ГЛАВА ПЯТАЯ. Красное и белое
Было еще темно, когда Баландин проснулся. Остальные обитатели четвертого некомплектного домика продолжали дрыхнуть, как и полагается честным антарктам в столь ранний час. Дрыхли трое: после разрешения жилищного кризиса в Новорусской калининградский экипаж получил свою кубатуру. Николаевцам осталась прежняя, с тремя штатными стенками и одной импровизированной. Не захотелось съезжать из домика-уродца – успели прижиться.
Дрыхли похрапывая. Еще бы не дрыхнуть – накануне все изрядно умаялись, поскольку весь день пришлось полноценно вкалывать на камбузе. Что такое наготовить пайку на тысячу человек с гаком, знает любой отслуживший в армии. Хорошо еще, что посуду мыть дежурным по камбузу не приходилось – только котлы драили да поварские миски-ложки. Ну и пол, разумеется, куда ж без этого – во время раздачи так натопчут, абзац. И откуда только берется эта вездесущая грязь? Вроде льды кругом, чистые – растопи и пей, вода – слеза. ан нет.
Впрочем, Баландин давно уяснил: везде, где появляется человек, становится грязнее, чем было до его появления. Человек и мусор неразлучны. Если, конечно, человек цивилизованный. Первобытные дикари еще умудрялись как-то жить-поживать в относительной гармонии с природой, засоряя только свои пещеры, а как только выдумали цивилизацию, пещерой для них стал весь мир. Не засорять его никак невозможно.
Нашарив сигареты, Баландин встал и влез в брюки и куртку. «Постирать бы надо шмотки, – озабоченно подумал он. – Занять, что ли, очередь с утра пораньше?»
Со стиркой была проблема. В пристройке, присобаченной сбоку к кают-компании зимовщиков, установили две новые автоматические стиралки – одну пожаловал папа Шимашевич, вторую привезла с собой эмигрировавшая из Таиланда чета немцев. Подключить машины тоже было делом нетривиальным. Во всяком случае, Квазимодо, как Баландин про себя величал дизелиста Самоклюева, ныне сосланного на седьмой километр за зверообразность, провозился с подключением двое суток и несколько раз растачивал в мастерской какие-то переходники. Однако подключил. С тех пор обе стиралки пахали на износ, а очередь на постирушку часто приходилось занимать на завтра, а то и послезавтра – ближе все было забито.
Выйдя из домика, Баландин зябко поежился. С купола стекал равномерный прохладный поток, перемешивая туман побережья.
«Экватор, елы-палы, – подумал Баландин с досадой и, оттопырив полу модерновой куртки, поглядел на термодатчик. – Плюс восемнадцать… Это в домике. А снаружи – градусов пять, вряд ли больше. Сколько ж миллионов лет тебя морозило, родина ты наша новая, Антарктида, лакомый кус для толстосумов и мироедов со всего земного шарика…»
Блокада свалилась на головы антарктов внезапно и без предупреждения. Хотя, если рассудить здраво, ее стоило ожидать с самого начала, с первого выхода в эфир «Антарктиды online». Чудо, что «цивилизованные» страны медлили два месяца. Однако опомнились.
Роль мирового жандарма, разумеется, взвалили на себя Соединенные Штаты. Кто же еще мог рассчитывать на безнаказанность? Не столь уж давнее вторжение в Ирак никого ничему не научило, однако сделало хозяйское отношение Америки к чьей угодно территории и государственности уже привычным и почти не вызвало удивления в мире.
Посасывая хабарик, Баландин размышлял – с утренней сонной ленцой. Вокруг серело – близился рассвет. День на экваторе рождался удивительно быстро. Вроде только что еще мир полнился предрассветными сумерками – и вдруг бац! В противоположной от океана стороне туман вдруг становится розовым, сивая мгла сверху стремительно светлеет, и в редкие разрывы над головой иногда проглядывает небо.
Докурив, Баландин щелчком отправил окурок в лужу, где скопилось немало его раскисших собратьев. Уже протянув одну руку к утке из яхтенной запаски, заменяющей дверную ручку в некомплектном домике, Олег мизинцем второй машинально поковырял в ухе и только потом сообразил, что это не в ушах звенит – с запада накатывал пока еще тихий звук. Гул – не гул, рокот – ре рокот. Словно гигантский осиный рой приближается. Или целое сонмище вертолетов.
