Строгая бабушка
У одной девочки была очень строгая бабушка, если не сказать хуже. Как-то раз девочке приснился сон, что ее бабушка на самом деле злая колдунья. И девочка потом целый день все ходила под этим впечатлением, боясь бабушки.
И то говоря, ведь каждая злая колдунья неожиданно для себя может стать мамой, и от этого, можете себе представить, она способна еще больше обозлиться. А потом вдруг и такое дело выйдет, что она в один прекрасный момент превратится в бабушку, и опять-таки ничего хорошего от такой перемены с ней не произойдет, даже наоборот!
Она будет уверена, что именно дети испортили ей всю ее молодую жизнь, а уж внуки тем более.
И мы описываем именно такой случай, что взрослая дочь и внучка оказались у такой бабушки причиной всех ее бедствий, выросли ни на что не способными дармоедками, живоглотками и чулиндрами, сидящими на шее.
При этом надо знать, что данная бабушка совершенно точно не была злой колдуньей, а то бы все ее верхние и нижние соседушки давно бы взорвались вместе со своими праздниками, протечками, крикливыми детьми, а также лающими безобразно, до воя буквально, собаками и невыключенными телевизорами – а все бы машины, стоящие у подъезда, давно бы были украдены и находились бы в розыске. Давно и навеки. Вообще бы в окрестностях стояла мертвая тишина, и ворон бы точно не было. И кошек, орущих по ночам, давно бы скрутили и свезли туда, где делают мыло. А подросткам было бы самое место в колониях для малолетних преступников!
И обстановка в городе была бы приблизительно как после взрыва знаменитой нейтронной бомбы: все цело, дома стоят, но живых ни в домах ни на улицах нет, все тихо и пусто, чисто и свободно.
Иное дело банк, в котором бабушка хранила все свои деньги и куда она наведывалась довольно часто. Там ее встречали ласково, там ее денежки пересчитывали и берегли, даже платили ей хорошие проценты, и от этого капитал рос.
И бабушка всегда веселая уходила из родного банка и торжествующая являлась домой, чтобы с новой силой кричать на дочь и внучку, которые так и норовили сесть ей на шею, то есть потратить все то, что наработано банком. «Но ни копейки, ни копейки вам не обломится, – обещала бабушка, – обжоры вы проклятые. Отродья своего деда!»
И вот однажды случилось, что как раз – то этот банк и лопнул. Как будто специально поработала какая-то злая сила, направленная прямо в эту строгую бабушку.
И она потеряла все свои честно заработанные деньги! Было много крика, даже воя, бабушка рвала и метала, швыряла кастрюли с супом и сковородки с макаронами.
Девочка с мамой даже ходили ночью по улицам, ожидая, пока погаснет свет у бабушки в спальне. Но он не гас. А девочка, о которой идет речь, бабушкина внучка, она так себе это и представила, что огромный стеклянный банк лопнул, и все деньги взорвались, и обгорелые клочки раскидало так, что их уже не собрать. Ужас!
Несчастье, которое происходит с добрым и хорошим человеком, – это одно, все вокруг проникаются жалостью и стараются ему помочь.
Но совершенно другое дело, когда в беду вляпывается плохой человек – этот начинает со страшной силой и активностью бороться за свое пропавшее счастье, терзать, доставать, мучить окружающих, особенно свою бестолковую испуганную родню, а также посторонних, в основном беззащитных и добрых людей, которым всех жалко.
И в том и в другом случае результат копеечный. Чужие добряки выслушают всё по телефону, заохают, поддакнут, через неделю принесут старую картину, которую берегли на черный день, или прабабкино колечко, чтобы ты же и продал.
Деньгами надо! Нет, не понимают.
А домашние – какой с них спрос! Сами норовят взять деньги на то и на это, на стиральный порошок или на мыло.
Беречь надо! Экономить!
Ну так вот, любимый бабушкин банк кокнулся, и для семьи начались тяжелые времена.
Бабушка днем пропадала где-то на митингах, участвовала в дневных голодовках (ночью она ела) и в маршах протеста, писала заявления, без умолку говорила по телефону, стояла у банка в пикетах, где собирались все обманутые люди, а несчастье действительно было страшное – ведь некоторые продали даже свое единственное жилье, чтобы положить деньги в банк под большие проценты, накопить и потом купить квартиру. Люди буквально оказались на улице!
Про бабушку так нельзя было сказать, у нее и жилье имелось, и она к тому же сдавала лишнюю квартиру и каждый месяц получала деньги. Но горе ее, истинное горе, не поддавалось описанию! Когда она возвращалась домой, ее все раздражало, но больше всего собственные родственники, дочь и внучка. На шумных соседей можно рявкнуть, можно вызвать к ним наряд милиции ближе к полуночи, если наверху день рождения и посторонние гости топают ногами, но побить можно только своих.
Там еще была одна история, с этими верхними соседями.
Строгая бабушка как-то обратилась к ним с вопросом, нет ли у них стремянки, лестницы, повесить металлическую книжную полку.
И парень, который открыл дверь на ее звонок, не только принес ей эту стремянку, но и любезно пошел ниже этажом помогать. То ли он немного очумел, то ли бабушка слишком настырно его умоляла, – короче, он и тяжелую тахту отодвинул, и вбил гвозди, и сам повесил полку, причем полчища была громоздкая, железная, с крепко задвинутыми черными стеклянными створками, тяжелая – видимо, уже с книгами.
Ее и поднять было трудно, не то что уместить на стене. Молодой человек также посоветовал, что нельзя такую полку вешать на гвозди, стена ненадежная.
Но бабушка, улыбаясь счастливой улыбкой, попросила его так все и повесить как она просит, потому что ехать покупать специальные что? Дюбеля? Так вот, на это не было сил и, самое главное, денег.
И строгая бабушка даже сказала мальчику спасибо, и даже предложила выпить чаю с ее собственным драгоценным вареньем из апельсиновых корочек (она собирала кожуру годами).
