Глава 44
Царица Савская
– Я сам поговорю с ней, с Царицей Савской, – объявил Макар, лихо затормозив у дома своего отца. – Катя, заранее прошу извинить меня за резкость, – с этими словами он выпрыгнул из машины, открыл дверь и подал Кате руку. – Может, увидите меня и с другой стороны. Не только как я пью и на рояле играю.
– Вы многогранная личность, Макар, – Катя смотрела на дом – серый и хмурый, он хранил свою главную тайну.
Небывалая тишина встретила их внутри – никого в холле, никого в гостиной. Макар прошел прямо в кабинет отца. Лариса Суслова сидела за столом Псалтырникова в его кожаном кресле, читала потрепанный блокнот.
– Лариса, разговор к тебе у меня… у нас, – Макар кивнул на притихшую Катю. Клавдий Мамонтов закрыл дверь и повернул в замке ключ – чтобы никто не вломился.
– Да? А в чем дело?
– В деньгах, Лариса. В деньгах.
– Каких деньгах, Макар? – Царица Савская подняла свои очки на темя. – Ты опять напился, детка?
– Я не пил, – Макар подошел к ней. – Мы к Гурскому сейчас ездили.
– Старый враль. Ты прогони его. Я Савве сто раз говорила – этот еврей тебя продаст, как Иуда. Но Савва ему слепо доверял. Он совсем не разбирался в людях, бедняга.
– Наверное, ты права, Лара, отец и правда плохо в людях разбирался. Ведь он держал тебя возле себя столько лет.
– А что ему оставалось? – Царица Савская усмехнулась. – Ты же его бросил. Мотанул в свой Лондонград. Наплевал на него, детка. Так что он выбрал меня. Я служила ему как могла. Заботилась о нем. Берегла.
– Не уберегла ты его.
– И ты его не уберег.
– Знаешь, Лара, я мальчишкой, когда видел тебя с ним – думал: что, если бы ты была моя мать? Или мачеха? – Макар помолчал. – Порой я даже этого очень хотел. Честное слово.
– Ты вечно воображал себе невесть что. И сейчас напридумал, – Лариса Суслова скользнула взглядом по Кате. – Нашел себе новую хозяйку? Новую госпожу? Новую доминанту? Только согласится ли она?
– Заткнись ты, стерва, – Макар внезапно наклонился и железной рукой взял ее за горло. Стиснул так, что у Сусловой разом покраснело лицо и перехватило дыхание.
Катя хотела сразу вмешаться. Но Мамонтов властно удержал ее.
– Вопросы задаю тебе я. А не ты. Поняла? – тихо спросил Макар.
Царица Савская захрипела, всплескивая руками, словно тонула.
– Поняла?!
– Ддд-даааа…
– Отец положил на твое имя деньги в швейцарский банк. Десять лимонов. Да?
– Ммммммммм-макаррррррррр…
– Да или нет?
– Да, да! Пуссссссстииии. Задушишшшшшшшь…
– Задушу. Если будешь мне врать.
– Макар! – Катя не выдержала. – Макар, прекрати!
Да, он был сейчас совсем иной. Не прежний. Катя вспомнила слова Мамонтова – Море любви выходит из берегов… но якорь в этом море несокрушимый… Деньги…
Макар сразу отпустил Суслову. Поднял раскрытые ладони.
– Ваше слово – закон. Не дотронусь до нее больше. Мое слово вам, Катя.
Лариса Суслова сама вцепилась в свое горло.
– С ума ты сошел, что ли? – просипела она.
– Деньги принадлежали отцу.
– А кто с этим спорит?
– Ты, – Макар обошел ее, встал сзади и наклонился, словно хотел что-то сказать на ухо. – Ты, Лара. Ты ведь захотела их себе.
– Я… нет…
– Отец собрался их у тебя забрать, ты должна была подписать документы, для этого отец приглашал Гурского. Отец хотел сделать мне подарок на день рождения.
– Он и так тебе все отдал.
– Он решил отдать и это. Но ты… слушай меня, стерва. Мне эти деньги не нужны. Я их тебе в глотку забью. В глотку… в печенку забью… за то, что ты, стерва, сделала… что ты натворила…
– Что я натворила?
– Отравила отца!
– Это твоя шлюха-жена его отравила! Сама всем нам призналась!
Кате показалось, что Макар сломает Сусловой шею – такой у него был вид. Но слово данное он держал крепко. Не прикоснулся.
– Было два яда. Полиция это установила, наш источник подтвердил, – подал голос Клавдий Мамонтов.
– Вы все травы обкурились, что ли? – взвизгнула Суслова. – Какой еще, к черту, второй яд?!
– Тот самый, арсенит натрия, который вы забрали из конюшни, – не отступал Мамонтов.
– Вы спятили! Я не убивала Савву!
– Где сейчас деньги, Лара? – спросил Макар.
– Что?
– Простой вопрос. Где деньги?
– Они… они там, в банке.
– В швейцарском банке?
– Да, да!
– Вклад на чье имя?
– На мое.