Вертолетов…
Баландин оцепенел. Побережье блокировано американским флотом. Если кто и может приближаться к Белому континенту – то только американцы.
А зачем?
Наивный вопрос.
Рванув на себя дверь, Баландин срывающимся голосом рявкнул:
– Полундра!
Яхтсменские навыки за время, проведенное на Белом материке, не успели выветриться – моментально вскинулся капитан, завозился Нафаня, сел на койке Женька Большой.
– Что там? – с неудовольствием справился Крама-ренко, душераздирающе зевая.
– А ты послушай, – предложил Баландин, кивая на полуоткрытую дверь домика,
откуда тянуло свежим сквознячком.
Гудение усиливалось.
– Чего тебе неймется? – с неудовольствием пробормотал Нафаня, вправляя вывернутые наизнанку рукава куртки.
– Ты что, не слышишь? – удивился Баландин. – Это в небе все!
– Ну, в небе, – продолжал ворчать Нафаня. – И хрен бы с ним. Мало ли кто там шурует…
Однако народился и окреп новый звук – и он уже мало походил на шелест вертолетных винтов. Через несколько минут, за которые экс-экипаж «Анубиса» успел кое-как облачиться, в небе над Новорусской пронеслось несколько самолетов. Баландин проворно выскочил наружу, но рассмотреть ничего не сумел – мешал проклятый и нескончаемый туман. Но любой житель Николаева, хоть раз слышавший голоса Кульбакинского аэродрома, легко отличал на слух военные самолеты от гражданских.
Над Новорусской прошли военные. Тяжелые. Несколько.
Баландин нервно оглянулся – коллеги-яхтсмены, наспех одетые, стояли рядом и точно так же слепо таращились в небо. Из соседних домиков тоже выглядывал народ – Новорусская была местом не то чтобы тихим, но уж звук авиационных турбин обычным тут никак не мог считаться.
Мало-помалу самолеты отдалились – они уходили в глубь материка. Рев их затихал вдали и вскоре стал не слышен за дребезжащим гулом вертолетов да свистом воздуха, рассекаемого огромными лопастями.
Вертолеты приближались.
– Да что творится-то, мать его! – выругался капитан. – Айда на берег!
Почти уже не оскальзываясь в лужах – сказывалась многодневная привычка, – яхтсмены потрусили к океану. Не они одни – самые шустрые жители Новорусской тоже. Поселок просыпался раньше обычного – с неохотой и недоумением. И еще – с тревогой.
Яхты давно уже покоились на срубленных кое-как и из чего попало козлах – новоявленные антаркты не могли спокойно глядеть, как равнодушный океан убивает их суденышки, поэтому, едва стало понятно, что гонке конец, все поспешили поднять яхты на берег и отбуксировать на сравнительно ровное место подальше от прибоя. На юго-западной окраине Новорусской вырос целый диковинный квартал, целящийся в хмурое антарктическое небо густым лесом мачт. Пока с Новой Каледонии не доставили вдоволь щитовых домиков, кое-кто успел и пожить на яхтах. Но это оказалось не слишком удобно – во всяком случае, топить печку внутри решались немногие. Да и тепло яхты практически не держали.
К прибою четверка с «Анубиса» выскочила практически одновременно. Несколько человек уже стояли у самой воды и пристально всматривались в даль, но из-за тумана разглядеть что-либо было решительно невозможно. Вроде бы что-то там чернело в отдалении… Но что? И звуки, звуки – приглушенные звуки. Не вверху, как вертолетные винты, ниже, прямо на воде.
– Во! – Женька Большой неожиданно ткнул пальцем в небо. – Глядите!
Спустя несколько секунд из тумана вынырнул здоровенный, похожий на сапог вертолет о двух винтах – эдакий летающий железнодорожный вагон. Чуть дальше к северу смутно проступали в тумане очертания второго.
– Е-мое! – вырвалось у Баландина. – Да это же «Чинуки»! ВВС США!
– Ёханый бабай! – У капитана нехорошо вытянулось лицо.
«Чинуков» в небе виднелось уже четыре. Даже нет, больше – не то шесть, не то семь. Они тянули ровненькой шеренгой с океана и явно намеревались пройти над Новорусской.
А потом к берегу поперла пара десантных кораблей с отверстыми пастями десантных шлюзов.
– Вот тебе и стали антарктами, – уныло пробормотал Нафаня.
– Это кто? Американцы? – спросил Женька, как будто и так было непонятно.