Но парень заторопился, подвинул обратно тахту, с сомнением посмотрел вверх, на дело рук своих, и опять сказал, что гвозди не выдержат, а ведь под полкой на тахте кто-то спит?
Бабушка велела ему не беспокоиться, тут не важно кто спит, вообще никто, сказала она со смехом, а полка если упадет, то упадет на мягкое, не треснет.
Но все-таки бабушка согласилась в будущем перевесить ее – когда этот сосед сам купит недостающие дюбеля и опять придет со стремянкой.
– И вообще полка не упадет, если ее повесил ты, я верю! – сказала строгая бабушка, улыбаясь все той же радостной улыбкой. – Давай познакомимся, меня зовут графиня Монтекристо. Народный мститель.
И она схватила его за руку и сжала в своих ладонях, заглядывая ему в глаза.
Но парень больше не зашел к бабушке, хотя она неоднократно поднималась наверх, чтобы позвать его сделать то или другое по хозяйству.
Там, в двери, уже был специальный глазок, и на звонки бабушки никто не открывал дверь.
Дело в том, что это был посторонний молодой человек, появившийся в подъезде только что, он был не в курсе местных обычаев, поскольку только что женился на дочери хозяев.
Он не знал соседей, не знал, например, что строгая бабушка все время вызывала милицию, когда верхние соседи топали или шумели, и последний раз это было как раз в вечер свадьбы, когда названный молодой человек женился на девушке из этой квартиры.
Появление милиции сильно испортило всем настроение, потому что строгая бабушка сообщила верховному руководству внутренних дел, что это под видом свадьбы на самом-то деле есть встреча («стрелка») переодетых бандитов, которые собрались со всего района, и там есть оружие и наркотики, надо искать на антресолях, в диванах, под коврами, внутри рукавов, в шкафах и в банках с вареньем на кухне.
И за задней стенкой холодильника тоже. И не забыть разобрать кафель в ванной.
То есть менты ворвались, положили всех на пол, в том числе и невесту в кружевах и всех девушек в декольте, затем была тщательная проверка документов, а потом менты долго копались в шкафах, на кухонных полках, смотрели в люстрах, в ящике для обуви, выстукивали кафель в ванной, а в довершение всего свернули и вытрясли ковры, разобрали холодильник, расчехвостили чемоданы и вывернули рюкзаки.
Ничего, разумеется, не нашли – кроме петард, которыми гости на прощанье собирались отметить торжество, выйдя во двор.
И бабушка пошла навещать эту верхнюю квартиру в прекрасном настроении, и именно наутро после данной свадьбы.
Слышимость в их доме была повышенной проходимости, так что бабушка всю предыдущую ночь просидела с горящими щеками, глядя в потолок, и внимала допросу, ответам и грохоту милицейских ботинок – сюда-туда, сюда-туда. И слышала, как волокли ковры! Как стучали по кафелю!
И затем ее победа была еще и в том, что молодой человек из верхней квартиры, бледный после свадьбы с участием милиционеров, этот парень, проще говоря, жених, почему-то согласился помочь бедной, но радостно сияющей старушке из нижней квартиры, и произошла эта история со стремянкой.
А под заново повешенной полкой как раз и была та тахта, на которой спали мама и дочка. Они обе пришли попозже, когда полка уже висела, и строгая бабушка явилась полюбоваться выражением их лиц.
А передвинуть тахту было некуда, спальня была размером два на три метра, и там стоял еще шкаф и телевизор, стулья и столик, и там умещалось все имущество бедной мамы и ее дочки, и можно было на этой опасной тахте только лечь головами в другую сторону, причем бабушка тут же ночью пришла и на них накричала, вы что, мне не верите, не доверяете, я что, вашей смерти желаю, две дуры, дуры, дуры. Пусть подушки лежат как раньше, иначе я не дам больше денег, кормить вас и так уже не в силах.
И она приходила специально, когда ей не спалось, и требовала перелечь головами под полку! Она являлась, опираясь на палку, хотя нужды в такой подпорке не было. Дело в том, что бабушка боролась со своей дочерью и внучкой не только словесно и с помощью кулака, но и с помощью палки – это было наследство от мамы бывшего мужа этой строгой бабушки. Та дряхлая старушка никогда не махала своей клюкой, только беспомощно ходила с ней, а после ухода из дому сына-профессора и вообще ненадолго слегла, вскоре палка оказалась ни к чему.
Этот, надо сказать, пожилой ее сын ушел на работу утром и больше не вернулся. Оказалось, что он поселился у своей молодой аспирантки, которая ждала от него ребенка!
Вот так!
Можно понять, кормили после этого его старую мать или нет…
Ну так вот, а от нее осталась палочка, и теперь это оказалось мощное орудие расправы с тупым резиновым наконечником.
Строгая бабушка пускала в ход палку с большой охотой, особенно в голодном виде, только появившись на пороге, со свернутыми лозунгами в руке. Что разбросано? Что подгорело? Свиньи вы! Сто раз вам говорить? Давай свой дневник! За тройку получай что полагается! Внучка своего дедушки, видали? Нарочно плохо учится! Чтобы мне отомстить! И не лей слезы! Плачет еще! Мне плакать надо! А на кухне… Что пол не помыт? Ах ты дрянь! Идите тогда на улицу! Там вы хоть заработаете! На шоссе! Путаны две! Вон отсюда, вон из моей квартиры!
Так кричала голодная бабушка. Тут же, заскочив на кухню, даже не раздевшись, она совала палку под мышку, хватала с плиты, что было приготовлено, бухалась в кресло перед телевизором с кастрюлей, в которой болтался половник, или со сковородкой в руках, нарочно неряшливо ела половником или прямо руками, а потом она там и засыпала, разбросав все вокруг себя, кастрюлю, корки, половник, палку и сковородку. И надо было эту тяжелую бабушку переодевать и нести в ее спальню. Иногда девочке казалось, что уже завтра их с мамой выгонят на улицу.
