Нулевой уровень Европейского Купола». Трущобы. 33 минуты до нападения.

— Смешно… — в наступившей тишине сказал Логус.

— Что смешно? — спросил Керк. Он, прищурившись, рассматривал комнату. После цветового разнообразия визуализатора стало особенно заметно, как потемнело в помещении.

— Смешно? — Логус удивленно посмотрел вокруг. — Я сказал, смешно?

— Ну да… — неуверенно, после некоторой паузы, произнес кибер.

Логус опустил голову, помотал ею из стороны в сторону, словно отгоняя невидимых насекомых.

— Ненавижу быть ведущим, — пробормотал он. — Что я сказать хотел… Ах да! Смешно, что подобные истории рассказываются до сих пор. О том времени сохранилось едва ли сорок процентов информации. Причем большая ее часть — это россказни, байки, выдумки, которые почему-то пышно именуются гипотезами. Что мы знаем о быте тех, кто жил несколько столетий назад? Ни черта! Зато каждый десятый способен выдать вам какое-нибудь творение о том времени, про какого-нибудь антисоциального типа, убийцу, наркомана, маньяка, извращенца. Но самое смешное, конечно, не это. Глупо то, что все это пользуется популярностью, как будто мы все еще те… Тогдашние люди.

— А кто сказал, что это не так? — спросил, Макс.

Монах вопросительно посмотрел на него.

— Ты можешь сказать, чем мы отличаемся от тех людей?

— В каком смысле? — Логус подозрительно посмотрел на Макса. — Если ты имеешь в виду биологически…

— Нет, нет, — Макс помотал головой и улыбнулся. — Это был бы слишком дешевый ход. Я хочу сказать, что мы вообще ничем не отличаемся от тех людей, которые жили сто и больше лет назад.

В наступившем молчании было слышно, как журчит на лестнице вода, как равномерный стук дождя ни с того ни с сего сбивается со своего унылого ритма.

— Конечно, — продолжал Макс. — Мы чуть-чуть продвинули технологию, мы построили, точнее, были вынуждены построить купола над городами…

— Вынуждены? — спросил кибер. Макс криво усмехнулся:

— Вынуждены, вынуждены… Снаружи жизни нет. — Он развел руками. — Теперь нет. И уже не первым поколением людей это воспринимается как должное. Многие даже считают, что купола были всегда. Точнее, не многие, а все, за редким исключением, считают так.

— Да ну, бред… — Кибер махнул рукой.

— Неужели? Нет, конечно, в серьезном разговоре любой, кого ты выдернешь из толпы, расскажет тебе о том, как были построены континентальные купола, какие технологии позволили совершить такой титанический скачок в развитии цивилизации, как и где были заложены памятные доски, информационные плиты… Каждый тебе расскажет, какой сплав применялся в той или иной конструкции. Все эти знания даются маленькой библиотечкой, внедряемой с помощью несложной операции в основание черепа. Так что в теории все знают о куполах и о мире снаружи все. Правда, широкие массы не знают другого, например, как поклоняются тем самым информационным панелям… Просто поклоняются, как чему-то запредельному. Кто из вас знает про культ Купола? Никто? Это странно, потому что в этой секте состоит чуть ли не шестьдесят процентов верующих людей. Стоит копнуть чуть-чуть, самую малость, в глубину сознания, и вы поймете, что все считают купола Вечными, а существование других куполов и анклавов признается иногда с оговорками как трудно доказуемая гипотеза.

«Бред какой-то», — хотел сказать Керк, но вдруг вспомнил нечто, что заставило его проглотить готовые сорваться с языка слова.

Ему вспомнилось, как однажды, болтаясь, по обыкновению, в виртуальности, он был вынужден экстренно выйти из общей зоны в локальную. Потому что испытал сильнейший шок, когда, общаясь с неким пользователем, вдруг понял, что тот совсем не из другого квартала, района или даже уровня, а вообще из другого купола, кажется, из Островного Анклава. Мир вокруг внезапно сделался невыносимо огромным, и Керк тогда долго боялся снова выйти в виртуальность и даже на некоторое время прекратил любые контакты с другими людьми.

— В этом контексте меня совершенно не удивляет такое длительное существование историй типа тех, которыми мы тут развлекаемся, — развел руками Макс. — Человек должен иметь что-то для укрепления веры. А если ничего подобного нет, то образуется вакуум, который заполняется чем угодно. Сейчас это еще рассказы, еще развлечение… Но подождите, то, что мы с вами тут рассказываем, скоро станет легендой! Апокрифической сказкой! О том, чего никогда не было. О времени без куполов, когда жили сказочные герои и коварные злодеи.

