ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ДУХ БЕЗЫМЯННЫЙ

Лека вырулила у приземистого двухэтажного особнячка, и затормозила, прижавшись к бордюру.

Если бы Демид увидел этот дом, он вспомнил бы, как вытаскивал отсюда Яну, как бежал отсюда с Алексеем и пули свистели ему вдогонку. Но в теперешнем своем положении Демид вряд ли мог что-то помнить. Он лежал на заднем сиденье и едва дышал.

Лека извлекла из салона виолончельный футляр, кинула его в багажник и закрыла на ключ.

– Куда? – Парень у входа преградил Леке путь.

– Пусти, надо.

– Не понял. – Парень важно оттопырил губу. – Ты вообще, типа знаешь, куда ломишься?

– Крот, Крот мне нужен, понял? Кротов.

– Не знаю. Никакого Крота не знаю. Вали.

Некогда Леке было разбираться со всякими идиотами. И поэтому через две секунды хлопчик валялся в сугробе в легкой отключке.

Лека открыла дверь, быстро прошла по коридору. Когда-то она часто бывала в офисе Крота. Всего полгода прошло с тех пор, как она была здесь в последний раз, но теперь ей казалось, что это происходило в какой-то другом, потустороннем мире. Изменилась вся жизнь Леки, изменилась и она сама, и мало кто из прежних знакомых узнал бы ее сейчас.

Крот находился у себя в кабинете, на втором этаже. Здание вполне официально принадлежало малому предприятию, изготовляющим пластмассовые цветочные горшки и Крот был одним из его соучредителей. Скромным таким компаньоном. И на кабинете его красовалась табличка: "Отдел рекламы". Лека приоткрыла дверь и просунула голову внутрь.

– Юрий, можно на минутку?

Не хватило у нее наглости назвать Кротом человека в двубортном костюме, сидевшего на столе в полоборота к ней и держащего в руке мобильный телефон. Крот мельком глянул на нее, прижал палец к губам и отвернулся.

– Юрий, мне очень срочно! Человек умирает!

Кротов сделал яростные глаза, махнул рукой в сторону кресла, показывая Леке, чтобы она садилась, и тут же заорал в трубку:

– Але! Але! Это Хабаровск? Это Кротов! Да! Федорыч, это ты? Ну? Ты сам знать должен. Да, три вагона! Три, говорю! А что они? Ну, ни хрена себе! А платежки прошли? Ты мозги-то не пудри. Все ты сам сделаешь! Сам! Если что, ссылайся на меня! Только не очень громко. Без лишнего шухера! Ну ладно, даю тебе пять дней сроку. И чтоб все в ажуре! Пока!

Он нажал кнопку и телефон дал мелодичный отбой. Крот повернулся к Леке и она едва узнала его. Пластическая операция вернула глазу Крота нормальный вид. Кротов выглядел ныне хоть и не интеллигентом, но, по крайней мере, не бандитом с большой дороги.

– Значит, Юра я теперь стал? Тогда уж Юрий Степаныч зови. – Кротов достал сигарету из пачки, лежащей на столе. – Так-так… Видать, совсем у тебя дела плохи, если ты сюда пожаловала?

– Плохи. Демиду голову прострелили. Срочно нужна помощь.

– Ну а я тут причем? – Крот выпустил струйку дыма. – Я тебе что, хирургия, что ли? Вы со своим Демидом у меня уже вота где сидите. – Крот похлопал себя по животу. – В печенках. Если Динамит на горизонте появился, значит, опять шахер-махер начался. Все кувырком! С какой стати я теперь спасать его должен? Работал бы со мной, никто бы ему башку не прострелил. Я ведь сколько ему предлагал? Видишь, я теперь честный частный предприниматель. А он мужик башковитый, хоть и хитрый, как лис. На зоне таких профессорами зовут…

– Я заплачу за все, – быстро сказала Лека. – Бабки у меня есть, дам сколько скажешь. – Она положила на стол пачку долларов. – Только быстрее надо. Надо, чтоб выжил он.

Крот взял деньги, подкинул их на руке. Хмыкнул. Затем набрал номер.

– Бажан? Это я. Значит, так: вызывай Усачева. Я знаю, он сейчас на работе. В темпе, со всей его реанимацией. Там, внизу, Динамит валяется. В "пятерке". Мне нужно, чтобы он был жив. И в Арефино его – живо, на всех парах. К Равилю. Клиент платит. И Динамит мне нужен живой. Понял? Да, подожди маленько…

Крот обернулся к Леке:

– Кто в него стрелял?

