Ози и Эрнст возвращались к доброму томми кружным путем, вдоль Эльбы.
– Почему ты не прикончил зверюгу? – спросил Эрнст. – Ты же мог.
Это правда. Ози видел Зверя в оптический прицел и держал палец на спусковом крючке своей винтовки Мосина-Нагана, твердо прижав приклад к плечу, как показывал ему Берти. Они крались по парку как настоящие охотники, бесшумно ступая на полусогнутых ногах, выискивая фазана, когда прямо перед собой увидели черную пантеру, склонившуюся над мертвой ланью. Она рвала мясо, и мышцы на ее шее мелко подрагивали. Ози видел зубы, вылитые клавиши пианино, черный мех, точно дорогая дамская шуба, глаза-изумруды.
– Давай же! – прошептал Эрнст. – Чего ждешь?
Ози легко пристрелил бы ее, но просто не мог этого сделать, а огромная кошка вдруг подняла голову, глянула на него и исчезла.
Ози пожал плечами:
– Не знаю. Не могу объяснить. – И в сотый раз отмахнулся от осаждавших их мух.
– Говорю тебе, нас ждет тысячелетие мух. Эти твари захватили город. И им все сгодится. Муха может реквизировать кучку дерьма, пригласить туда всю свою семейку и родственников и назвать это домом.
– Я уже скучаю по снегу, – сказал Эрнст. – По крайней мере, не так воняло.
Они подошли к излучине руки, к тому месту, где Ози рассеял с мостков пепел матери. Хотел бы он знать, где она сейчас. Она может быть в Куксхафене. Гельголанде. Зильте. Кто скажет, куда, если дать ей волю, унесет тебя река. Если, конечно, не застряла у грязного берега Грюнендайха, где ее склюют на завтрак какие-нибудь паршивые жирные вороны. Был момент, когда ветер дунул пеплом ему на сапоги и в рот, и Ози подумал, что лучше бы разбросал ее над развалинами Хаммербрука или развеял над лужайками Йенишпарка. Но потом вспомнил, что она всегда говорила: “Я бы хотела жить у реки”. Поэтому он дождался, когда ветер стихнет, зачерпнул из железной коробки из-под печенья и рассыпал пепел. В этот раз он осел, как снежные хлопья, на воды Эльбы и поплыл на запад, к морю.
Когда дом был совсем близко, Эрнст занервничал:
– Думаешь, стоит? Может, лучше не надо, а? Эдмунд наш друг. Он всегда давал нам сигареты. Может, нас полиция ищет.
– Пройдем между деревьями, тихо и незаметно. Как Зверь.
Они повернули от реки, пересекли парк, перебегая от дерева к дереву, пока не оказались напротив ворот дома. Там они залезли на дерево, чтобы лучше видеть через забор. Ози заранее снял с винтовки цейссовскую оптику и теперь вытащил трубу из кармана и наставил на дом.
– Видишь его? – спросил Эрнст.
Старая машина фюрера больше не стояла на подъездной дорожке. И флаг томми больше не развевался на флагштоке. Не было видно ни Эдмунда, ни полковника, ни полковничьей жены. Ни следа.
– Не вижу никого из томми.
– Может, уехали к себе домой, – предположил Эрнст. – Наверное, сидят где-нибудь у Белых скал Виндзора и отпускают шуточки про яйца Гитлера.
От этой мысли Ози стало очень-очень грустно, и не только потому, что ему были нужны сигареты. Он продолжал изучать дом и двор, надеясь заприметить друга – или кого-нибудь из добрых томми.
В окне на первом этаже что-то мелькнуло. Он подкрутил линзы и увидел ноги стоящего на стремянке мужчины. Отец девчонки Берти делал что-то на стене – похоже, вешал картину. Ози еще немного понаблюдал за ним, потом продолжил осмотр: окно – стена – окно – сад. В кресле, повернутом к реке, сидела женщина. Она трудилась над чем-то с иголкой и ниткой, но над чем, видно не было.
– Ну, что там?
– Там женщина. Но это не Mutti Эдмунда. На вид ничего, хоть и не Марлен Ди.
– Кто-то идет через сад, – предупредил Эрнст. – Какая-то толстуха.
– Девчонка Берти. – Ози вгляделся. – Зачем-то ей мяч под юбку засунули.
– Чего?
Ози опустил окуляр:
– Девчонка Берти будет Mutti.
Отдав окуляр Эрнсту, Ози продолжил наблюдать за сценой. Он думал о брате. Вот бы ему узнать.
– Опять кто-то идет, – сообщил Эрнст.
Ози увидел отца девчонки Берти, тот шел через сад, неся поднос с кофе и печеньем. Он поставил поднос на садовый столик и выдвинул стул рядом с женщиной. Сказал ей что-то и взял за руку.
– Может, в другой раз придем? – спросил Эрнст. – Ози? Чего скажешь?
– Давай подождем еще, – ответил Ози. – Хочу посмотреть, чего тут будет.