— Ты говоришь о регрессе, — сказал Логус.

— А ты думаешь, что добровольно забраться в каменный панцирь — это прогресс? — Макс удивленно поднял брови.

— Ты не можешь отрицать технологического скачка, не можешь отрицать того, что купола — это лишь отражение очередного витка технологической революции. Если человек движется вперед, то он должен быть готов заплатить ту цену, которую от него потребуют.

Логус говорил так, будто вел такой спор уже давно и просто проговаривал заранее приготовленные ответы. — То, что можно увидеть на дне, совсем не то, что существует на верхних уровнях. А это, как ты знаешь, и определяет все. Многоуровневая цивилизация имеет гораздо больше преимуществ, потому что расслоение, естественное для любого общества, тут видно явно, острее очерчено, что позволяет избежать ненужных эксцессов. Со дна невозможно увидеть перспективу, но на дне это и не нужно. Все, что ты видел, это задворки цивилизации, придонный ил. Достаточно подняться выше, чтобы понять: все, что здесь происходит, — это просто слабый свет, исходящий от мусорной кучи, когда та начинает гнить.

Макс засмеялся:

— А что ты мне предлагаешь увидеть наверху, монах? Что-нибудь, чего я еще не видел? Не знаю, понял ты сразу или нет, но верхние уровни — это мое обыкновенное место обитания. И ничего разительно отличающегося от здешней жизни я там не нахожу. Ты говоришь о технологии, о технологической революции… А ее нет. Нет никакого рывка, нет никакого скачка. Есть только медленное движение вперед по инерции. Купол, виртуальность, многоуровневая цивилизация… Это всего лишь развитие тех идей, которые были привиты нам несколько веков назад. За последние сто лет не было сделано ни одного существенного открытия, ничего хотя бы отдаленно напоминающего прорыв. Только переработка старья… И то, что ты сказал, только подтверждает мои слова о том, что человечество завершает свое медленное качение… НТР — мертва.

— И чем же я подтвердил твои теории?

— Тем, что ты уже готов обожествить ту жизнь, которой не видел, — сказал Макс.

— Не понял, — холодно сказал Логус.

— Верхние уровни для тебя… как сладкая мечта, обожествленная неудовлетворенным желанием.

Логус молчал.

— В твоем теле установлен красный ограничитель. Я не знаю, что и как давно ты натворил, но тебе запрещен доступ на любые этажи. И даже на дне ты — нелегал.

— Откуда узнал? — Логус был на удивление спокоен. Керк подумал, что монах получил «красный» статус довольно давно и успел свыкнуться с этим. На «дне» быть «красным» не значило ровным счетом ничего. Ниже уже не упадешь, и патруль таких даже не трогает, помня о том, что даже крыса, загнанная в угол, становится опасной.

— Почувствовал, — пожал плечами Макс. — Ты думаешь, что только Гончим нужно время, чтобы привести себя в состояние готовности?

Логус медленно помотал головой, а потом, указав пальцем на Макса, сказал уверенно:

— Ты из повстанцев.

— Это заявление трудно доказать и нелегко опровергнуть, — пожал плечами Макс. — Даже если и так, что это меняет? Если ты считаешь, что из-за этого мои слова становятся менее справедливыми, то ты ошибаешься. Я видел все уровни этой реальности, я жил на всех этажах, исключая разве что высший. Там нет ничего, что внушало бы хоть какую-нибудь надежду. Чем выше ты забираешься, тем в большее рабство попадаешь. Свобода в наше время ассоциируется только с еще большими благами технологии.

— И что в этом плохого?

— Наверное, ничего, если считать нормой, скажем, «овощные этажи». Если кто-то не слышал об этом, то я опишу… Это такие уровни наверху. Относительно небольшие, очень комфортабельные. Попасть на территорию этих этажей живому человеку, не связанному с правительством или силами правопорядка, можно только с особого разрешения хозяев этажа. Нарушителю — смерть, об этом говорится сразу у ворот. Эти платформы называют «овощными» потому, что люди там растут. Люди в этой зоне, а их там ограниченное количество, живут в камерах, где поддерживается режим облегченной гравитации. В этих боксах они находятся всегда. С самого рождения. Таково правило, нарушивший его — умирает. Просто потому, что он не способен к обычному существованию. Не стоит думать, что жизнь «овощей» темна и безрадостна. Эти люди ведут очень напряженную жизнь. Они играют на бирже, они управляют фирмами, они висят в виртуальном пространстве, они смотрят через видеокамеры. Никто не может сказать, что их нет! Они есть! Они еще как есть! По большей части именно от этих людей, запертых в своих комфортабельных гробах, зависит экономика нашего купола, его стратегические оборонные силы, его движение вперед… Ни в коем случае нельзя считать, что «овощи» несчастливы или живут так по принуждению. Они чувствуют себя великолепно, потому что вся электронная начинка платформ работает на них. По большому счету их возможности гораздо шире, чем возможности обычного человека.