Строго говоря, атаковать Новорусскую могли англичане, австралийцы или новозеландцы. Простейшая логика сказала бы иное: их десантные части, скорее всего, предназначались для вторжения на английские, австралийские и новозеландские станции.
В данный момент антарктам было не до логики. Да и зачем она, если интуиция работает не хуже? Ясное дело, американцы!
– Опомнились, гады!
Вокруг уже окончательно рассвело. Туман на востоке розовел вовсю, и именно туда стремились вертолеты. Стало видно, что на берег нацеливается куда больше двух кораблей. Из тумана над океаном один за другим выныривали катера на воздушной подушке, каждый размером поболее «семерки».
– И чего теперь? – хмуро процедил капитан. – Зимовщики так просто не сдадутся, точно отстреливаться будут.
– А толку? – угрюмо вздохнул Баландин. – Из винтовок по вертолетам? Не смеши.
– То есть, – заметил капитан зло, – ты предлагаешь сдаться?
– Неизвестно еще, станут ли они брать кого-нибудь в плен. – Женька нервно поежился. – Хотя, по идее, должны – двадцать первый век на дворе, а у нас и оружия-то нет. Стало быть, мы – гражданское население.
– У кого нет, – тихо вставил Баландин, – а у кого…
Он вынул из внутреннего кармана куртки нечто заботливо укутанное в грязную промасленную тряпицу. Подчеркнуто неторопливо содрал ее и бросил на лед – в руках Баландина остался такой же небольшой автоматик, какие им вручал Николай Семенович перед стычкой с пиратами. Только на этот раз автоматик был заряжен, а Баландин успел прекрасно изучить и расположение предохранителя, и все остальное.
– Ой! – впечатлился капитан. – Где взял?
– Долго рассказывать.
– Погоди, – вмешался Нафаня. – Ты что, собрался реально воевать?
Ответить никто не успел. Вертолеты с ревом прошли над головами, обдав упругой воздушной волной. Они явно снижались, но если и собирались садиться, то за поселком.
Чтобы слышать друг друга, приходилось кричать.
– По-моему, пора валить. – Женька хлопнул капитана по плечу и нырнул в щель меж двух яхт.
Остальные поспешили за ним – десант с катеров вот-вот должен был ступить на сушу.
Ноги сами привели к кают-компании – там успела собраться немаленькая толпа. Игорь Непрухин что-то остервенело вещал с приступочка, а стоящие ближе всего антаркты из старичков дружно поддакивали. Четверка с «Анубиса» поспела как раз к окончанию речи, когда толпа загомонила: «Верно! Раздавай!»
Завхоз Недобитько тут же нырнул в дверь, за ним сунулся кто-то из механиков. Толпа зашевелилась. На неожиданно визгливой ноте возопил некто, видимо, несогласный с речью Непрухина, и его чуть было не наладились бить, однако опять же кто-то из старичков зычно проорал:
– Не троньте его! Пусть идет сдается, если хочет, гнида!
Толпа брезгливо отступила.
– Ну точно! – пробормотал Женька. – Народ собирается воевать. Я – не я, если не так!
У входа в корпус завхоз раздавал оружие. Вряд ли его было много, но десятка три стволов на Новорусской точно имелось, это знал каждый.
Баландин заозирался и почти сразу заметил двух волгоградцев – Власевича и Витьку Сивоконя; они, отчаянно жестикулируя, объясняли что-то пухлому иммигранту, бывшему композитору. От домиков бежал балтиец Дахно, полы его куртки развевались на манер коротких крылышек, и Дахно был очень похож на удирающего по льду пингвина.
Непрухин что-то скомандовал. В общем шуме его было не слыхать, однако толпа стала быстро редеть – народ разбегался кто куда. Пронесся закутанный в черт-те сколько одежек курчавый полинезиец, видать, переселенец с рокирнувшихся островов. Лицо у него было серым, не то от непривычки к холодам, не то от свалившихся треволнений, а в руке абориген текущих широт сжимал старинный пистоль времен, наверное, еще капитана Кука.
– К укрытиям! – надрывался Непрухин. – Залегайте по желобам! Кто безоружен– тоже!
– Чего стали? – на бегу прокричал Дахно. – Пошли к водостоку! Там наши!
– Двинули! – гаркнул капитан. Похоже, в тревожный момент он автоматически принял командование на себя, и команда привычно подчинилась, хотя Нафаня кривил губы и вполголоса матерился. Женька Большой, пробегая мимо полуразобранного вездехода сбоку от домика механиков, наклонился и подобрал бесхозный молоток.