– Неважно.

– Слушай, ты конспирацию не разводи, а? Все равно все узнаю. Охрана нужна ему? "Хвост" мне не привела?

– Не привела. – Лека знала, что враг может найти их без особого труда, но не чувствовала его поблизости. Она была уверена, что оборотню понадобится время, чтобы зализать раны.

– Охрана нужна?

– Еще как нужна. Человек десять.

– Ты что, дура? Да десять моих хлопцев роту за пять минут в кашу замесят. Одного человека тебе за глаза хватит.

– Четыре.

– Слышь, Бажан? – заорал Крот в трубку. – И два человека пошли с ними – Оляпку и Седого. Да, их! Там дело серьезно может быть. Если Динамит сам с ними не справился, значит, серьезно. Только гранат не брать. Этим молодцам волю дай – всю больничку мне разнесут. Давай, пока.

Крот подошел к окну и посмотрел вниз.

– Все, уже увозят твоего Демида. На носилочках понесли. Вперед ногами… – Он повернулся к Леке. – Зря я с вами связался. Плохо это кончится, нутром чую.

– Я туда побегу, – встрепенулась Лека. – К Демиду. С ним надо аккуратно.

– Сиди. Никуда не пойдешь. Там без тебя справятся. А нам с тобой побазарить надо.

– Куда его?

– Всяко не в санаторий. В больничку его повезли. Есть у меня тут один человек в районе, хирургом работает. Палата у нас там куплена – без особого шика, но и без рисовки лишней. Подальше от вопросов. Знаешь, с нашими ребятишками всякое случается. То пулька в ногу попадет, то потроха разошьют, то морду поправит какой-нибудь резвый, навроде твоего Динамита. Привозят туда развалины, а выходит уже практически живой человек.

– А что за доктор? У него квалификация хорошая?

– Татарин он. Равиль.

– Я тебя не про национальность спрашиваю.

– Умелец он что надо. И ума большого. Мертвеца с того света вытащит. Аппаратуру мы ему купили почище, чем в Москве. Так что не дрефь. Спасут твоего Демида. Наверное… Если есть там еще что спасать…

Крот внимательно посмотрел на Леку. Открыл матовую панель в стене, оказавшуюся дверцей бара, достал бутылку коньяка.

– Будешь?

– Нет.

– Ну, как хочешь. По мне, так тебе сейчас не помешало бы. Видок у тебя, как будто молотком по голове съездили. И вся в кровище.

– Это не моя кровь. Демида.

– Может, тебе подколоться нужно? Могу посодействовать.

– Нет. Я завязала.

– Да уж вижу – здорово переменилась. Была ведь доходягой… Это он тебя с иглы снял?

– Он.

– И кем же ты у него? Секретаршей? Любовницей?

– И то и другое. Юрий, зачем тебе это?

– Понять хочу. Такой вот я человек дотошный. Вот ты, к примеру. Я тебя насквозь вижу. Хоть ты и переменилась, и ума, вроде, набралась, и считаешь себя крутой, да только ничего в тебе нет такого, чего бы я не видел в своей жизни. Хочешь, скажу, чем вы там с Демой занимались? Карате он тебя учил. По рукам твоим вижу и по повадке. Да и доложили мне давно, как в зале вы там занимаетесь, даже как целуетесь взасос на глазах у всех. Ну ладно, это я понять могу. Бабенка ты, что и говорить, эффектная, есть на что посмотреть. Ну, поддерживал бы он тебя в форме, это тоже понять можно. Но ведь он же из тебя бойца сделал, можно сказать, убийцу. Зачем?

Леку передернуло. Никогда Крот не говорил с ней так откровенно, не лез в душу. Леке казалось, что более безразличного к людям типа ей не приходилось встречать. И вот нате – оказывается, бывший рецидивист Кротов по натуре – психолог-любитель. Вынь да положь ему – кто такой Демид и чем он занимается?

– Не знаю я, Крот. Сама не знаю. Можешь мне поверить. Демид не из разговорчивых. И чтоб сказать что-нибудь о том, что он задевать не хочет – ни-ни! Скорее умрет.

– Может, и кто стрелял в него, не знаешь?