– Значит, это твои деньги сейчас?
– Я… Макар, послушай… я все хотела отдать! Да, Савва сказал мне – надо вернуть. И я сразу же ему ответила – конечно, вызывай Гурского, я все подпишу. Я никогда не претендовала! Он же ради тебя все это затеял! Чтобы обезопасить тебя, если вдруг что там за границей с заморозкой счетов семьи… Я собиралась подписать все бумаги в тот вечер, но Гурский не приехал.
– А мой отец умер от яда, – Макар смотрел на нее.
– Но это же твоя жена! Меланья!
– Она выбрала медленный яд. А ты быстрый. Отец умер от твоего яда.
– Нет! Я его не травила! Я хотела отвезти его в больницу на обследование! Я думала, это кишечник его…
– Он был бы уже мертвый к тому моменту. Ты все рассчитала.
– Я не убивала Савву!
Макар достал из кармана айфон.
– Вот номер моего счета в банке «Барклай». Давай, Ларис.
– Что?
– Как что? Скинь мне лимоны. Переведи на мой счет.
– Но я…
– Ты же утверждаешь, что сказала отцу моему, что все вернешь. Ну же, в один клик. Возвращай.
Лариса Суслова смотрела на айфон. На Макара. Внезапно лицо ее исказила судорога. И дикая злоба.
– Подонок! Алкоголик проклятый! Достал нас… Ты меня достал, понял?! Думаешь, ты принц? Королевич? Думаешь, ты – барин, а я холопка твоя?! При Савве тридцать лет в этом доме я… Да всего бы этого не было, если бы не я! Если бы я не вела Савву по жизни за руку, не помогала ему, не поддерживала его! Всего этого не было бы – ни капиталов, ни должностей, ни чинов, ни денег, ни Лондона твоего! И ты смеешь на меня орать, щенок?! Ты смеешь мне приказывать? Обвинять меня?!
– Макар, вызывай ментов, – объявил Клавдий Мамонтов. – Кажется, все ясно. Теперь это их дело. Не наше.
– Нет, не все ясно, – Катя внезапно кое-что вспомнила. – Клавдий, вы останьтесь с ней, сами позвоните в полицию. Макар, идемте, нам надо разобраться с одним вопросом.
Она направилась к двери. Макар за ней.
– Она его отравила. За деньги. За бабло.
Катя посмотрела на него.
– Надо и это перенести, Макар. И с этим справиться.
– А отец говорил мне – Лариса, самый верный мой друг. Если что со мной, она тебе всегда поможет.
Они прошли по коридору в гостиную. Ни души. Катя подумала – Дроздов бы сейчас очень помог. Он ведь тоже, помнится, что-то говорил про подарок… Возможно, в курсе этих дел с Ларисой. Но Дроздов наверху, в спальне с Галой. Им ни до кого нет дела.
Море любви выходит из берегов… чума… вирус…
Десять миллионов в швейцарском банке…
На веранде Катя увидела юродивого ахтырского губернатора. Он клевал, как воробей с неубранных, оставшихся после пира и плясок тарелок.
– Эдик, – позвала его Катя по-свойски. – Эдик, вы не видели Филина Ярославича?
– На конюшне он, – проговорил юродивый, не переставая жевать. – А чего вам он?
– А что он забыл на конюшне?
– Приперся туда. Он же лыка не вяжет. Кузьма его на сене уложил. Я ему помог, – отрапортовал юродивый беззаботно. – Велел, чтоб проспался, а то полицейские его в таком позорном виде на порог не пустят и с Барыней свиданку не дадут.
– Макар, пойдемте на конюшню. Надо Лишаева кое о чем спросить.
Кузьму Поцелуева где-то носило, а Филин Ярославич спал на куче сена в углу на попоне, свернувшись клубочком, распространяя вокруг себя ядреное амбре.
– Разбудите его, – попросила Катя.
Макар схватил Лишаева за свитер от Версаче, рванул.
– Давай просыпайся!
Лишаев замычал, по-детски зачмокал губами.
– Просыпайся! Ну!
– Что? Ты это… ты кто?
– Конь в пальто. Открой глаза, Филин.
– Ярослав Александрович, – Катя наклонилась к сонному Лишаеву, – вы сказали, что подозревали Ларису Суслову в отравлении Псалтырникова. Почему?
– Что? Ларка… гадина хитрая…
– У вас была причина ее подозревать?
Филин Ярославич открыл глаза. Моргнул.
– Причина… сто пудов…
– Какая?
– Я ж юрист… не идиот…
– Вы опытный юрист. Так какая причина? Почему вы думали, что это она отравительница?
– Потому что его вырвало при мне.
– Да, его вырвало, и что?
– А то, – Филин уставился на них, моргая. – Он же проблевался… яд из него наверняка вышел, если что и было уже. А она… Ларка… она добавила ему.
– Как понять «добавила»?
– Она ж его вроде как марганцовкой напоила! Развела в стакане и дала. На моих глазах. Полный стакан. Это было последнее, что он пил. Самое последнее перед смертью.