— Это частный случай… — начал было Логус, но Макс его прервал:

— Нет-нет, не стоит питать таких иллюзий. И это совсем не новая мода или, того глупее, новая форма существования человечества. Это регресс. Обыкновенная деградация.

Логус снова открыл рот, но на сей раз ему не дал договорить кибер.

— И что же делать? Я так понял, что ты из тех, кому не по душе все это… Что ты предлагаешь?

Керк смотрел на Макса и понимал, что тот ничего не сможет ответить.

Неожиданно на помощь Максу пришел Логус.

— Он тебе ничего не ответит, — сказал монах тихо. — Не важно, повстанец он или нет, он не ответит, потому что не знает. Или знает, но его язык не поворачивается сказать такое.

— А твой?

Логус медленно наклонился и поднял валяющийся обруч.

— Просто выхода нет, — сказал Макс. — Нет, и все. Любое изменение ведет к краху, так или иначе. Может быть, тихое угасание, может быть, кровавая бойня, может быть, тошнотворная, постыдная агония. Любой конец — это конец. Продолжения у нас, кажется, больше нет.

Кибер поморщился:

— Так какого же хрена ты развел тут эту бодягу? Какой смысл быть повстанцем, если ты не в состоянии даже представить выход из всего этого?

— А я и не говорил, что я повстанец… — Макс осторожно вертел в руках обруч-эмиттер. — Я делаю то, что я делаю. Не больше. И еще я не даю вам спокойно умереть.

— Бэньши… — сказал Керк.

— Что?

— Это называется «бэньши». Или «бэньши-мания»… Кто-то в виртуальности говорил об этом. У людей, которые часто перемещаются между уровнями, развивается «бэньши-мания». Я не знаю, почему это так называется, просто какой-то высоколобый делал доклад на эту тему. К вопросу об ужесточении межуровневого контроля, мол, не надо слишком много людям с этажа на этаж шастать… Что-то там еще про способности мозга к адаптации… Не помню всего. Но слово засело прочно, потому что какое-то странное. — Керк беспомощно посмотрел на сидящих вокруг, он вдруг ощутил неловкость.

— «Плакальщик»… — кивнул Логус. — Это еще называется «плакальщик». Не в смысле тот, кто плачет, а тот, кто оплакивает.

— А есть разница? — вдруг подала голос Циркуль.

— Большая, — коротко сказал Логус.

Все замолчали. Керк обвел взглядом помещение, старательно избегая смотреть на часы. Казалось, что каждая секунда, утекающая в никуда, обвиняет, требует чего-то. То, что его жизнь не представляет из себя ничего особенного и прожита в большей своей части в борьбе за элементарное существование, Керк знал всегда. Может быть, не обращал на это внимания, игнорировал, но знал. Однако никогда это не ощущалось так остро и болезненно, как сегодня, сейчас. В комнате не хватало воздуха, по телу пробегала нервная дрожь. Керк стиснул пистолет. Оружие безразлично врезалось в ладонь. Очень захотелось сделать что-нибудь. В горле вдруг начал расти комок, шершавый и колючий. И когда Керк уже готов был закричать, его взгляд упал на девушку. Циркуль мирно спала, положив голову киберу на колени. Тот накинул на нее свою куртку и, задрав голову, не мигая, смотрел в потолок. Шумела вода, стекая по ступеням лестницы.

— Как она может спать?.. — ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Керк сдавленным голосом.

Кибер пожал плечами:

— Как-то может. Она и Хесус, наверное, самые счастливые люди в нашей компании. Это единственно правильное решение, один черт, когда все начнется, будет уже не до сна. Уж лучше так… — И он снова вперил глаза в потолок.

Керк почувствовал, как рассасывается комок в горле и снижается нервный накал, отпускает напряжение. Вспомнилась где-то слышанная фраза: «Человек боится только выдуманной смерти…» Чем кончалось предложение, Керк не помнил, но знал, что чем-то важным… Только бы вспомнить…

— Ты тут говорил что-то про новую форму существования человечества… — обратился Керк к Максу. — Я вспомнил историю… У нас есть еще время, может быть?..

Макс удивленно поднял брови:

— Силен, ничего не скажешь. — Он кинул Керку передающий обруч. — Ну давай, время действительно имеется. Послушаем?

Остальные не возражали.