Этот парень, пожалуй, был интереснее других. Эдвардас – так его звали. Эдик. Лет двадцати пяти, не такой здоровенный, как многие качки на пляже, но по-особенному ловкий и красивый в движениях. "Может быть, даже не хуже Демида" – подумала Лека. Она невольно продолжала сравнивать всех с Демидом, даже пытаясь убедить себя, что свободна от его влияния и собирается заняться легким флиртом.

Дождь поливал третий день. Коробов превратился в окончательного зануду и лишь мычал, когда Лека пыталась оторвать его от сна, еды или чтения и вытащить на улицу. Возможно, он боялся растаять, как Бастинда, под дождичком, а может быть, на него напала сонная болезнь. А Ленке надоело сидеть дома. Она надела плащ-дождевик и отправилась гулять по пустым серым улицам. Ей нравилось бродить так, хлюпая промокшими туфлями по лужам, и представлять, что она – русалка, вышедшая на берег из соленой прохлады моря, чтобы найти своего доброго принца.

– Лена, здравствуйте… – Рука легла на ее плечо. Лека обернулась.

Да, это был он, Эдвард. Девушка чувствовала его присутствие уже полчаса – он шел за ней сзади и никак не мог решиться подойти. Лека не могла узнать, о чем он думает – он был литовцем и думал, соответственно, на литовском языке. Но Лека чувствовала общий его настрой – здесь была влюбленность – темно-вишневая и сладкая, как шоколадка с начинкой, и пульсирующие оранжевые сполохи эротического влечения, и синяя дымка смущения.

Лека молча улыбалась, вода текла по ее лицу, срываясь каплями с кончика носа. Ей нравился этот забавный высокий парень.

– Лена, извините, вы меня, наверно, не помните? – Эдик говорил с легким акцентом и это делало его еще более милым. – Мы с вами познакомились на пляже. Я тогда пытался угостить вас пивом, но вы почему-то не стали его пить. Это глупо так получилось. Вы, наверно, обиделись на меня тогда?

– Эдвардас. Тебя так зовут? – Лека отбросила со лба мокрую прядку волос. – Эдик. Я тебя помню. Ты меня боишься, да?

– Нет, ну почему же? Я просто… – Эдвард смущенно улыбнулся. – Вы такая красивая, Лена. Вы как фея леса – таинственная и какая-то… необычная. Я с вами говорю, а вы сейчас растаете в воздухе и я вас больше никогда не увижу. Может так быть?

– А феи бывают злыми?

– Бывают. Но вы – добрая. Вы чистый человек. Знаете, я могу это чувствовать… так… через душу. Я когда вас увидел, я обнаружил, что все время думаю о вас. Для меня это было маленькое счастье – каждый день приходить на пляж и издалека видеть вас. Простите. Но теперь дождь – и мне стало совсем плохо. Я никогда не думал, что такое со мной будет. Я просто стоял у вашего дома и ждал – может быть, вы выйдете?

– Так ты что, целый день вчера стоял? – Лека ужаснулась, представив, как бедный Эд подпирает дерево напротив ее окна, ежится от холода, и струйки дождя стекают ему за шиворот. – Надо было зайти к нам. Я так скучала вчера целый день! Я очень люблю гостей. Почему ты не зашел?

– Правда? – в глазах Эдварда вспыхнул голубой огонек. – Но я думал, что у вас и так есть много гостей. Русские, они всегда бывают в компании. Они очень общительные. Хотя слишком много все время пьют. Извините… – Эдик замялся. – И ваш муж… Он неправильно мог бы понять это.

– Демид мне не муж. – Лека грустно усмехнулась. – И думаю, никогда не будет мужем. Он хороший человек, хотя и кажется окружающим немного странным. Просто жизнь у него такая дурацкая, ненормальная… Давай не будем говорить о нем.

– Ой, – спохватился Эд, – почему вы без зонтика ходите? Вы промокли как ниточки…

– До ниточки, – поправила его Лека. – Со скамейки слезть не смог, весь до ниточки промок. А сам-то ты? Тоже зонтика нету.