– Не знаю, ей-богу, – согрешила Лека. – Я домой пришла, а он уже лежит с дыркой во лбу. В доме все разворочено, словно гранатой. Может, ты знаешь, кто это? Ты же все знаешь, Крот. Ума не приложу, кому понадобилось в него стрелять. У него и врагов никогда не было.

– Вот это ты зря. – Крот ухмыльнулся. – Я лично мог бы назвать тебе десяток людей, кто готов наставить на него пушку. Стреляли в Динамита не раз и не два, только без толку – он же заговоренный! В одном ты только права: сейчас в него никто стрелять не должен был. Не висит на нем сейчас никаких дел. Так что разбирайся сама.

Лека прислушалась. Она попыталась настроиться на волну Демида, поймать хоть отзвук его мыслей откуда-то издалека. Пусто…

– Расскажи мне о Демиде, Юрий, – вдруг попросила она. – Я живу с ним бог знает сколько времени, но так ничего толком про него и не знаю.

– Ладно, расскажу. – Крот опустился в кресло и сцепил огромные свои клешни перед собой. – Вообще, Демида твоего я уважаю. Достоин он уважения. Обиду только всегда я держал, что не у меня он работает. Говорил мне Динамит, что ничей он – сам за себя, и нет у него никаких начальников. Только не верил я в это. Не бывает у нас, чтобы жил такой человек сам по себе и никто на него лапу не наложил. Госбезопасность? Это тоже лапша на уши. Не из тех он. Знаю я этих молодцов – сидят там все в одной коробке, по разным этажам и отделам, и следят, чтобы никто друг дружку не обошел. Раньше, когда Советский Союз еще был, карьеру им проще делать было. Было им с кем работать… Антисоветчики там разные, шпионы, художники-авангардисты. Сидел я как-то с одним таким художником. Забавный такой мазила – здоровенный, бородатый. Выпускал анархистский листок. Ну и впаяли ему три года за порнографию – мол, голых баб рисовал. У них ведь все расписано, у этих комитетчиков – когда какое звание тебе светит, какие пайки получать, кабинет тебе отдельный положен или только стол на двоих с другим старлеем. Субординация! Чтоб Динамит в такую систему влез – да никогда в жизни! Так-то вот…

А увидел в первый раз я Демида, когда он еще пацаненком был. Лет пятнадцать назад. Я тогда после второй ходки только на свободу вышел. Три года – так, по мелочи. Волей наслаждался – вино, бабье, кореша старые. Ну, и попутно присматривался, чем заняться – знаешь, в зрелые года входил, не хотелось, как в малолетстве, гоп-стопом заниматься. Потом с одним человеком знакомство свел – да ты ж его знаешь! Григорий это был. Гриша. Это он теперь такой суровый стал – простому человеку не подступиться. А тогда был учителем физкультуры – здоровенный, носатый, в очках. Рожа добрая… Пацаны на нем висли гроздьями. Кружок самбо он вел. Вот я и стал к нему захаживать по вечерам. Вроде, как поднакачаться, здоровье поправить.

Карате тогда не приветствовалось. Самбо – вот это да, это вроде как по-нашему, по-советски. Ну, а где самбо, там и дзю-до, и бойцы оттуда нередко выходили. По мне-то, что самбо, что карате, одна хренотень, я и без этого кому угодно башку могу проломить. – Крот покачал перед носом своим пудовым кулаком. – Да, про Демида, значит. "Вот, – Гриша показывает мне, – видишь того мальчонку? В шпагате сидит. Вот это будет боец несравненный, талант у него от бога". Демка твой маленький был, но жилистый. Девятиклассников лупил так, что только тапки в разные стороны летели. Знаешь, чем до этого занимался твой Демка? Балетом! Это ж курам на смех! Пацан – и балет танцует! Мамка у него учительница была, интеллигентного такого воспитания. А отца не было. Вот и отдала его в балет – пускай, дескать, сынок к прекрасному приобщается. Издевались над Демой бедным за это все, кому не лень. Лупили. До поры до времени. А потом он огрызаться стал, и очень даже не хило. Трое нападут – так он и троим накатит. Четверым, так четверым. А лет в десять проявил характер. Ушел он из этого балета, несмотря на слезы мамкины, и пришел заниматься в самбо. Тут-то ему, видать, балетная школа и пригодилась – растяжка и всякое такое. Быстрый он был – я сам видел. Это ведь непросто дается – быстрота такая. Пока дылда какой-нибудь к нему подберется, чтобы за грудки схватить, он его шутя с ног собьет. Замкнутый был парнишка, серьезный очень. И тренировался не по-детски, не жалел себя.