Однажды строгая бабушка так и сказала: «Шли бы вы отсюда, дармоедки, я бы обе квартиры продала, а сама бы уехала за границу! Что здесь делать, в этой поганой стране! Тут одни только предатели». И она начала приносить домой какие-то лакированные журналы, складывала их на шкаф, девочка даже тайком подставила стул и посмотрела, что там. Это были фотографии домов, которые продавались за границей. Мама тоже, видимо, заглянула на шкаф. Она теперь часто плакала в ванной.
Самое интересное, что они жили действительно у бабушки и за ее счет. Их собственную квартиру она сдавала, плату за нее получала сама, и эти именно деньги и пропали в лопнувшем банке.
– Ваших денег у меня нет! Идите отсюда! – повторяла бабушка, размахивая палкой.
И помощи ждать было неоткуда.
Мама у девочки, на беду, оказалась без работы. Раньше у нее были деньги, пусть не очень большие, но свои.
Вообще их семью год назад раскидал какой-то злой вихрь. Сначала, как уже было сказано, от строгой бабушки ее муж ушел жить к своей молодой ассистентке.
Потом исчез, пропал куда-то муж Тани, отец девочки. И вскоре после его ухода строгая бабушка перевезла девочку и ее маму к себе:
– Чего вам там страдать, вы безработные, у меня как-то ребенок прокормится.
А их квартиру бабушка решила сдать, а деньги положить в банк под самые бешеные проценты (как раз появилась реклама насчет таких небывалых прибылей, и все начали нести деньги в этот знаменитый банк). А проценты бабушка решила брать себе. А остальное копить.
И у девочки началась тяжелая жизнь.
Тесная квартира, маленькая комнатка для них с мамой, новая школа, мама совсем без денег. Бабушка, как главная, занимала две комнаты. Прошел почти год, папа так и не нашелся, но благодаря тому, что поиски ничего не дали, бабушка не смогла продать их квартиру, хотя очень хотела. Потому что закон есть закон: пока человек не найден, его нельзя объявить умершим и продать его жилье. Правда, если бы бабушка уже избавилась от той квартиры, а потом бы положила деньги в свой излюбленный банк, они бы тоже пропали.
– И вы бы были бомжи без жилья, – кричала бабушка, – а я бы вас ни за что бы к себе не прописала! Так что радуйтесь, что вашего дурака не откопали нигде, все-таки вы умудрились не остаться на улице! Но я найду ход, я сумею! Докажу, и очень скоро! Головой ручаюсь! Поняли, нет?
И тут она как-то по-особенному засмеялась.
После того как лопнул банк, настали совсем плохие времена. Даже коту Яшке мало что перепадало, он целыми днями заунывно мяукал над пустой лакушкой – но только в отсутствие бабушки. При ней он убегал в маленькую спальню, прыгал на постель, взвивался под потолок и прятался на полку, именно на ту полку над тахтой. Бабушка его терпеть не могла. Но она панически боялась мышей, и она понимала, что без кота не обойтись. Доходило до смешного: увидев мышь, бабушка с громким шипением «кисс-кисс!», вспрыгивала на первый попавшийся стул, и тут слышался тяжелый двойной прыжок (с полки на тахту и потом на пол), и на сцену выступал Яшка, полосатый зверь той прекрасной породы, которая называется «помойная».
Стоило ему вбежать в комнату, как мыши надолго исчезали. Когда-то девочка нашла его котенком, он пищал под лестницей и был размером с ладонь, слепенький, с ярко-розовыми подушечками на лапках.
В те времена они еще жили у себя дома, мама с папой и девочка отдельно, а бабушка с мужем и его старенькой мамашей в своей квартире. И только потом, когда дедушка ушел, папа исчез, а старая прабабушка умерла, пришлось переехать к строгой бабушке, но мама согласилась на переселение только вместе с Яшкой.
– Мы без него не поедем. Куда мы его, выкинем, что ли? Он погибнет, – сказала мама.
– Но чтобы не гадил тут! – предупредила строгая бабушка.
Яшка как будто все понимал, вел себя тихо, его было не узнать.
Балованный котище обратился в тревожную серую тень…
Когда строгая бабушка приближалась к дому и только входила в подъезд, он заранее своим обычным маршрутом взвивался на тахту, а потом на полку и затаивался там, в безопасном месте.
Иногда, правда, бабушка старалась его согнать оттуда палкой, становилась для этого ногами на тахту, прямо на подушки, но Яшка сидел слишком высоко, прятал морду и не спускался.
И только появление мыши и бабушкино шипение могло вынудить его сигануть прямо вниз. Яшка был необыкновенно умный кот, и свою задачу он выполнял, спрыгивал вовремя.
Так они все и существовали.
История о том, куда пропал папа, была никому не понятна.
В один прекрасный день он не вернулся с работы, и поиски ничего не дали.
– Сбежал он от вас, надоели вы ему как горькая редька, – сказала строгая бабушка. – И хоть я его терпеть не могла, знала, что он за фрукт, и всегда ему говорила, катись отсюда, чтобы духу твоего тут не было, но он-то вас бросил! Даже ему, такому прощелыге, вы не понадобились! А уж мне тем более! Дочь своего отца! Внучка деда! Обе в него пошли рожами!
Тем не менее, после того как произошла эта знаменитая история с лопнувшим банком, бабушка придумала для своей семьи заработок: она принесла откуда-то целый мешок больших катушек с белыми нитками и велела девочке и ее маме вязать кружевные салфетки.
В день они должны были сделать по салфетке каждая, а в субботу-воскресенье полагалось ехать на рынок и все продать, причем надо было принести довольно большую сумму, ни копейкой меньше.
Мама была хорошая рукодельница, и она старалась вязать салфетки как-то по-особенному, чтобы их охотно покупали, а девочку она научила вязать кружевные шапочки для молодежи, но нитяные расходились плохо, и мама откуда-то от своих подруг приносила старые шерстяные кофты, распускала их, стирала, и, хотя шерсть была неновой, но теплые шапочки можно было продать.
Накануне субботы мама, случалось, тайком вязала всю ночь, чтобы можно было заработать хоть немного больше той суммы, которую отбирала у нее бабушка.