– Да, правда. – Эд улыбнулся счастливой глупой улыбкой. – Вы, наверно, ужасно замерзли, Лена. Давайте я приглашу вас в одно очень хорошее место. Это недалеко. Приезжие туда редко ходят, это место никто не знает. Но это замечательное место, вы будете вспоминать его, как настоящую прибалтийскую сказку. Пойдете?

– Ага. – Лека отдала Эдварду сумочку, в которой было, наверно, литра два воды. – Еще немного, и я утону в этом дожде. Слушай, зови меня на ты, ладно? А то мне как-то не по себе. Мы ведь с тобой друзья?

– Мы друзья… – как эхо, отозвался Эд.

– Valgicla, – прочитала вывеску Лека. – Это что, столовая? Я знаю это слово.

– Да, тут есть столовая. Но мы идем немножко в другое место.

Они прошли мимо пустых столов, через полутемную безлюдную кухню, и спустились по узкой каменной лесенке. Здесь был подвал с кирпичным стрельчатым потолком, а около полукруглой дубовой двери висел колокольчик. Эдвард дернул за шнурок и колокольчик откликнулся тусклым латунным голосом.

– Кто то ест? – Дверь приоткрылась и появилась рыжая голова. – О, Эдвар с ладной пани! Як то добже же це спотыкам! Проше, проше!

– Хельмут, это Лена.

Лека посмотрела себе под ноги и смутилась. Ручьи текли с ее плаща и образовали темные лужицы на полу. Рыжий поцеловал Леке ручку и посмотрел на нее взглядом опытного сердцееда. Было ему лет сорок пять, и выглядел он, как повар при дворе короля Жигмонда – белый фартук на грузноватом теле, белая манишка с двумя рядами черных пуговок, засученные рукава, обнажающие большие мясистые руки, поросшие волосами оранжевого цвета. Он был очень галантен и хитер, этот рыжий Хельмут.

– Прошу тутай. Чим можна пани служиць?

– Слушай, Хел, говори по-русски, а? – Эдвард шутливо толкнул кулаком Хельмута в плечо. – Хочешь очаровать пани своим змеиным шипением? Мы, конечно, знаем, что польский – великий и могучий язык, но мы его в школе не учили.

– Окей, – сказал Хельмут. – Велкам ту май плейс. Сит даун энд… ну в общем, будьте как дома. – Он махнул рукой и скрылся за занавеской позади высокой стойки, отделанной ясенем.

Лека оглянулась. В самом деле, это было очень милое заведение. Даже не желтые деревянные столы и стулья, украшенные нехитрой резьбой, и не стены из аккуратного красного кирпича создавали уют. Сама атмосфера кабачка, со вкусным и домашним запахом жареного лука, с тихой музыкой, предрасполагала к расслаблению и отдыху. Лека села и спрятала мокрые ноги под стул.

– Слушай, Эдвард… Мы тут все зальем и испачкаем. Я же мокрая, хоть выжимай.

– О, это – не проблема, – улыбнулся Эд. – Мы высушим твою одежду. – Он крикнул что-то по-литовски, и Хельмут отозвался. Рыжая рука появилась из-за занавески и поманила девушку.

– Панна, проше за мной. – Лека прошла за Хельмутом по коридору, отделанному темной керамической плиткой и оказалась в ванной.

– Паничка промокла, – сообщил Хел. – Снимите с себя одежду, всю, – он сделал круглые глаза, – а я дам вам вот это. – Он протянул девушке длинный махровый халат белого цвета. – Он чистый, не бойтесь. Очень чистый.

– Хельмут, может быть, вы отвернетесь? – вежливо полюбопытствовала Лека.

– О, вы стесняетесь?

"Хоть бы покраснел немножко, бабник рыжий…"

– Я видел пани на пляже. Там вы были совсем без одежды, и очень красивая. Очень.

