Глава 42
Подарок
В большой спальне Псалтырникова шторы были опущены, постель смята. На тумбочке рассыпаны таблетки. И откуда-то тихо приглушенно льется музыка – Франц Шуберт. Знаменитое трио.
А из ванной доносится звук льющейся воды.
Макар брился в ванной отца. Полуголый, в одних джинсах с намыленной щекой. Увидел Катю в дверях и…
Он плеснул воды в лицо, сдернул полотенце, вытирая мыльную пену, схватил со стула свежую рубашку, надел, застегивая косо не на те пуговицы. Растрепанные волосы цвета спелой ржи. Глаза – голубые молнии.
– Вы здесь… вы приехали… вы вернулись ко мне! Катя!
Подошел, взял за руку крепко, притянул к своей груди. Лишь после глянул на Мамонтова.
– Друг, уйди. Оставь нас. Очень тебя прошу.
В ответ на эту просьбу Клавдий Мамонтов закрыл дверь и прислонился к ней спиной.
– Третий лишний, – Макар все крепче сжимал Катину руку. – Она вернулась ко мне. Я минуты считал, мгновения. Ты уйди сейчас отсюда, а?
– У нас с ней к вам разговор очень серьезный, – оповестил его Мамонтов.
И Катя поняла, что ее напарнику надоела роль бессловесного статиста.
– У вас с ней? – четко по буквам повторил Макар. – Это как понимать, приятель? Я думаю, настало время со всем этим разобраться. Мне надоело…
– Что тебе надоело? – спросил Мамонтов.
– Что ты постоянно крутишься возле женщины, которую я люблю. Коллеги по работе, так это называется? Да? А я вот сейчас позвоню в ваш фонд и скажу, что отказываюсь от страховки. И твоя работа здесь сразу будет закончена. Тебя здесь больше нет.
– Ты не проспался еще после вчерашнего?
Макар глянул на Катю. Она решила пока не вмешиваться. Этот разговор остро необходим.
– А лучше вот как поступим. Я позвоню в фонд и своим юристам сейчас, – Макар свободной рукой взял с комода айфон. – Я напишу дарственную на твое имя. Отдам тебе треть страховки с тем, что ты сейчас же уберешься отсюда. И больше нас с ней не побеспокоишь.
– Ты, часом, у себя в Англии в театре не играл? Шекспировские страсти на подмостках Кембриджа? Комедию здесь перед нами ломаешь.
– Комедию? Я говорю, что думаю. Я всегда прямо говорю, что думаю. А делаю, что говорю, – Макар отпустил Катю и надвинулся на Мамонтова. – Отдам тебе половину страховки, если ты исчезнешь с нашего горизонта.
Он был ниже очень высокого Мамонтова, но это лишь придавало ему дерзости. Подбородок с ямкой, грудь колесом. Макар и Клавдий сошлись почти вплотную.
– Амбре как из рюмочной, – Мамонтов с усмешкой смотрел на противника. – Протрезвей сначала.
– Всю страховку получишь. Целиком. Мой тебе выкуп. Таких денег тебе в жизни не заработать. Ну что, по рукам? Я сейчас звоню, пишу, дарю тебе. А ты дверь закрываешь к нам в спальню!
Неизвестно, что произошло бы дальше. Потому что вид у обоих был как у бойцовых петухов.
– Макар, ваш отец умер не от того яда, который дала ему ваша жена, – тихо сказала Катя.
Макар моментально обернулся. Его лицо изменилось.
– Как это?
– Она использовала яд бледной поганки. Гриб нашла здесь, на участке. Это яд замедленного действия, смертельный. Источник нашего фонда в полиции сегодня собрал для нас исчерпывающую информацию, – Катя ощущала себя бессовестной подлой лгуньей (господи, такая боль на его лице, а надо врать ему в глаза). – Но ваш отец умер от арсенита натрия, того препарата, что был у вас на конюшне. И наш источник узнал детали допроса вашей жены – она уверяет, что не давала такого яда вашему отцу, только грибной. А это может означать лишь одно – самоубийство исключено, яд арсенит натрия дал вашему отцу кто-то другой из присутствовавших на тот момент в доме. Отравитель… второй отравитель, Макар. Трудно в это поверить, но, кажется, так оно и есть. И он все еще здесь, не пойман, не разоблачен.
Макар отвернулся.
– Мы можем помочь вашей жене. Облегчить ее участь на суде, если поймаем настоящего отравителя.
– Вы говорите о помощи моей жене, Катя? После того, что она хотела с вами сделать?
– Надо найти второго убийцу.
– Это что… какая-то христианская добродетель? – Макар не смотрел на нее, пытался взять себя в руки.