И мама иногда покупала девочке конфет на рынке или дешевенькую заколку для волос, пустячок какой-нибудь, но девочка очень дорожила этими мелочами. В классе девочки смеялись над тем, как бедно она одета.
Но бабушка перехитрила их и однажды сказала, что теперь все подорожало и денег надо отдавать ей вдвое больше!
– Не то выгоню вас на улицу, это моя квартира, я позвоню, и мне поставят новую железную дверь! Вы не войдете больше сюда! А ваша квартира сдана по договору на пять лет фирме! И вы не имеете права там жить! Вас даже на порог туда не пустят! Ты сама подписала все бумаги, договор с фирмой! А деньги я получила все вперед, и они пропали в банке, ваши эти денежки! Не я виновата! Идите мерзните на митинг! Как я хожу мерзну! Чтобы мне хоть что-то отдали! Вы живете за мой счет!
А однажды, когда мама Таня пришла домой после целого дня на рынке, опоздав, да к тому же и с новой прической (ее постригла подруга), строгая бабушка закатила огромный скандал, что волосы надо отращивать! Растить из них косы! Видали на дереве объявление? Полметра косы стоит больших денег!
А метр волос можно загнать вообще за тысячу зеленых!
Вон в зарубежных государствах теперь мода, тетки покупают настоящие косы, приклеивают к собственным волосам и повязывают их вокруг головы!
Мама девочки ушла в ванную плакать. Бабушка стала кричать:
– А будешь плакать, я тебя живо отдам в больницу для умалишенных, в дурдом! Скажу, что вынула тебя из петли! Будешь там гнить до конца жизни!
И она несколько раз стукнула ногой в дверь ванной. Потом бабушка велела девочке подать себе сантиметр и стала мерить ее волосы. Даже кое-как заплела из них косичку и с тех пор ежедневно проверяла, насколько она выросла.
И начались новые мучения.
В школе никто из одноклассниц кос не заводил, длинные волосы были в моде, действительно, но их носили просто так, чем распущенней, тем лучше.
Поэтому девочка стеснялась своего вида, она выходила из дому с косой, бабушка специально проверяла ее у дверей, а перед школой приходилось расплетать косу и собирать волосы в хвост с помощью резинки.
И однажды кто-то из девочек застал ее за этим занятием за углом школы.
– Ты что делаешь тут, Ленка? – спросила одноклассница. – Чего прячешься? Чего это ты заплетаешь? Зачем причесываешься? Че ты, в натуре?
– Ой… я не заплетаю, а расплетаю…
– А чего? Зачем? Почему? Че это ты?
– Да это бабушка велела мне растить косу, – стала оправдываться девочка.
– А зачем? Зачем? Для чего? Че это, вообще?
– А она сказала, что как бы продаст ее, знаешь, – неожиданно для себя призналась девочка.
Одноклассница стояла столбом, соображая.
Это была новая школа и новый класс, и девочка еще ни с кем не подружилась. Поэтому она старалась завоевать доверие ребят. Но у нее ничего не получалось. Девочки ее как бы нарочно сторонились и смеялись ей в спину. У нее не было денег. Она не ела в буфете. Она была одета хуже всех.
Наконец одноклассница пришла в себя.
– И что? А зачем ты расплела косу? Че ты, в натуре? Почему?
Лена промолчала. Девочка вдруг засмеялась и убежала.
И по классу тут же пополз слух, что новенькая, Ленка, выращивает волосы на продажу! Как овца! И скрывает это! Перед уроками расплетает косу!
Дома жизнь шла по накатанной колее, девочка с мамой вязали шапочки и салфетки, мама питалась хлебом, лапшой и чаем, а бабушке готовила завтрак, обед из трех блюд и ужин, и та подчищала все за собой, не оставляла ни кусочка. Но мама как-то ухитрялась все же покормить девочку и Яшку, когда бабушка убегала по делам.
Сама же она сильно пополнела на такой хлебно-макаронной диете, и бабушка ругала ее, что та обжирается за чужой счет. И даже иногда била кулаком по голове.
Девочка Лена жила тихо-тихо, училась средне, спасибо, что без двоек, гулять не выходила, в гости ее, само собой, никто из класса не звал, тем более на дни рождения.
«С ними вообще не надо дружить», – объясняла строгая бабушка. – Ведь дружить – это значит после школы водить к себе этих дур девочек, шататься с ними по улицам, наряжаться как они, болтать с каждой по телефону, наговаривать на большие деньги! И, еще того лучше, дарить каждой подарки на день рождения».
Все это бабушка не одобряла. Она кричала:
– В классе двадцать пять рыл, то есть двадцать пять подарков в год? Ты столько не заработала. Сиди дома расти косу.
Но вот именно это и стало для Лены настоящим мучением – в классе объявились ребята, которым доставляло удовольствие дергать ее за волосы!
А когда они заметили, что Лена панически этого боится, то мальчишки как с цепи сорвались – чуть ли не пытались вырвать у нее каждый по волосинке.
Кто проходил мимо, тот и выдергивал.
Это было страшно больно, Лена каждый раз невольно ойкала.
И еще они повадились незаметно, сзади, приклеивать к ее голове вынутую изо рта жвачку. Причем они жутко хохотали при этом, просто ржали. Особенно весь класс смеялся, когда кто-то принес в школу здоровенные портновские ножницы и исподтишка показывал окружающим на уроке.
Лена, которая сидела на первой парте, – только там нашлось место для новенькой – вдруг на уроке литературы что-то почувствовала, обернулась и увидела, что сзади нее мальчик держит наготове эти ножницы, а все еле сдерживают смех.
Учительница сделала ей замечание: «Что ты все вертишься, напрашиваешься на двойку по поведению, сядь прямо, мешаешь всем». – И в ответ на это Лена сделала то, чего бы не сделала раньше ни за что в жизни – она собрала свои учебники и пошла вон из класса под сдержанный смех одноклассников, а учительница проводила ее словами:
– Ты это куда направилась без спросу? В туалет тебе надо невтерпеж? Так скажи! Я пойму! Обмочилась?
Класс хохотал.