Около водостока, у ажурной метеовышки имелся самый настоящий окоп, только ледяной – когда-то тут проходила тропинка зимовщиков. В окопе действительно обнаружились все остальные калининградцы – капитан «Балтики» Боря Баринов, Панченко с Радиевским и взъерошенный Дима Субица. Поспевший раньше ни-колаевцев Дахно что-то хрипло втолковывал товарищам, держась одной рукой за саднящий от бега бок. Глядел Дахно в основном на капитана – видимо, у кали-нинградцев тоже сработал давний рефлекс на старшего в команде.
– Давайте вниз! – махнул рукой Баринов, когда Дахно умолк и негромко заперхал, прижав кулак ко рту.
В руках Баринова, натурально, имелся автомат Калашникова. Жаль, 5.45, а не 7.62. Витька Радиевский был вооружен охотничьей двустволкой. У Дахно в руке чернел «ПМ». Остальные были безоружны.
Когда четверка с «Анубиса» присела рядом с коллегами в ледяном желобе, Баринов хмуро справился:
– Стволы есть?
Баландин молча продемонстрировал автоматик. Женька с каменным лицом вытянул руку с молотком. Баринов поглядел на него странно.
– У меня ракетница есть, – сообщил Нафаня угрюмо. – Правда, ракет всего три.
– Тоже пойдет, – вздохнул Панченко. И надоумил: – Только стрелять надо в упор. И лучше в рожу.
– Значит, воюем? – без особой радости спросил Юра Крамаренко у Баринова.
– А есть альтернатива? – пожал тот плечами. – Понятно, что нам не выстоять. Но оказать сопротивление мы обязаны, иначе… иначе какие мы на хер антаркты?
Баринов оглядел всех присутствующих; глаза у него были светлые-светлые, почти белые, как окружающий лед.
– Вот что, братцы… – сказал он несколько мгновений спустя. – Понятно, что все это авантюра чистейшей воды. И что не выстоять нам против америкосов. Поэтому… Поэтому отстреливаемся, пока есть патроны, а потом… Потом как получится. Не думаю, что они станут стрелять в безоружных.
– Если мы кого-нибудь из америкосов завалим, – неожиданно спокойно возразил Баландин, – очень даже будут. Но я согласен. Отстреливаемся до последнего. Потом – пушки на лед и руки за голову. Я, конечно, ан-таркт… но дохнуть зазря раньше времени мне что-то неохота.
На южной окраине резко хлопнул одиночный выстрел, потом еще один. А потом заговорили автоматы – сразу четыре или пять.
– Начинается… – пробормотал Женька.
– Так! – скомандовал Баринов. – Кто безоружный – на дно! И не высовываться. Если… если кого-нибудь приложит, продолжите вы.
Радиевский, Баландин, Дахно и капитан «Балтики» вжались в лед на краю бруствера. Меж домиков было уже безлюдно, обитатели Новорусской либо прятались с оружием наготове, подобно яхтсменам, либо убрались в домики и прочие помещения, чтоб не маячить в качестве живых мишеней.
А спустя несколько минут американцы пошли на приступ.
Операция развивалась в полном соответствии с планом. Пролетевшие минут двадцать назад над Новорусской вертолеты высадили на лед десант, военные транспортники сбросили полтора десятка легких бронемашин, и машины эти сейчас строем двигались к станции, предупреждающе поводя стволами пулеметов. Навстречу им с моря перебегали высаженные с катеров морпехи. Разгорелась жидкая перестрелка – для густой у обороняющихся было слишком мало оружия.
– Вон! – громко прошептал Радиевский и припал к прицелу.
Баландин и сам увидел: из-за угла дизельной выглядывал морпех-американец в грязно-сером шлеме и таком же комбинезоне. По нему кто-то выстрелил откуда-то справа, из-за сортира, что ли. Морпех спрятался; секунду спустя по сортиру стали бить сразу из нескольких стволов – за углом американец был явно не один.
– Тихо! – напряженно сказал Баринов. – Не тратьте попусту патроны, пусть сначала покажутся.
Вскоре стрельба у сортира захлебнулась, но там никто не кричал – может, и не подстрелили бедолагу, может, просто боеприпасы у него иссякли. Тем более что стрелял неведомый оборонец сортира одиночными, видно, тоже из ружьишка.