Это я так, потом уж вспомнил, когда случай меня уже со взрослым Демидом свел. А тогда мне, честно говоря, плевать было на всех этих пацанов. Я их гревом не занимался, у меня свои проблемы были. Много там таких парнишек было. Многие из них потом к нам попали. Многие и срока свои получили. Но только не Демид, не таким он оказался. Хитрый Гриша ведь как действовал? Придет к нему бывший ученик: "Вот, мол, Гриша, пропился я, проигрался, башлей нет, может, подмогнешь?" Гриша: "Отчего ж не помочь? Работенка найдется." И находилась работенка. Я, знаешь, спортсменов всегда больше любил, чем шпану простую. Спортсмены – они люди рисковые, чувство страха в них еще в детстве убили.

"Любишь… – подумала Лека. – Кого ты вообще любишь, Крот? Один продает своих воспитанников, другой их покупает. Пытаешься изобразить из себя благодетеля? Может быть, ты еще и меценат – отстегиваешь бабки на какую-нибудь спортшколу? Может, еще и на церковь жертвуешь? Никому не будет счастья от твоих грязных денег, скотина! Ну, расскажи теперь, как ты Демида пытался втянуть во все это дерьмо. Для его же счастья, разумеется…"

– Вот. И про Демида теперь, – продолжил Крот, словно уловив мысли Леки. – Увидел я его снова нескоро. Опять повязали меня – хищение государственной собственности. Вот бляха-муха! Знаешь, уж как загремел один раз на зону, считай – дорожка проторена. Хотели мне максимальный впаять, как рецидивисту. Хрен вот вам! Выкрутился, получил опять-таки три года. Тюрьма-то, она знаешь какая? Все с воли покупается. И грев оттуда идет, и срока определяются – все за бабки… – Крот задумчиво посмотрел на перстни, вытатуированные на пальцах. Их было три – по числу его отсидок. – Ладно… Вышел. Андропов как раз помер. Он тут пытался гайки закрутить, да здоровья не хватило. Стало быть, опять вольница началась, шаляй-валяй. При Черненке. При нем только ленивый не крал. Ну а я думаю себе: "Все, хватит, Крот. Ты свое отсидел. Умные люди не сидят. Ты же всю эту кухню изнутри знаешь – кто как работает, кто кому и сколько в лапу дает, кто деньги получает, а кто срок очередной. Больше ты не замажешься".

И стал я подбирать себе ребяток умных. Сама понимаешь – пришел с зоны гол сокол, на хрен он кому нужен! Работенку подкинуть – это пожалуйста, а если сам в паханы лезет – это уж западло. "Все места блатные расхватали" – так, вроде, в песенке поется? Пришлось кое-кого подвинуть…

Особенно "черных" я не любил. И не люблю. По мне, так от них все паскудство идет. Нецивильные они люди!

"Ну-ну, – снова усмехнулась про себя Лека. – "Черные", значит, бяки, а Крот у нас – носитель добра и света". Ни от кого она не слыхала столько слов о чести, правилах, о хороших и плохих людях, как от воров. Лека знала, что по старым воровским законам разделение блатного народа по национальному признаку не приветствовалось и обычно Крот не проявлял открыто своего национализма. Но сейчас стесняться было некого.

– Худо-бедно, а занял я свое место. Года два заняли эти разборки. А тут и перестройка подвалила – кооперативы стали появляться, индивидуальная трудовая деятельность. Трудовики наши подпольные, которых мы все эти годы на корме держали, живо на поверхность рванули. Ур-ра! Гласность и всякое такое. Только я живо смекнул, что не время еще рожу свою показывать, дело свое в открытую ставить. Кооперативщиков, которые прикрытия хорошего не имели, живенько начали щипать все, кому не лень. И государство, и гопники, и шваль всякая. Что ж поделать – сами ко мне люди пошли. "Разберись, мол, Крот. Лучше уж с тобой дело иметь, чем с дерьмом этим залетным". Ладно, для хорошего человека ничего не жалко…

Команда у меня подобралась хоть куда. А вот запала душа на Дему. Очень мне хотелось получить его к себе. Это уж потом я смекнул, что это – тот самый, которого я пацаном у Гриши видел. А сначала услышал – есть, мол, такой Динамит – везунчик необыкновенный. Тогда ведь времена уже переменились, оружия у людей до черта стало. Какая разница, каратист ты или нет, если пушку на тебя наставят и пулю в башку. И пикнуть не успеешь! Так вот, слухи шли, что этот Динамит – от пули заговоренный. Хоть ты в него из пулемета стреляй – попасть не сможешь!