Эта учительница ее возненавидела после того, как поставила ей за диктант тройку, но Лена подошла к ней на следующей неделе и сказала, что все у нее было написано правильно и надо исправить отметку, что вы сами ошиблись, моя бабушка проверила по словарю и велела вам сказать. Бабушка-то вообще приказала ей не являться домой без пятерки.
Это было в самом начале учебного года, но и спустя несколько месяцев учительница не забыла того случая, когда рядовая школьница сделала ей замечание и пришлось исправлять отметку, потому что какая-то психованная бабушка позвонила директору и пригрозила пожаловаться выше, что учитель русского языка неграмотный, надо таких людей увольнять!
Тем временем Лена уже выходила за дверь.
– На педсовет нарываешься? – крикнула ей вслед учительница. – Сядь немедленно, или обещаю – тебе обеспечена двойка в четверти! Несмотря на твою бабушку! И ни на какие увольнения! Мы не боимся!
Но Лена не остановилась.
Остановилась она только уже около дома. Она быстро стянула резинку с волос, достала из рюкзака ленточку и заплела косу.
И уже было стала набирать код, как вдруг поняла: домой как раз идти нельзя, именно из-за бабушки. Та бы просто побила ее палкой за прогул. Она не раз уже замахивалась на девочку по любому поводу, но мама подбегала и перехватывала палку. Ей самой частенько доставалось, но она единственно чего не разрешала – это трогать маленькую дочь. Мама поэтому старалась ездить за продуктами на оптовый рынок именно утром, когда дети были в школе. Она нашла самый дешевый рынок, на окраине, и волокла оттуда тяжелые сумки, стараясь успеть к приходу дочери.
И сегодня как раз был день покупок.
Это вообще был тяжелый день, бабушка специально сидела дома, караулила мамин приезд и потом проверяла все по чекам, взвешивала на безмене, устраивала скандал, что ее нагло обманывают. И Лена, понимая, что домой нельзя, побрела по улице. Стояла сырая, промозглая погода, дул ледяной ветер, пронизывая старую курточку, которую бабушка принесла явно с помойки еще весной и велела Лене выстирать ее и носить. Куртка оказалась на вырост, но бабушка была довольна: не скоро придется доставать новую. Рукава Лене пришлось подвернуть. Ветер всегда продувал свободно болтающуюся куртку насквозь. Дети, конечно, смеялись над Леной. Тем более что в рюкзаке у нее постоянно лежала толстая зеленая вязаная шапка из свалявшейся шерсти. Это был самый первый опыт Лены в вязании, бабушка принесла откуда-то старый шерстяной свитер (с той же помойки, наверно), велела его распустить, шерсть выстирать, смотать и учиться вязать шапки. И то, что Лена связала себе, а потом и маме, бабушка в наказание велела им носить: наработали, сами и расхлебывайте.
– Нечего вам красоваться, двум уродкам, все равно замуж вас никто не возьмет, нищенок, а просто так, бесплатно крутить юбками я не позволю, нет! Хватит!
Бедная Лена надевала шапку на косичку только при выходе из дома, под критическим взглядом бабушки, а уже на лестнице снимала свой зеленый кошмар и прятала в рюкзак.
Мама же это безобразие безропотно носила. Может быть, ей нравилось, что шапку для нее связала дочка. Или вообще она не хотела хорошо выглядеть, после того как исчез из жизни ее муж.
Теперь, отойдя от своего дома на порядочное расстояние, Лена подумала: сейчас я погуляю и вернусь домой в конце уроков, бабушке ничего не скажу, а ночью отрежу косу, пусть продает ее, уже двадцать сантиметров есть. И остригусь сама совсем коротко, и тогда в школе меня перестанут дергать за волосы. Лучше бы налысо, но не получится.
Она долго ходила под мелким дождиком, мерзла, забредала погреться в магазины, но быстро оттуда уходила: на нее, как ей казалось, внимательно смотрели все взрослые – как же так, дети должны быть в школе, а эта прогуливает!
Она очень хотела есть, утром мамы не было, она уехала чуть ли не на рассвете, и на кухне не осталось ровно ничего из еды. Бабушка все съела сама. Только в раковине громоздилась грязная посуда.
Бабушка, ковыряя спичкой в зубах, сидела у телевизора, заранее раздраженная.
– Что ты тут шляешься, шлюха, опоздаешь! – завопила она. – Хорошей палки захотела!
Лена быстро умылась и ушла в школу без завтрака. Так что теперь в животе у нее подвывало. И вдруг по дороге ей попался «Макдоналдс», куда она никогда раньше не осмеливалась заходить, да и возможности не было.
А тут Лена увидела большую букву «М», очень вкусно запахло жареным, и Лена решила: будь что будет! Живот просто прилип к спине, есть хотелось страшно.
Все ее одноклассники отмечали тут свои дни рождения и потом весело вспоминали, как вчера было. Только Лене нечего было сказать.
Она подумала: а вдруг кто-нибудь не доест булочку? И оставит ее лежать?
С этими мыслями она робко шагнула в дверь и остановилась между столиками. В это раннее время только редкие посетители сидели и жевали в разных углах зала. На Лену сразу стали выжидательно смотреть стоящие за прилавком продавцы в кепках.
И ни одной булочки не было видно.
Лена быстро вышла на холод, пока не выгнали.
Она стояла за дверьми, понурившись. Куда теперь идти? В метро без денег не пустят. В какой-нибудь большой магазин, чтобы все опять на нее строго смотрели, почему она не в школе? И тут к ней подошел немолодой дяденька и сказал:
– Ты чего тут одна? Угостить тебя? Я могу. Я из благотворительного комитета, мы кормим ребят бесплатно.
Лена растерялась и не ответила.
Дяденька говорил быстро и неразборчиво.
– Но только надо со мной съездить в комитет и написать заявление, а то меня по головке не погладят! Скажут, сам съел, а другим приписал, хи-хи-хи. Я на машине. Вон видишь, две девочки стоят, я их уже несколько раз кормил. Но нам надо кормить не одних и тех же, правда? Да? Да ведь?