– А здесь – стесняюсь. – Лека скинула плащ и Хельмут неохотно отвернулся. – Лека не спеша сняла с себя всю одежду, кроме белья, и положила ее на край ванной. – Давайте халат.

– Пожалуйста. – Рыжий немедленно повернулся и накинул Леке халат на плечи. "Непонятно, зачем тогда отворачивался?" – хмыкнула Лека.

– Вся промокла, с головы до ног. – Она улыбнулась. – Вы всех гостей так раздеваете?

– Мы делаем все, чтобы нашим друзьям было удобно. – Хел повесил одежду Леки себе на руку. – Хотя обычно наши посетители приезжают на машинах и не имеют проблем с промакиванием. То есть, с промоканием. – Он пристально посмотрел на девушку. – Не бойтесь меня, Лена, я хороший и не опасный. Честное слово повара. – Он повернулся и пошел по коридору. Лека последовала за ним.

Эдвардас тоже успел переодеться. Ему достались мешковатые коротковатые джинсы и огромная клетчатая рубашка – явно с плеча хозяина. Мокрые волосы он зачесал назад – они блестели, как набриолиненные.

– О, у нас очень домашний вид. – Эд развел руками. – Но это все же лучше, чем сидеть в мокрой одежде. Ты никуда не спешишь? Может быть, я задерживаю тебя?

– Нет, конечно нет. Как говорит один мой знакомый великий человек – спешка убивает прекрасное. Хорошо здесь. – Лека откинулась на высокую спинку стула. – Будем сидеть, пока не кончится дождь. Может, день, может, неделю, а может, весь месяц. Пока не выгоните. Пойдет?

– Пойдет, – Эд взял девушку за руку. – А твой Демид, он кто – ученый? Он читает такие странные книжки… На японском языке?

– На китайском, – фыркнула Лека. – Просто он китаец. Беглый. Перекрашенный и переодетый. Даже во сне на китайском говорит. – Лека осеклась, неожиданно внимательный взгляд собеседника насторожил ее. – Ладно, что это мы все про Демида? Ты знаком с меню? Может быть, ты сам сделаешь заказ?

– Здесь не делают заказ. Хельмут сам выберет то, что, по его мнению, подходит нам больше всего. И еду, и напитки. И можешь быть уверена, ты не разочаруешься в его выборе.

– Класс! – Лека закрыла глаза. – Всегда мечтала побывать в таком ресторанчике. Слушай, а почему здесь никого нет?

– Сейчас слишком раннее время. И дождь. Это, в принципе, ночное заведение. И гости приедут сюда после десяти.

– И что, приезжает кто-нибудь?

– Можешь не сомневаться. Здесь всегда бывают в основном одни и те же люди.

– Богатые, наверное? Если Хельмут твой не прогорает?

– Богатые. И очень богатые. И не очень – такие, как я. Просто нужные люди.

– А ты нужный человек? – засмеялась Лека. – Кому нужный?

– Всем им. Я массажист. И, наверное, хороший массажист. Хочешь попробовать?

– Массаж? Омолаживающий, взбадривающий и немножко эротический? Ты мнешь стареющих теток? Гладишь их обвисшую кожу, разглаживаешь морщины? И они ловят кайф под твоими чуткими и сильными руками? Кряхтят, виляют задницами, делают тебе глазки и говорят всякие пошлости?

– Откуда ты знаешь? – Парень покраснел. – Это не совсем так.

– Так. Конечно, так. Они готовы отстегнуть любые бабки, чтобы их погладил по попке красивый мальчик Эд. А бедному Эдварду давно до смерти надоело это занятие. Он не воспринимает их как женщин, он ходит на пляж, чтобы посмотреть на красивых девчонок, он готов стоять часами под дождем, чтобы хоть мельком увидеть в окне девушку, в которую он нечаянно влюбился. Он обеспечен и приятен собой, а жизнь его – большая куча комплексов, и фантазии, которые никак не могут осуществиться.

Эд отвел взгляд и закусил губу. А потом посмотрел на Леку – очень серьезно и настороженно.

– Да, это так. Ты умеешь читать мысли?