К тому же, многие глаз на него положили. В том числе недруги кое-какие мои. И я должен был успеть первый. Потому что не верил, что удастся ему остаться самому по себе. А в конкурентах видеть мне такого человека не хотелось.

Говорили мне, правда, что Динамит этот, мол, странный немножко. Что, мол, не любит он нашу братву до ужаса и не согласится работать со мной ни в жизнь. Но это меня мало волновало. Потому что я уже навел справочки – бывал он в нескольких делах. Дружки его просили, а он не мог им отказать – друзьям своим. Такой уж он человек был. Ну а раз уж попробовал на зуб работенки нашей – считай, полдела сделано. Против денег никакой человек не устоит. Главное, правильную цену дать.

И вот тут-то у меня облом вышел. Много раз меня обламывали, но чтоб так обидно, как пацан этот – Динамит, еще не помню.

Приехал я в зал, где он тренировался. Я в костюме, на машине хорошей, с ребятками своими навороченными. Тут, знаешь, надо себя сразу показать – без форсу лишнего, но чтоб видно было, что хозяин – человек солидный, деловой.

Стою в двери, смотрю, как он работает. Честно говоря, ничего особенного – так, йога какая-то. Не дерется даже ни с кем. Ну ладно, не мне решать. Спецы сказали, что он крутой, значит, так и считаем. Отзываю его в сторонку. Идет спокойно, хотя видит, что со мной четверо моих хлопцев стоят. "Привет, говорю, Динамит. Ты меня не помнишь, а я тебя еще пацаненком у Гриши видел. Понравился мне ты тогда". Со всем уважением, стало быть, подхожу, на нервянку не давлю.

А он смотрит мне прямо в лицо. А взгляд у самого нехороший! Не поверишь, даже в голове у меня зашумело. Улыбнулся я и думаю: "Ну, сукин сын, ты и в самом деле не слаб. Только жизни не знаешь. Я тебя сломаю!"

Ну и предлагаю ему посотрудничать. Он же студентом тогда был, хренотени какой-то учился несерьезной. На ботаника, что ли? Нигде не подрабатывал. Бабки нужны, стало быть. "Дема, – говорю, у меня контора тихо-мирная, ты не дрефь. Ни стрельбы, ни мордобоя не бывает, все уже схвачено. Всего делов то – вечерком съездить по делам с ребятами за компанию. Пакетик получить, туда-сюда отвезти".

Врал я, конечно. Сама видела, какая у нас работа. Сейчас и то, бывает, порой подшухеримся. А тогда еще самые разборки были – и со стрельбой, и с чем хочешь. И вижу я, что знает он это не хуже меня. Чуть ли не мысли мои читает.

"Нет, – говорит, – не буду я с тобой работать". Представляешь, так прямо в лоб и заявляет, как будто перед ним не Крот стоит, а сявка мелкая. А ведь парень-то тертый, этикет знает, как с людьми обращаться, такими, как я. Но вроде как презирает, и никого не боится. В этом, конечно, ошибочка его вышла. Гордый он слишком был – думал, что если в ухо любому дать может, то и жить может сам по себе.

Но я терплю, улыбаюсь снова. "Дема, говорю, что же ты меня – за козла держишь? На кого другого работать собираешься?"

"Вам это, конечно, трудно понять, – объясняет он мне, – но у меня интересы совсем другие. Я, – говорит, – знаю, что как себя осторожно не веди, в тюрьму все равно угодишь. А это в мои планы не входит".

Обратно терплю. "Дема, – говорю, – сейчас в тюрьму просто так не садятся. Если что не так, мы человека всегда от тюряги отведем. Мы ж братки друг другу, не дадим человеку зазря пропасть!"

"А сам-то ты тогда почему три раза срок тянул, а, Крот?" – ухмыляется он мне в рожу. Я-то, может быть, и в этот раз стерпел бы, разговор еще не окончен был. Да вот среди моих ребяток был один резвый, Борик его звали. Может, передо мной выслужиться хотел, придурок, а, может, и правда терпелка лопнула. Он рядом с Динамитом стоял, с правого боку. Вот и врезал ему. Да не попал только. Я охренел прямо. Стоял Демид – и нет его. Я уж потом понял – присел он ловко, и выпал из виду. А тогда началось – орлы мои сдурели просто, не знаю, что на них нашло. С криками, как мальцы, навалились на Демида этого. А он – не поймешь, то ли дерется, то ли кайф ловит. Пораскидал он моих ребят – просто так, ладошками. Не ударил даже ни разу.

