семейство из нескольких самок со слонятами и устроили гонки с преследованием, которые длились битых два часа. И когда доведенная до белого каления слониха-матриарх повернулась к обидчикам, чтобы заступиться за свою семью, они ее убили. Одним выстрелом. Матриарха звали Тупозубиха, и принять ее за самца с бивнями было невозможно.
Тупозубиха при жизни была настоящей звездой, ее снимали более чем в ста кинофильмах о животном мире Кении. Ни одного другого слона в Амбосели не фотографировали так много и охотно, и, как горько вспоминает Синтия, ни один другой слон в целом мире не дарил туристам столько радости и восторга.
– Я и представить себе не могла, что будет так больно ее потерять.
Назад: Слова, слова, слова
Дальше: Буйные головы