– Умею.

– Это страшный дар. Наверное, противно жить, если всегда знаешь, что в голове людей, с которыми ты разговариваешь?

– Ладно, Эдичка, милый, не пугайся. – Лека провела пальцами по щеке Эда. – Это я так, придумала все, забудь. Прости за несдержанность. Просто меня раздражают люди, которые считают, что все в мире можно купить за деньги. Взгляд у них такой, знаешь, особый – они сразу оценивают, сколько ты стоишь. А кое-что нельзя купить ни за какие богатства в мире.

– Что, например?

– Счастье, любовь. – Лека вздохнула. – Любовь…

– Теперь я попробую догадаться, – сосредоточенно сказал Эдвард. – Ты любишь Демида. А он тебя – любит?

– Не знаю, не могу понять. Слова ведь так мало значат. Во всяком случае, это не мешает ему проводить ночи с другими, а потом снова возвращаться ко мне. Любовник, он, конечно, замечательный. Но одной меня ему явно мало.

– А ты… – Эд замялся, но сделал над собой усилие. – Ты не пробовала изменить ему?

– Пробовала, – откровенно сказала Лека. – Пока не получалось. Вот, может, с тобой получится…

Эдвардас едва не подпрыгнул на месте. Он спешно отвел глаза, сияющие так ярко, что больно было в них смотреть.

Ситуацию разрядил Хельмут, в огромном белом колпаке выплывший из-за стойки. На кончиках пальцев его балансировал поднос, уставленный горой тарелок и окутанный ароматным паром. На левой руке висело накрахмаленное полотенце.

– Як пани смакуе польске потравы? – мурлыкал рыжий прохвост. – Проше до столу. То бардзо смачно. Барщ, польски сандач, пегори с сэрэм, гжыбы мариноване. – Он ловко расставлял на столе тарелки. Насколько могла понять Лека, это был судак и что-то типа вареников с сыром. Все выглядело великолепно и благоухало, как в сказке. – Мамы бардзо добро вино бяло. – Повар разлил сухое вино в фужеры.

– Судак по-польски и язык по-польски, – Лека не выдержала и съязвила. Эдвард бросил на нее укоризненный взгляд, но Хельмут лишь ухмыльнулся.

– Пани очень веселая. Хотите попробовать мой язык? Всегда к вашим услугам!

На этот раз мрачного взгляда Эдварда удостоился повар. Эдик ревновал! Лека деликатно опустила глазки и занялась борщом.

Одежда Леки и вправду высохла замечательно. На этот раз она прошествовала в ванную без сопровождения Хельмута. Лека посмотрела в зеркало и показала себе язык. Все было замечательно – они танцевали с Эдвардом при свечах, Эд был мил и остроумен, он вел себя тактично и даже не сделал попытки залезть ей под халат, хотя девушка чувствовала, как его возбуждает близость ее тела. "Рыжий, небось, давно бы уже распустил руки. Но ему тут ловить нечего. Много у меня было таких, рыжих", – подумала Лека. Мысль о Демиде снова настойчиво полезла в голову, но Лека отогнала ее, словно муху.

"Ты всегда хотел, чтобы я нашла себе кого-нибудь. Теперь ты доволен?"

Она вышла в залу и кивнула повару головой.

– Спасибо, милый Хельмут. Знаешь, кто ты? Ты – волшебник хорошего настроения. Правда, правда.

– Спасибо, Леночка! – растрогался Хельмут. – Заходите ко мне всегда, хоть каждый день. С Эдваром, или с вашим мужем (он подмигнул Эду и тот снова помрачнел), или просто одна…

– Что было бы наиболее желательно, – резюмировала Лека. – Дзенкуе, до видзення, – выложила она весь свой словарный запас польского.

– До рыхлого зобачення, – невозмутимо ответил Хельмут. Лека не выдержала и расхохоталась.

– Как? Как? До рыхлого собаченья? Это еще что такое?

– До скорой встречи, – перевел повар.

И расплылся в золотозубой плутовской улыбке.