«Правильно, Демка, – подумала Лека. – Лупить этих быков, по-другому они не понимают».

– Ну ладно, думаю. Добром не хочешь, Динамит, так тебе же хуже! Не знаешь ты Крота. Нашел я способ, как на него наехать. Вышел через приятелей на майора одного в военкомате. Вот и приходит к Демиду повесточка. Приходит Дема к майору, а тот ему прямо в лоб: "Так, мол, и так, товарищ военнообязанный. Давали мы вам отсрочку от армии в связи с вашей учебой. Но теперь – сами видите, какие дела творятся: мировой империализм наседает на дружественный Афганистан. Такие люди, как вы, говорит, спортсмены, нужны нашей армии. Поэтому собирайте вещички, и ждет вас интернациональный долг. А сам впрямую намекает, хмырь, что отправит Дему в самое пекло – тот и пикнуть не успеет. Дема, конечно, обомлел. Он ведь вроде как верующий был, людей убивать ни в какую не хотел. Принцип такой. Да и чует он, что дело тут нечисто – с чего это к нему, студенту простому, внимание такое особое? А тогда ведь времена какие были? Не то что сейчас, когда от армии косят все, кому не лень. А тогда уж если на тебя насели – хрен отвертишься! Уголовная ответственность! Закрутился Динамит как угорь на сковородке. В поликлинику идет – там ему отлуп: "Здоровы вы, мол, как бык, нечего тут инвалида косить". В институте тоже только руками разводят. У меня ж все схвачено было! Вот и шепнули ему: "Иди, мол, к Кроту. Его это дело". Прямо так, открытым текстом. А куда деваться?

Приходит ко мне Динамит собственной персоной. Ребятки мои смотрят на него косо, но не трогают. Зауважали. А Демид мне прямо в лоб: "Снимай, мол, осаду, Крот. Чего ты от меня хочешь?"

Я ему: "Работать у меня будешь". А он: "Только не это". "Ладно, – говорю, – Демид, поскольку уважаю я тебя, отмажу тебя от армии. И потребую-то немного. Одно только дело". А сам думаю: "Согласись только. Одного этого дела тебе по гроб жизни хватит – запачкаешься по уши". Главное ведь – замазать человека, никуда он потом от тебя не денется.

"Гнида блатная! – подумала Лека. – Что за судьба такая поганая – всю жизнь с Кротом дело иметь? И сейчас вот тоже – куда без него деваться? Как злой рок, висит он над Демидом". – Она слушала откровения Крота, прекрасно понимая, что это тоже не случайность. Крот привычно плел свою паутину, может быть, даже не задумываясь об этом, повязывая и ее, и Демида в один клубок.

– Согласился Динамит. А куда ему деваться было? Отмазал я его от армии в тот же день. А дела пока не давал. Пускай помучается немного, думаю. Да и мне нужно было подготовить что-нибудь похитрее.

А тут и дельце одно наметилось – в самый раз для Динамита. Гиблое дело, я тебе скажу – хуже не придумаешь. Появился у меня под боком зверь один. Султан у него кличка была. Ну, какой национальности он был – сама догадываешься. Моей любимой. Авторитета у него особого не было, народу под ним тоже было немного. Но гонору – выше крыши. Такие сявки, как он, платить должны исправно, иначе жизни им не будет. Но этот сопляк считал себя выше всех, чуть ли не в законе. Гордость ему, видите ли, не позволяла отстегивать мне бабки. А уж беспредел какой устанавливал – словами не сказать! Щипал всех направо и налево – своих, не своих, выгребал чуть ли не всю кассу. Всю округу на уши поставил! Такие обычно долго не фордыбачат – менты беспредела не любят, им надо, чтоб все тихо было. Так ведь этот сучонок так всех запугал, что на него никто даже стукнуть не смел. Все на страхе ставил. Все семьи на прицеле держал.