Лена невольно кивнула.
– Нам надо всех кормить, кто хочет есть, правда? Ты ведь хочешь есть? Да?
Лена пожала плечами.
– Не стесняйся. У меня тоже была дочка, но она ушла из дому. Теперь я собираю вокруг себя других детей. В память о ней.
Вот это Лена поняла. У нее у самой пропал отец. Она даже подняла голову и поглядела на дяденьку. У него были толстые щеки, утиный нос и маленькие глазки, которыми он смотрел по сторонам. Он как будто кого-то искал или боялся.
Лена тоже посмотрела по сторонам. Действительно, около стоянки машин торчала какая-то девочка. А по другую сторону – два мальчика, один далеко от другого. Все они тоже как будто чего-то ждали.
– Они думают, что я поведу их кормить. Но я тебя сначала возьму, – сказал дяденька, не глядя на Лену. – Пошли. Я их недавно кормил, час назад, а они всё не уходят. Ждут, что я их угощу пирожками и какао! Ты хочешь сладких пирожков?
Лена опять пожала плечами.
– Слушай, какая у тебя хорошая косюля! – сказал дядя и, глядя в сторону, подергал Лену за бант. – Здесь ни у каких детей нет таких хороших блондинистых волос. А знаешь что! Давай мы будем тебя снимать в кино, а? Волосы мы тебе распустим… Красоточка будешь, а?
И он засмеялся, оглядываясь по сторонам.
– Купим тебе новую куртку… Будешь ходить как принцесса… Кроссовочки такие белые, большие, на подошве. Хочешь? Колготочки беленькие…
В это время раздался чей-то ядовитый голос:
– Ты че здесь опять роешь, кызёл?
Рядом оказались два других дяденьки, помоложе, в черных куртках и черных вязаных шапочках. Они жевали жвачку.
– Это не твое место, ты понял? Вали отсюда. Отпусти девку. Девка не твоя.
Дяденька рассмеялся:
– Ребята, да вы что? Да это моя племянница Ирка. Ее мать ищет уже с утра. А она опять сюда пришла. Ее тянет поесть, да, дурочка? Школу вон прогуливает, прогульщица. Ох, мать тебе задаст! Всё, Ирка, поехали домой, давно ты ремня не получала. Она живет на Новослободской, а ездит сюда, да? Ирка, не молчи. Ты ведь прогульщица у нас? Да? Сознавайся!
Лена вдруг пожала плечами:
– Да.
– Слышали? Попробуйте ее тронуть! В милицию позвоню про вас, чем вы тут занимаетесь! Пошли, дрянь маленькая. Тебе в школе надо быть. Ну какая шалава растет, ну ты глянь!
Дяденька вцепился в ее плечо и повел мимо тех двоих, которые жевали жвачку.
Она шла как будто в тумане. Дяденька всё понял, что она прогульщица. Все вокруг это поняли. Пришлось сознаться. Теперь ее ведут в какой-то комитет писать заявление. Про кино это он просто так сказал, чтобы отвлечь.
И не убежать. Те двое других, со жвачкой, догонят. Они тоже уже знают, что она прогуляла уроки.
Дяденька волок ее к стоящим впереди машинам. Лена шла как тряпичная кукла, не чувствуя ног. Таких как она арестовывают. Все кончено.
Вот он открыл заднюю дверцу машины. Впереди сидел какой-то толстый старик, он увидел садящуюся Лену и сказал щекастому дяденьке:
– А та? Вон та еще?
И он показал на девочку, которая маячила около стоянки с другой стороны.
Она, видимо, тоже была прогульщица.
– Хватит с тебя, – ответил дяденька, запихивая Лену подальше и усаживаясь рядом.
– Нет, нам нужно двух! Тебе было сказано, нет? С тобой поговорили уже? Еще хочешь?
– Да погоди ты, не лезь. Где у тебя бутылка?
– Там, в кармане за креслом сзади.
Голос у старика был хриплый, в машине пахло табаком, потом и какой-то кислой дрянью. Как будто кого-то тут тошнило.
Дяденька достал бутылку и выпил из нее несколько глотков. Потом он приставил горлышко ко рту Лены:
– Пей, шалава. – А сам продолжал: – Надо платить вовремя и как надо. А то договариваемся на одно, в результате получается шиш. Я бегаю, работаю, а платишь сколько? А сколько навариваете? Да пей ты, отрава! – закричал он на Лену и стал тыкать стеклом ей в стиснутые зубы. Из бутылки лилось прямо на куртку и за воротник. Какой-то ядовитый, душный запах шел от этой жидкости.
Старик пробурчал:
– Заказали двух! И вон же есть вторая!
Дяденька на момент отвлекся, из бутылки полилось Лене на ноги. Она дернулась, стала отодвигаться в угол.
– Да пей ты, шкода маленькая!
Он схватил ее за косу и больно дернул, задрав ей голову подбородком вверх, и стал лить из бутылки прямо в закрытый рот, жидкость попала ей в ноздри, все обожгла, как йод, Лена начала кашлять, задыхаться, отворачиваться. Но дядька крепко держал ее за косу, приговаривая:
– Пей, дура. А ты что, дед, не видишь, что ту девку пасут вон там двое амбалов? Они уже ко мне подходили. Я с ними не боец.
Дядька отвлекся на разговор со стариком. Лена уже не сопротивлялась, бутылка стучала ей о зубы, но Лена догадалась, схватила губами горлышко бутылки и заткнула его языком. Так можно было дышать. Язык пекло как огнем.
– Ну так мальчишку того веди сюда, – прохрипел старик и закашлялся.
– А! Они и его тоже пасут! Хитрый ты. Сам и веди.
– Да покажи им нож. У тебя ведь есть.
– У них-то что, нет ножа?
– Заказ был на двоих, понял? – сказал старик. – С тебя три шкуры сдерут.
– Так, сюда уже идут. Все, надо ехать. – И тут дяденька поднял бутылку, оценивающе поглядел на нее и отпустил косу Лены:
– Ну, сто грамм она приняла. Всё. Пока хватит. Лена согнулась, положила голову на колени.