Спустя полминуты из-за угла вновь выглянул морпех. Внимательно обозрел окрестности и махнул рукой кому-то невидимому. Сам он, присев на одно колено, хищно поводил стволом автомата, готовый в любой момент дать убийственную очередь.
Из-за угла тем временем выскользнули сразу трое и, пригибаясь, сунулись к дверям дизельной.
И тогда Баринов вполголоса скомандовал:
– Огонь!
Многоголосо шарахнуло. Звонко протрещала очередь баландинского скорострела. Солидно ухнула двустволка. Сдвоенно вякнул «калаш». Покнул одиночный из «пэ-эма». Один из трех американцев неловко споткнулся и стал оседать. Остальные двое подхватили его под локти и мгновенно отступили назад за угол, а прикрывающий принялся поливать огнем укрытие яхтсменов, обильно вылущивая острую ледяную крошку. Все тотчас сползли на дно окопа, не сговариваясь.
Через секунду, чуть не долетев до окопа, разорвалась граната и почти все яхтсмены временно потеряли возможность слышать.
С этого момента воспоминания Баландина потеряли связность и стали обрывочными. Антаркты еще стреляли, и по углу дизельной, и в промежуток между будкой метеорологов и малым холодным складом. Отовсюду палили в ответ, густо и точно. Витька Радиевский в какой-то момент, вскрикнув, схватился за предплечье и выронил ружье, которое тут же подобрал Субица. Минуту спустя убили Диму Дахно – ему попали в голову. Пистолет его подбирать смысла не имело, потому что Дахно успел расстрелять всю обойму.
Потом их укрытие пытались обойти с двух сторон, но кто-то из соотечественников-антарктов поддержал огнем с левого фланга – и американцы вынуждены были снова забиться в щель между метеобудкой и складом, а откуда-то сзади приполз белый от ярости механик Илья Зубко, бывалый зимовщик.
Отряд под предводительством Непрухина тем временем сильно отжали с первоначальных позиций бронемашинами; юг и юго-восток Новорусской американцы отвоевали почти сразу. Бой шел спереди; бой приближался и сзади. Тиски сжимались не быстро, но до жути неуклонно.
Самоотверженность – это слишком мало против силы и выучки.
Некоторое время яхтсмены отстреливались вместе с Зубко, потом у Баринова опустел единственный магазин, а у Субицы осталось лишь по патрону в каждом стволе плюс один резервный в кармане. Сам Баландин расстрелял полтора магазина из трех имевшихся.
– Отходить надо! – угрюмо процедил Баринов.
Баландин был согласен – сидеть в окопе становилось слишком опасно: они приковали слишком много вражеского внимания, а бронемашины уже утюжили главную площадь Новорусской и давно хозяйничали на взлетно-посадочной полосе. Было видно, как в южной части поселка из домиков выводят не решившихся сопротивляться антарктов – руки за голову.
Но куда отходить? Со стороны материка поселок блокировали бронемашины, а со стороны океана – морпехи.
– Я знаю куда, – сказал вдруг Зубко. – Сначала к северному водостоку, к Пингвиньей балке, а потом…
Договорить он не успел – американцы снова пошли на приступ, причем гранат на этот раз не пожалели. Чудом никого не зацепило, только посекло лед в нежданно исполнившем роль окопа желобе. Оглушенные и, по большому счету, деморализованные яхтсмены и единственный абориген-механик покинули спасительный окоп и отступили за ангар, окруженный высоким валиком обледеневшего снега. Баландин опустошил второй магазин – это на несколько секунд заставило американцев залечь, а товарищам дало возможность улизнуть из окопа.
Мертвого Дахно пришлось бросить – настало время думать о живых. Запомнилось только красное на белом. Радиевскому помогали все еще безоружный Панченко и капитан «Анубиса» Юра Крамаренко.
За выступом какого-то строения – сами не поняли какого, до черта их тут! – нос к носу столкнулись с американцами, конвоировавшими кого-то из переселенцев. Баландину казалось, что случилось это сразу же после того, как был покинут окоп, но при зрелом размышлении становилось понятно – такое могло произойти только спустя какое-то время, минут, наверное, через десять. Эта стычка окончательно смешала все в голове – разум предпочел спрятаться за рефлексами.