Ну, пошептался я с авторитетами. Никто, вроде, не возражал, если бы я загасил этого чучмека. Вот и решил я послать Демида в его логово. Объясняю ему: "Дело, мол, на две минуты. Придешь к одному человечку, скажешь, что Крот за долгом прислал. Берешь башли и отваливаешь".

Тут, конечно, дело хитрое было. Первый вариант: Султан деньги отстегивает. Значит, присмирел он и признает правила. Ну, я скорее поверил бы, что мужик родить может, чем в то, что этот князек смирится. Это ведь оскорбление для него было – крайняк полный. Так что скорее всего второй вариант – берет он бедного Дему, и по ихнему обычаю делает из него "свинью" – отрубает руки, ноги, глаза выкалывает и бросает в парашу. Тогда уж я поднимаю большой шухер и на полном праве взрываю всю эту малину к чертям…

Лека сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Она была готова оторвать Кроту голову и знала, что могла это сделать – Крот даже не подозревал о ее теперешних способностях. Он сидел, развалившись в кресле и выпускал дым в потолок. Весь лоск "нового русского" сошел с него – сейчас это был обычный пахан среднего пошиба – наглый, уверенный в своей силе и власти над ничтожными людишками.

Лека опустила взгляд, зло усмехнулась. "Поплачешь ты еще, Крот. Отольются тебе наши слезки. Но сейчас ты мне нужен. Так что живи пока, паскуда! Думай, что ты – самый крутой".

– Ну, и что там дальше-то было? – подняла она голову.

– Был и еще один вариант. – Крот криво ухмыльнулся, сверкнув золотым зубом. – Такое, конечно, только в кино бывает, но кто знает? Что Динамит разберется со всем этим кодлом и жив останется. Но только чтобы сделать это, нужно по колено в кровь встать – перебить этих обезьян бешеных, на всю жизнь замазаться. Куда бы после этого он от меня делся? С одной стороны, мусора насядут, с другой стороны, кровную месть себе на шею посадишь. Такой вот оборот.

Послал я с Демидом еще одного человечка. Был у меня один фраерок такой, по кличке Бычок. Стукач он был, и любая шавка в подворотне знала это. Как бельмо на глазу он у меня был. Вот и решил я его окунуть заодно с Динамитом.

Оружие у них еще на входе отняли, обшмонали так, что и иголки не пронесешь. И ведут к Султану этому. Сучара! Страсть, до чего таких ненавижу! Сидит, урод, словно царь на троне, губищи раскатил… Ну, Бычок, тот сразу в штаны напустил. Демид, конечно, тоже смекнул, что к чему, он всегда рассчитывал на сто шагов вперед, но не забоялся. Дело изложил: "Так, мол, и так, ты Кроту бабки должен. Не угодно ли отдать?" Со всем почтением.

Султану, конечно, это как тапкой по морде! Но ведь и глазом не повел, гнида! "Никаких, мол, проблем, – говорит. – Я Крота уважаю, долг отдам. Сейчас, – говорит, – проходите в комнату для гостей и деньги там получите".

Видел я потом эту комнату для гостей. Железом вся обитая, как бункер, чтобы выстрелов снаружи не слыхать было. Ни окошечка. Камин, диван кожаный, ковры, телевизоры всякие. Так вот: к этому дивану "гостей" ремнями прикручивали, да жгли их прутьями из камина. А потом в ковер – и концы в воду! Говорю тебе, беспредел был полный!

А в комнату эту вел длинный коридор. Чтобы удобнее было в спину стрелять. Повели моих хлопцев по нему – вроде, все чин-чинарем, двое охранников сзади. Эти сволочи уже прекрасно знали, что им делать нужно – достают пушки и стреляют сзади. Сначала всегда по ногам – а потом уж добивают, как душе захочется.

Стреляют, значит. Бычок, естественно, валится, как мешок с дерьмом – сразу мертвый. А по Демиду не попали! В первый раз я такое вижу, чтоб в человека стреляли с двух метров и попасть не смогли! Говорят, он подпрыгнул в аккурат за полсекунды до выстрела. Откуда только узнать смог? Может, у него глаза на затылке?

А Динамит в воздухе разворачивается и сбивает того, кто за ним стоял. Напрочь. А пока те очухиваются, бежит. И попадает, естественно, в комнату для пыток. Для гостей, то есть.