Эдвардас осторожно повернул ключ в замке. Родители давно спали, и он не хотел будить их. Он знал, что сейчас раздастся стук когтей по паркету и огромный его пес, Карат, вылетит в прихожую, подвывая тонко, как дворняжка, положит свои лапищи на плечи хозяину, и оближет его лицо…

Тишина. Эд недоуменно пожал плечами и тихо прокрался в свою комнату. Двадцать пять лет – конечно, он уже не мальчик, но для родителей он навсегда останется глупым ребенком, не знающим, что по ночам надо спать, а не шляться по городу, где бывают хулиганы и пьяные, особенно из этих, русских. Эдвард включил настольную лампу. Карат, немецкая овчарка, лежал на своем месте. Он едва поднял голову, посмотрел на хозяина тусклым взглядом и отвернулся.

– Карат, ты что-то чувствуешь? – Эд опустился на корточки рядом с собакой. – Ты что, ревнуешь? Милая псина моя, ты знаешь, как я счастлив?! Самая лучшая девушка на свете – она говорила со мной, она танцевала со мной. И она не боялась меня. Мы любили друг друга. Она была моей, понимаешь? Как тебе это объяснить?

Пес не шевелился. Эд опустил руку ему на голову и обнаружил, что шерсть на затылке запеклась сплошной кровавой коркой. Ухо было разорвано. Пес глухо зарычал и мотнул головой, стряхивая руку хозяина.

– Подожди, подожди. Так дело не пойдет. Ты что, опять подрался? Ну что ты за глупый парень такой? – Эдик сжал морду собаки и повернул ее к себе. Карат заскреб когтями по полу, пытаясь вырваться. Эдвард побледнел, он никогда не видел такого. Правый глаз овчарки был как всегда коричневого цвета, только, может быть, тусклее обычного. Зато левый стал ярко-зеленым. Эд готов был поклясться, что он светился в полумраке как прожектор. Пес зарычал, оскалив желтые клыки.

– Спокойно, Карат, – Эдвард старался говорить ровным голосом. – Спокойно, мальчик. Лежать!

Пес, пошатываясь, поднялся на ноги. Язык его вывалился из пасти, по нему поползла струйка тягучей слизи. Отвратительная вонь заполнила комнату. Только теперь Эд обратил внимание на рваную рану на боку Карата. Тошнота подкатила к горлу – Эду показалось, что что-то черное копошится в ране как клубок червей. Эдвард сделал шаг назад, но пес, словно прочитав его мысли, одним прыжком оказался у двери, отрезав ему путь к отступлению.

– Карат, фу, лежать! – Эду казалось, что он кричит, но на самом деле едва заметный шепот вырвался из его уст. Пес снова оскалился – нечто дьявольское было в этой звериной усмешке. И с хриплым рычанием бросился под ноги хозяина. Черный вихрь сбил Эдварда с ног, зубы вцепились в его предплечье, раздирая кожу. Эд заорал как бешеный и потащил зверюгу, впившуюся в руку мертвой хваткой, к столу. Там, в верхнем ящике, лежал заряженный браунинг. Никогда, даже в самом страшном сне, Эдвард не смог бы себе представить, что ему придется стрелять в свою собаку – в своего лучшего друга, самого верного и преданного пса на свете. Но сейчас рассудок его помутился, он хотел лишь одного – избавления от дикой, нечеловеческой боли, разрывающей его тело…

Карат разжал пасть и отлетел в угол – шлепнулся безразличной тушей. Потом поднялся на ноги и лениво облизнулся. Эдвард ошарашенно посмотрел на свою руку. Он ожидал, что увидит там лохмотья рваного мяса, выпирающие переломанные кости. Ничего такого… Несколько глубоких ссадин на глазах затягивались розовыми рубцами. "О Боже, неужели такое может быть?" Эдвард почувствовал, как боль уходит из руки. Вдруг резкий толчок – изнутри, откуда-то из сердца, свалил его на пол. Эдвард захрипел и мир расплылся перед его глазами.