Была короткая сумбурная перестрелка, почти в упор. Одного американца, кажется убили, и убили кого-то из калининградцев. Баландин отчетливо запомнил Женьку Большого, швыряющего молоток в лицо врагу, и Нафаню, стреляющего из ракетницы в лицо другому. Потом Баландин следом за Зубко упал в ручей, весело текущий по водостоку, и заскользил с этой импровизированной горки прочь от поселка, все быстрее и быстрее. Ледяная вода обожгла лицо и руки. Больших трудов стоило удерживать на весу автомат – инстинкты не позволяли его намочить.
К финишу короткого скоростного спуска примчались только пятеро – Зубко, Баландин, Нафаня, Юра Крамаренко и Баринов. Женька Большой откололся на старте – его отсекли от водостока, но, кажется, ему удалось улизнуть в ангар, хотя это представлялось слабым утешением и скорее отсрочкой плена, чем избавлением от него. Но в момент бегства из поселка таким экстравагантным и весьма мокрым способом размышлять о судьбах товарищей Баландин был абсолютно неспособен.
Модерновые костюмы-непромоканцы спасли яхтсменов от ледяной купели – нельзя сказать, что они остались полностью сухими под одеждой, но жить было пока можно. А вот каэшка Зубко промокла насквозь, и уже спустя пару минут после финиша у того зуб на зуб не попадал. Но механик крепился. Именно он подсказал, что делать и куда бежать дальше – двести пятьдесят метров от поселка, даже с учетом густого тумана, это слишком мало, чтобы считать себя в безопасности от пули.
И слишком много, чтобы считать себя в безопасности от Антарктиды.
***
А вот в моральной столице антарктов, на станции Амундсен-Скотт главным героем обороны выпало стать – смешно произнести! – свирепому попугаю Кешью. Впрочем, началось все, как и в Новорусской, со звука приближающихся транспортных самолетов, а затем и «Чинуков», на которые Кешью-Кеша поначалу не обратил никакого внимания, если вообще их заметил.
Зато на звуки обратили внимание люди. Строго говоря, первыми приближение самолетов засекли дежурный на аэродромном радаре и забредший к нему погреться гляциолог из соседней научной будочки – пока у гляциолога чего-то там оттаивало или, наоборот, замерзало в очередном опыте, он решил заглянуть на кофе к соседу.
– Гляди, Джимми, – дежурный пощелкал ногтем по стеклышку радара, на котором бегал по кругу белесый шлейфик, выявляя несколько точек, потенциальных гостей. – Кто-то к нам навострился. Не знаешь кто?
Гляциолог Джимми Сандерс несколько минут назад переключился мыслями со своего низкотемпературного опыта на мечты о горячем кофе, поэтому ему было решительно наплевать, кто там куда навострился – мало ли какие делегаты от каких станций решили поучаствовать в Конгрессе?
Джимми Сандерс вообще считал Конгресс пустой трескотней и бесполезной говорильней, за которую никто не заплатит ни цента. Иное дело научная работа!
Технику Аарону Макбрайду до выявленных радаром гостей дела было немного больше, но ничего худого он тоже не заподозрил – на Амундсен-Скотт в последние недели самолеты с других станций летали действительно часто. Другое дело, что не так кучно. Тем не менее Макбрайд особо не встревожился, решил спокойно попить кофе с Сандерсом, а потом уж доложить руководству и рявкнуть на рабочих посадочной полосы.
Вода в кофейнике еще только закипала, а звук приближающихся самолетов стал слышен уже и под куполом. Только теперь Макбрайд нахмурился и потянулся к рации. Но предупредить руководство он уже не успел.
Тем временем антаркты, удивленные столь мощным звуком из поднебесья, прервали едва начавшееся утреннее заседание и высыпали из надувного купола наружу. Тут-то и стало понятно, кто пожаловал.
Самолеты, как и у Новорусской, сбросили на лед бронемашины и тут же убрались, уступив небо сапогастым «Чинукам».
Взгляд, которым обменялись Тейлор и Уоррен, был долгим и в вербальной смысловой расшифровке, вероятно, мог бы занять средней величины том. Американские военные атакуют американскую научную станцию, которая посмела объявить себя столицей свободной территории. Не позавидуешь ее начальникам…
Однако взгляды делегатов иных национальностей (особенно китайцев, японцев и индусов) тоже весили немало и кое-что значили. Да и русские знакомо набычились – эти ребята просто так не сдадутся, Тейлор не сомневался. И если их подвести… прощай антарктическое президентство.