И дяденька полез на переднее сиденье к рулю.
Но к машине уже подошли те двое жующих жвачку, в черных куртках и шапочках. Один из них пнул ногой по дверце:
– Открывай, побазарим.
– Ты, идиот форменный, – захрипел старик, – быстрее едем!
Пока толстый дяденька с трудом пропихивался к рулю, один из тех, кто жевал жвачку у машины, вдруг достал газету, развернул ее, разделил на две и старательно накрыл двумя листами все ветровое стекло. Уголки он приклеил жвачкой, это было видно.
Старик выругался. Так же дяденьки поступили и с боковыми стеклами.
В машине стемнело. Ничего было не разглядеть. Забравшийся на место водителя толстый дяденька завел мотор. Но снаружи стали шуровать в замке дверцы чем-то железным.
– У них отмычка, всё. Вызывай милицию, – закричал дяденька.
– Какая милиция, куда я ее вызову с пьяной девочкой в машине? От нее водкой несет! – рявкнул старик. – Езжай наобум лазаря! Наезжай на них! Дави! Газеты упадут!
Дяденька тронул машину, она поехала, и тут же раздался металлический скрежет.
– О, въехали, – прохрипел старик, – теперь всё. Снаружи сыпались удары и раздавалась ругань.
– Щас вызываем патруль, – крикнули снаружи. – Вот с вами разберутся, педофилы!
– Выпусти ее, – сказал старик, – пусть катится. Она ихняя. Отдай им. Но ты свое не получишь, понял? Ничего не получишь.
Толстый дяденька извернулся, приоткрыл Лене заднюю дверь и тихо сказал:
– Беги отсюда быстро, катись, а то они тебя разрежут на куски. Пригнись и уматывай.
Он схватил Лену за косу и сильно толкнул ее вниз, в приоткрытую дверцу. Она, собравшись в комок, вывалилась в узкую щель и оказалась между двумя машинами, упала на асфальт, ободрала себе ладони, но тут же легла. Тем временем дверца тихо защелкнулась, причем на Лену сверху шлепнулся рюкзак.
Она подхватила его и поползла под днище соседней машины. Там ей пришлось немного полежать, отдышаться.
Потом Лена, извиваясь на животе как змейка, выползла с другой стороны и опять нырнула под следующую машину. Но тут она уже выбралась сзади, там, где было ограждение стоянки, потому что с этой стороны ее не было видно тем двоим, жевавшим жвачку.
Здесь она уже открыто перепрыгнула какой-то барьер и помчалась через шоссе, таща рюкзак в руке – надевать его было некогда. Она летела как вихрь, проскакивала перед идущими машинами, ей гудели, от нее с визгом уворачивались.
Наконец она добежала до другой стороны проспекта и влетела во двор какого-то дома.
Все подъезды были заперты. Только вдали виднелась приоткрытая стеклянная дверь подвального магазинчика.
Лена вошла туда, со свистом дыша, надела рюкзак, спустилась по лестнице, тревожно оглядываясь, не бегут ли за ней, нет ли топота по ступеням.
Продавщица подняла голову, принюхалась и испуганно смотрела на Лену, широко открыв глаза.
В стеклянной дверце холодильного шкафа, где у продавщицы хранились бутылки с водой, Лена смутно увидела себя – лицо, куртка и руки в маслянистых черных пятнах, волосы торчат как у ведьмы, лента потерялась, коса расплелась.
Лена сказала:
– Извините!
И поднялась во двор. Там она поставила рюкзак на скамейку, зачерпнула воды из лужи, протерла лицо, руки.
Потом сняла грязную куртку, вытерла лицо подолом майки, подумала и надела куртку навыворот. У куртки была подкладка коричневого цвета, правда, вся в темных потеках, но можно было притвориться, что так и полагается.
После этого Лена пятерней причесалась, порылась и нашла свою дурацкую шапку, напялила ее и затем, завязав шнурки на почерневших от машинного масла кроссовках, тронулась с места.
Дальше она действовала с умом, на проезжую часть больше не выходила, а шла по мокрому газону. На каком-то повороте ей встретилась девушка, и Лена хрипло спросила ее, где метро.
Девушка объяснила, тоже невольно принюхиваясь и хмуря брови. Еще бы! От куртки сильно пахло!
– А как это метро называется? – не отставала Лена, понимая, что человеку неприятно с ней разговаривать. Но что было делать!
Девушка, поморщившись, ответила и ушла. Оказалось, что совсем рядом родное, свое метро. Только это был другой выход. Пришлось перебираться через шоссе еще раз, но уже вместе с другими пешеходами, под светофором. Лена, правда, пряталась за спинами, зорко глядя в сторону далекого «Макдоналдса».
Наконец она добралась до подъезда, заклиная в душе, чтобы мамочка уже была дома.
Девочка немного постояла под дверью, прислушиваясь. Вот привычно заорала бабушка:
– Ах ты, гадина! Сколько потратила! Убью! – Грохот.
– Вот тебе. Вот тебе.
Лена звонила и звонила в дверь.
Слава богу, мама вернулась.
Открыла, конечно, бабушка. Она потянула ноздрями воздух.
– Водку ты уже пила, – бесцветно сказала она. – Всё. Ну что, люди, знайте, за что убивают. Под мужиком побывала. Куртка шиворот-навыворот. Она стащила с Лены шапку.
– Волосы… Где коса? Косы, что, нет? Вся встрёпана. Я ее берегла. Я за ней следила. Иди, иди сюда. Я за себя не отвечаю. Я в подавленном состоянии. Я убью, мне ничего не будет. Я надеялась тебя продать за очень большие деньги. Замуж рано, но объявлений много было. Я бы окупила всё. Теперь что. Иди сюда.
И она схватила Лену за волосы, нагнула ей голову и с силой ударила коленом по лицу.
Лена упала. Бабушка начала ее бить ногами, норовя попасть по голове, и вопила при этом, четко произнося матерные слова.