– Это наш долг. Раз уж мы взялись за это дело, надо идти до конца. И мы можем пройти этот путь вместе.
– Вместе? – он обернулся – голубые молнии сверкнули.
– Да, вместе, – Катя кивнула.
– Я готов. Вместе с вами… куда хотите, куда прикажете мне. Что я должен сделать?
– Источник в полиции сообщил, что юрист вашего отца – некий Гурский…
– Вениамин Борисович? – перебил Катю Макар. – Я его знаю. А при чем он здесь?
– Ваш отец хотел сделать вам на день рождения какой-то подарок. Вы не в курсе?
– Нет.
– Возможно, Гурский знает, – подал голос Клавдий Мамонтов. – Поедешь сейчас с нами к нему. И расспросишь его сам. Нам-то он вряд ли что скажет.
– Минуту дайте мне на сборы, – Макар глядел на Катю. – И поедем. У Гурского особняк в Малаховке. Он там постоянно живет.
И минуты не прошло, как он, на ходу натягивая на себя потертую кожаную косуху в заклепках, сбежал по лестнице – Катя и Мамонтов ждали его в холле.
– Если посадят меня за то, что покинул дом без спроса у ментов, придете ко мне в тюрьму? – спросил Катю Макар и церемонно, как принцессу, повел к машине. Усадил на заднее сиденье, но сам рядом не сел. Демонстративно плюхнулся впереди рядом с Мамонтовым.
– Рули давай. Я покажу, куда ехать.
– Я знаю, где Малаховка, – отрезал Мамонтов. – А дом юриста нам покажешь.
Катя молчала всю долгую дорогу до Малаховки.
Макар сидел вполоборота и не сводил с нее глаз.
Где-то далеко… на дне памяти, на дне сердца звучало шубертовское трио.
Скрипка, рояль, виолончель… Сливаясь, расходясь и снова соединяясь, они вели свою вечную, вечную мелодию. Как сто и еще шестьдесят лет назад…
Юрист Гурский обитал среди сосен и декоративных кустов, среди клумб с осенними астрами и зарослей алой рябины. Когда-то это была обычная малаховская дача, а теперь на ее месте воздвигли особняк с панорамными окнами – в стиле альпийского шале.
Полный пожилой Гурский играл с внуками в прятки. Он как раз прятался от детей в кустах у кирпичного забора, когда услышал крики Макара: «Вениамин Борисович, откройте калитку, это я приехал!»
Гурский впустил их на участок.
– Макар, дорогой! Рад тебя видеть. Ох, самые глубокие, самые искренние мои соболезнования прими! Поверь, только болезнь… подагра проклятая помешала мне на похороны прийти. Скорблю всей душой, оплакиваю Савву. Что в полиции говорят?
Гурский еще не знал об аресте Меланьи. И Катя мысленно обрадовалась этому. Хоть какая-то удача.
– У меня к вам вопрос, Вениамин Борисович, – сразу начал Макар без обиняков.
– Всегда к твоим услугам. Я сам хотел с тобой встретиться. Это необходимо в деловом плане, ты понимаешь. Время скорби, но время и делам.
– Да. Хочу спросить вас. Потому что моего отца намеренно отравили…
– Я так и подумал. Сам бы он никогда такого не сделал. Он слишком любил тебя. Сейчас эта тема… отравления… словно в воздухе витает, – юрист Гурский помолчал. – Дожили, называется. Если это еще не дно – то сколько, сколько, скажите, осталось до этого дна?
– Я хочу понять причину, – Макар посмотрел на Катю. – Это мои друзья. Они тоже хотят знать. Так что можете говорить при них все открыто.
– Что я должен сказать, Макар? – осторожно спросил Гурский.
– Вы сами никого не подозреваете? Нет скрытого повода, причины, чтобы кто-то пожелал смерти моему отцу? Одну причину полиция уже выяснила, так что я теперь хочу знать…
– Макар, – Катя сама взяла его за руку. Лишь бы по простоте душевной не брякнул про Меланью сейчас.
– Я не знаю причины, – ответил Гурский.
– Но вы же строите догадки? – спросил Клавдий Мамонтов.
Гурский глянул на него – все-таки кто это такой-то?!
– Макар, дорогой, это непростой вопрос, – он ответил не Мамонтову.
– Как я узнал, отец хотел мне что-то подарить на день рождения. Вы не знаете, что это?
– Нет.