Какие мотивы боролись в душе Брюса Тейлора, достоверно неизвестно – известно лишь, какие, к его чести, взяли верх. На долгие речи времени не оставалось, поэтому он громко хлопнул в ладоши и сказал очень коротко, хотя и достаточно пафосно:
– Свободная Антарктида обязана себя защитить!
А Уоррен поддержал в лучшем голливудском стиле:
– Парни, у нас проблема: эпоха гуманизма еще не наступила. В ружье!
Весь арсенал Амундсен-Скотта состоял из, дай бог, полудюжины автоматов различных систем, нескольких винтовок и пистолетов. Ни одного гранатомета, даже подствольного. Никаких зенитных систем. И тем не менее игра сразу пошла всерьез: антаркты встретили десантные «Чинуки» огнем из всего, что могло стрелять. Встретили еще до того, как первые солдаты успели высадиться на лед.
Однако, когда на ничем не защищенных стрелков-антарктов поперли бронемашины, отступление обороняющихся под купол произошло более чем поспешно.
В сущности, на станции негде было держать оборону: два купола, несколько научных павильончиков, дизельная да сплошные льды кругом. Поэтому американские десантники, невзирая на дружный залп антарктов (к слову сказать, ничуть не повредивший ни единый «Чинук»), могли считать себя хозяевами на базе уже спустя пятнадцать минут, когда в купол к испуганно притихшим конгрессменам пожаловал бригадный генерал Ричард Хески.
Всякий скажет, что не дело генерала лично участвовать в штурме. Однако кто же откажется украсить свой послужной список участием в славном и, главное, практически безопасном деле? Нет дураков.
Вот тут-то и вмешался попугай Кеша.
Ошибается тот, кто полагает всех, без исключения, попугаев безобидными, бестолковыми и потешными созданиями. Новозеландские попугаи кеа, в отличие от своих ближайших родственников кака и какапо, бестолковы, потешны, но отнюдь не безобидны. И вранье, будто любимейшим лакомством Кеши были орехи кешью. Не было для него, как и для всех кеа, большего гастрономического изыска, чем мясо нежного барашка с ароматным жирком. Эти твари, некогда привыкнув кормиться отходами скотобоен, отринули вегетарианство как недостойное приличной птицы занятие. Стаи кеа терроризируют овечьи отары по всей Новой Зеландии. И овец они рвут так, что (мама дорогая!) куда там койотам или динго
Неизвестно, что так разозлило Кешу – генерал Хески на овцу был нисколько не похож. И обидеть хозяина попугая еще ничем толком не успел, если не принимать во внимание сам факт появления военных.
Кеша спикировал на Хески, вцепился мощными когтями в генеральский погон и в долю секунды отстриг генералу ухо. А затем принялся рвать клювом щеку.
Генерал не сразу понял, в чем дело, и не сразу почувствовал боль. Онемев, он уставился на залитый кровью рукав камуфляжа. А секундой позже заорал на весь купол. Царившая в зале Конгресса за мгновения до того тишина сразу раскололась на части. Хески попытался отодрать от себя хищного попугая, но тот оставил в покое щеку и принялся за генеральскую руку.
На Хески страшно было смотреть – вся правая часть лица его являла сплошную кровавую рану. Сопровождающие солдаты и офицеры остолбенели всего на пару секунд, но этого оказалось достаточно. Наконец кто-то из солдат вскинул автомат и саданул стволом по Кеше, а генерал окровавленной рукой выдрал из кобуры пистолет.
Вероятно, Кешу убили бы. Не проблема пристрелить ворону в упор, а ведь кеа крупнее вороны. Но Хески волею случая поскользнулся на собственном ухе и в попугая не попал, а тот, не будь дурак, замолотил по воздуху крыльями и был таков. По нему выстрелили еще несколько раз, но единственное, чего добились десантники, – это прострелили купол, который стал стремительно сдуваться и оседать. И когда заметно осел, начался форменный дурдом. Люди – и солдаты, и антаркты – бились под накрывшей их материей, пытаясь отыскать путь наружу. Страшно орал и последними словами ругался пострадавший генерал Хески. Стреляли растерянные солдаты – такого идиотского штурма не ожидал никто из них.
А вот кое-кто из антарктов сумел воспользоваться поднявшейся суматохой. Дело в том, что купола базы Амундсен-Скотт, строго говоря, стоят не на льду. А стоят они над старыми постройками, занесенными снегом выше крыш и медленно тонущими в антарктических льдах. Когда-то между наполовину занесенными домиками проложили целую систему траншей, накрыв их сначала металлической сеткой, а поверх – брезентом. Комфорт и удобство!