А там темнота полная – свет выключен, окон нету. Как барсук в норе. Те двое пробуют сами, на шару, достать Демида. Они же не знают, кто он такой. Подумаешь, каратист выискался! Подлетают они к этой комнате, придурки, и начинают палить в темноту. Свет-то изнутря включается. Не знаю, как уж там Динамит во тьме разобрался, да только нашел он прутья железные, которыми людей прижигали. Здоровенные, я тебе скажу, прутья!

И вот вылетает такая железка из комнаты и протыкает одного чучмека. Насквозь! Второй и варежку открыть не успел, тоже оказался на вертеле. Причем Динамит в живот им бил! Убивать, стало быть, не хотел! Ведь мог бы им и в голову попасть от нечего делать! Правда, им и этого хватило.

Шухер тут, конечно, поднялся! Оттащили эти своих, совещаются, что дальше делать. Кто-то говорит: "Надо, мол, его гранатами закидать". Но Султан говорит: "Нет, я сам его достану!" Там из этих двоих, проткнутых, один брат его был. Дело чести, понимаешь? Султан теперь сам Демида убить должен был. А мужик он здоровенный был, поперек себя шире. Может, и смекнул он, что фраерок ему необычный попался, да гордость не позволяет отступиться. Жилет, правда, надел непробиваемый, чтобы Демка ему в кишках прутиком не поковырялся. И идет в комнату.

Прожектор они притащили, осветили комнату. В натуре, нету Демида! Как испарился! Султан нож берет, пушку и идет углы обшаривать. Тут железяка летит в прожектор, трах, и снова темнота. Елки-палки, что за напасть такая! Эти-то в комнату стрелять не решаются, боятся пахана своего задеть. Шум, возня там. А через пять минут появляется и сам Динамит. Рожа располосована, вся в крови – достал его, видно, Султан разочек. Ну и Султану тоже попало. Ведет его Демид впереди себя – одна рука сломана, другую назад закрутил. И пистолет к башке. Такие дела.

Их тогда немного народу было. Кроме тех, проткнутых, да Султана, три человека только. "К стенке, живо! – орет Демид. – И не дергаться, а то я из вашего пахана винегрет сделаю!" Ну, если бы те знали, что Динамит людей убивать не может, они бы, может и возбухать стали. А так – встали, как миленькие, мордами к стенке. Динамит их тут же и повырубал всех. Умел он отключать людей – удар, и полчаса в отключке.

Не знаю, что он там с Султаном делал, со зверем этим. Только выгреб Султан все башли, какие у него в наличке были, как миленький. Знаю, что была у Демида мысль индюка этого жирного связать и ко мне доставить. На, мол, подавись, отвяжись! Но раздумал, не захотел связываться. Навешал Демид Султану так, что тот потом полгода кровью харкал. И отвалил.

Приходит ко мне Динамит, весь аж трясется от злости. Но держится. "Бери, говорит, деньги и привет тебе от Султана и от дружка твоего мертвого Бычка. Теперь сам с ними разбирайся! А мы с тобой квиты. Ты меня от армии отмазал, я твое маленькое дельце выполнил. Спасибо тебе, Крот, за доброту твою!" И кланяется мне в пояс. Меня от этого поклона аж оторопь взяла – никогда я не видел, чтобы один человек сумел столько дел натворить и выжить! И веришь, отвязался я от Динамита. Не по зубам мне, думаю, конь этот резвый. Я, чай, не сапер, чтоб такую бомбу в кармане держать!

Так и получилось с тех пор, что я не я Демиду, а он мне жить не давал. Не раз наши дорожки пересекались, и уж как увижу я Динамита, так и чувствую – мать-перемать, опять каша заварилась! Ну, об этом я рассказывать не буду – сама видела, что летом творилось, когда я девчонку для одного клиента забрать подрядился. Яна, что ли, ее звали? Видел я ее – сопля соплей. Если б знал, что она подружкой Динамита окажется – ни за какие деньги бы не согласился! Чуть не разворотил мне всю контору…

– Я пожалуй, поеду. – Лека встала и пошатнулась. Пережитое навалилось на нее стопудовой ношей, перегруженная голова гудела, веки слипались. – Как мне добраться туда, к Демиду?

– Сама не доедешь. Четыре часа ночи, заснешь по дороге. Ладно уж, отвезем тебя по старой дружбе. И "жигуленок" твой туда же отгоним. Все ж я человек, не дерьмо последнее.

– Спасибо, – Лека еле разлепила губы.

– Ладно, ладно, не дрефь. Все путем будет. И Демиду своему привет передавай. Даст бог, оклемается.