Катя подумала – все впустую. Эта дальняя поездка в Малаховку… все зря…
– Про догадки спросили, – Гурский помолчал. – Знаешь, Макар, Савва был такой человек, который махнул на себя рукой и думал лишь о тебе. Всегда. Он хотел, чтобы ты жил счастливо, независимо от обстоятельств, которые затронули вашу семью. Он говорил мне – санкции такая вещь, ползучая… сегодня я под ними, а завтра… Их ведь и на семью могут распространить, на детей, на то, чем они владеют. Заморозят активы. Кто запретит? Проснешься завтра и – адье. Банк пришлет уведомление. Савва всего этого страшился. Он хотел подстраховаться.
– Как подстраховаться? – спросил Макар.
– Я знаю, что он почти все тебе отдал. Однако частью денег все же распорядился по-другому. Страховка, например, на нее санкции невозможно распространить. И еще… я знаю, что он положил десять миллионов долларов в швейцарский банк на имя близкого ему человека. Не родственника. Это специально. Они все так сейчас делают – разбрасывают средства по разным счетам – на совсем дальних родственников. На седьмую воду на киселе. И на челядь. На имя тех, кто им служит, в ком они уверены. Так вот Савва поступил как все. Он положил деньги на имя человека, которому полностью всецело доверял.
– На Дроздова?
– Этого вышибалу покалеченного? Нет, что ты. Дроздов для таких шкурных дел не подходит. Гордыня у него зашкаливает. Твой отец положил деньги в банк в Швейцарии на имя Ларисы.
– Сусловой? – переспросил Мамонтов.
– Молодой человек, сбавьте тон свой командирский, – Гурский хмыкнул. – Такие дела не принято вообще вслух обсуждать. Конечно, номинально это деньги Саввы. Но юридически по документам владелица всего вклада – Лариса. Без ее согласия и подписи невозможно провести ни одной банковской операции. Ну, Макар, ты понимаешь…
– Псалтырников пригласил вас на его день рождения, – Мамонтов кивнул на Макара. – Это было как-то связано с банковским вкладом?
– Я был болен и не приехал. О чем сейчас очень сожалею. Я думаю, что ситуация двусмысленная, когда такими деньгами владеет все же человек чужой, пусть и доверенное лицо, Савву в конце концов перестала устраивать. И он захотел переложить деньги на вас, Макар. Как и все остальное, что он вам перевел за границу. Он прямо мне об этом, естественно, не сказал, но я старый лис… я чую такие вещи, – Гурский сделал многозначительную паузу. – Необходимо было со стороны Ларисы составить документы и подписать. О том, что она возвращает все до копейки. Однако Савва неожиданно умер.
Они все молчали.
– Я никого не обвиняю, – старый юрист поднял руки. – Нет. Я просто высказываю свое мнение. Савву отравили. Деньги остались в банке. Ты, Макар, так и не получил подарка на день рождения. А Лариса Ильинична… наша Царица Савская теперь весьма обеспеченная женщина.
Они поблагодарили юриста. Макар пообещал, что вскоре позвонит ему. Катя ощущала в душе тревогу и… странное чувство… след, и какой! Это все очень серьезно. Она оглянулась на Мамонтова и Макара, те шли к машине позади нее. Их, однако, сейчас занимало совсем иное – несмотря на всю важность полученных сведений.
– Прокатишь нас назад с ветерком? – спросил Мамонтов и протянул Макару ключи от машины. – Доехали сюда за час десять, довезешь быстрее?
– Хочешь прокатиться с ветерком, приятель? – Макар изучающе посмотрел на него.
– Проветриться не помешало бы. А то у кого-то слишком много денег, и он хвалится этим при даме как последний плебей. А в настоящем деле пока никак себя не проявил.
– Я права дома оставил, – сказал Макар.
– А, ясно. Я так и знал.
– Пиши доверенность на коленке на тачку, – Макар забрал у него ключи от машины. – И завещание.
– Ты бы тоже свое составил. А то мне надоело…
– Что тебе надоело? – спросил Макар точно так же, как до этого его сам Мамонтов.
– Актерство твое.
Макар усмехнулся и галантно распахнул перед Катей заднюю дверь внедорожника. Сам сел за руль. Мамонтов – рядом с ним впереди.
Макар улыбнулся Кате в зеркале. И они покатили. Помчались как ветер!
Где было ГИБДД? Как их не остановила полиция? Для Кати навсегда это осталось загадкой. Пристегнувшись, она молчала как рыба – бесполезно пищать, когда такие разборки пошли, такой выпендреж, кто круче – Макар или Клавдий.
Клавдий или Макар.
Пару раз… когда уж совсем было швах… ей все же хотелось заорать, чтобы они выкатывались из машины оба к чертовой бабке! И пустили за руль ее.
Но сердце… глупый маленький вещун советовал ей безмолвствовать.
Впереди ждали очень серьезные, возможно, страшные дела.
Катя не хотела сейчас об этом думать.
«Решу все потом, когда вернемся…»