Лена загораживалась локтями. Ей не было страшно у себя дома. Но почему-то не было слышно маму. Зазвонил телефон.
– Подойди! – рявкнула бабушка в сторону кухни. Но телефон все звонил.
Бабушка бросила Лену, задыхаясь, пошла и подняла трубку.
– А? Че? Да пошла ты! – И бабушка, выругавшись, вернулась. – Еще будут указывать, что мне в своем доме кричать и кого бить, а кого не бить. А милицию я не пущу.
Стояла тишина. Мама не появлялась. Бабушка опять исчезла и почему-то затихла. Лена полежала еще немного и встала. Посмотрела на себя в зеркало. Улыбнулась себе: «Грязное лицо, но я дома».
Сняла с себя куртку и кроссовки. Пошла в ванную, стащила с себя все мокрое и вонючее, замочила в тазике, приняла душ, переоделась в халатик, умылась, причесалась.
На цыпочках проследовала в комнату, хотела лечь на диван и вдруг оглянулась и вздрогнула.
В дверях тихо стояла бабушка, покачивая головой и скорбно глядя на пол. Это было на нее не похоже.
– Ты мне сейчас поможешь, я одна не справлюсь, – сказала она. – Я, кажется, убила Таньку.
Лена пошла на кухню, не чуя под собой ног. Они двигались как ватные.
Там на полу по диагонали, занимая собой все пространство, лежала мама. Она как будто увеличилась. Голова ее была в крови, рот открыт.
Бабушка нагнулась, потрогала шею мамы Тани и выпрямилась.
– Сковородкой, – пожав плечами, сказала бабушка. – Кто же знал. В состоянии аффекта. Эта история с банком нас всех, вкладчиков, доконала. Меня посадят, тебя сдадут в детский дом. Квартиры обе отберут. Я выйду из зоны, тебя выпустят из детского дома, мы будем бомжевать на вокзале. Так не лучше ли так: давай отнесем ее на балкон и скинем вниз, как будто она сама бросилась.
Она взяла за руки труп и попыталась его потащить. Не получилось. Мама Таня была слишком тяжелая.
– Ну что ты стоишь как истукан? Помогай!
– Не буду, – ответила Лена.
– Ну я тогда и тебя убью, мне не все ли равно, – вяло сказала бабушка и повернулась к столу, где лежал нож.
Потом, держа в руке нож, она перешагнула через лежащее тело.
– Можешь кричать. Я тебя убью. Я и твоего отца отдала в рабство, он сейчас далеко, я ему дала снотворного, усыпила, и его увезли, он сидит в яме в одном ауле. Я сказала, что за него дадут большой выкуп. У меня и счет есть, куда переводить деньги. И никто его не выкупит! Никто! Скоро пройдет срок, это год, ему отрежут голову и пришлют сюда посылку, я договорилась. Мы докажем, что он погиб. И его квартира будет моя! Потому что я скажу, что тебя убила твоя мать и угрожала мне, а я защищалась! Самозащита. Но сначала я отрежу тебе косу. Чего пропадать добру.
Бабушка подошла к Лене с ножом, обхватила ее локтем за шею и стала ножом пилить ей волосы.
Но почему-то вдруг отпустила ее. Потому что было слышно, как Яшка прыгает вниз, а потом вдруг раздался тяжелый грохот, треск и гром. И из маленькой спальни пулей выскочил кот. Бабушка кинулась туда, Лена пошла за ней.
Это тяжелая полка сорвалась со стены, она лежала на подушках, а острым углом торчала на полу, вся разбитая, разъехавшаяся, и из полки высыпались на пол доллары, они веером валялись повсюду, на тахте, на ковре.
Бабушка торопливо кинулась их собирать, оглянулась на Лену, что-то крикнула вроде «иди-иди отсюда» и вдруг ткнулась головой в пол, как будто поклонилась кому-то невидимому.
Лена побрела на кухню, присела на пол около мамы, стала дуть ей в лицо, уговаривать, плакать, тереть ей руки, целовать в носик.
Кот тоже подобрался, начал лизать руку, которая его всегда гладила и кормила.
И тут мама Таня открыла глаза, застонала, села. Добрела до маленькой спальни, пощупала пульс у своей скрюченной матери.
Лена тем временем вымыла пол в кухне. Мама дошла до телефона, вызвала «Скорую».
Лена же собрала деньги с пола и тахты, сложила их в бабушкину сумку.
Приехал врач, маму перевязали, а бабушку увезли с диагнозом «инсульт».
Через месяц вернулся папа. Мама Таня поехала его искать, ориентируясь на почтовый штемпель, одинаковый на всех пяти конвертах, которые нашлись у бабушки в столе.
Мама Таня написала этим людям по адресу, указанному на конверте – «До востребования» – и встретилась с ними в районном городке. Оказалось, что они и есть та самая семья, у которой он сидел в подвале.
Они сказали, что купили этого человека у его матери, она его продала и сказала, что за него еще заплатят выкуп, и гораздо больше, а если не заплатят, то через год надо у него отрезать голову и прислать в посылке. И что они ждали почти год и кормили-поили его. Чем дольше ждали, тем жальче было отрубать голову, столько было долларов затрачено!
Мама Таня отдала деньги за своего мужа и увезла его.
А потом мама Таня забрала из больницы строгую бабушку.
Старушка стала как маленький ребенок, ела с ложечки, ничего не говорила, почти не ходила, исхудала, только улыбалась. Ее было жалко. Она превратилась в добрую старушку, только ничего не могла сказать. Может быть (думала девочка), из нее выскочила злая колдунья, оставив вместо себя малого ребенка.
Все события того дня, все то, что произошло тогда, Лена почти не вспоминает. В «Макдоналдс» не ходит никогда.
Но стрижется она всегда очень коротко.
Они вчетвером переехали обратно, в свой прежний дом, девочка пошла в старую школу, где ее радостно встретили: да как выросла, да какая стала умная.
Одноклассники ее уважают, может быть, потому, что суровая Лена никого из них не боится, но ко всем относится хорошо.
Она не хочет стать такой же, какой была бабушка.