Много ли осадков выпадает в Центральной Антарктиде? Несколько сантиметров в год. Однако и этого количества хватило, чтобы за многие десятилетия занести старые постройки выше крыш.
Новых жилых домиков американцы строить не стали, а просто-напросто возвели поверх похороненных построек стационарный купол. Позже, когда стало понятно, что всех делегатов-антарктов станция не вместит, к нему добавился еще один купол – надувной.
Естественно, солдаты ничего этого не знали. Зато знали старые зимовщики с Амундсен-Скотта, например единственный на базе негр Эрнан Фишер, по профессии врач. Ему довольно часто приходилось наведываться в «андерайс сторез», если вдруг возникала нужда в каком-нибудь медикаменте, а его не оказывалось наверху. По правде говоря, чаще всего сим медикаментом являлось красное вино, запасы которого в погребенных под снегами складах старой базы до сих пор могли впечатлить даже русских, известных во всей Антарктиде выпивох. Но так или иначе, доктор Фишер прекрасно знал, где располагается нора-вход в «подснежье». И здраво рассудил, что выкурить оттуда спрятавшихся аборигенов солдатам будет не так-то просто, особенно если не афишировать свое присутствие. Помимо вина внизу имелись и запасы пищи, и всякое полезное барахло вроде фонариков или веревок, и даже кое-какое оружие.
Когда продырявленный купол, медленно и величаво опустился на барахтающихся людей, Фишер сначала поддался панике вместе со всеми. Потом сориентировался. Мысль была четкая и – он сам удивился – пронзительно-светлая. Возблагодарив всевышнего за то, что солдаты не успели обыскать пленников, Фишер потихоньку отполз в нужную сторону, разрезал ножом прорезиненную ткань, расковырял наст, отодвинул заслонку, проник в нору и вернул заслонку на место, оставив, впрочем, щелочку для наблюдения. За четверть часа суматохи он успел незаметно заманить в нору добрый десяток проползавших мимо антарктов и даже одного незадачливого американского солдата, которого моментально оглушил и связал собственным ремнем, ибо за веревками было бежать далеко и некогда. А когда все более-менее успокоилось, новоявленные партизаны-катакомбщики, сработав дружно и бесшумно, задраили вход в нору, утащили пленного подальше вглубь и принялись размышлять – что же дальше?
Толик Коханский и Тарас Онищенко, украинцы с единственной соплеменной станции Академик Вернадский, были одними из первых, кого доктор Фишер затащил в «подснежье». К счастью, оба были парнями смышлеными и без лишних разговоров убрались под лед. Спустя малое время к ним добавился бывший начальник российской антарктической экспедиции Троеглазов и, не поняв текущего момента, успел в тесноте норы засветить кому-то по уху, прежде чем был вразумлен украинцами.
Наверху все еще ругались и постреливали, когда спустившиеся под лед антаркты добрались по узкому ходу до ближайшего похороненного жилища с провисшей крышей и стали держать военный совет. Удивительный, но бесспорный факт: при полном отсутствии планов партизанской борьбы активное подполье в столице Свободной Антарктиды начало действовать едва ли не раньше, чем пострадавший Хески доложил об успешном завершении операции по ее захвату.
***
Сами яхтсмены вряд ли бы вспомнили о сосланном на седьмой километр Квазимодо-Самоклюеве. И вряд ли нашли бы в тумане его заимку с одиноким домиком и холодным складом.
Правда, туман как-то вдруг очень быстро потек в сторону океана, однако коченеющего Зубко это не обрадовало.
– Пурга идет, – сказал он, стуча зубами.
– Обходим поселок по дуге – и марш-бросок до седьмого километра? – предложил Баринов.
– Спятил? Я же говорю – пурга идет.
– Сильная?
– Обыкновенная. Пурги не видал? Заблудимся и померзнем.
– Ложись! – не своим голосом крикнул Нафаня, падая брюхом на лед.
Попадали и остальные. Очень своевременно: ветер остервенело рвал туман в клочья. Сразу сильно похолодало. Стало хорошо видно, что делается в поселке. И слышно. Автоматная пальба почти везде прекратилась, зато на юго-западной окраине то и дело бухали взрывы, и ветер подхватывал какие-то кружащиеся в воздухе обломки.
– Блин, да они по нашим яхтам лупят! – вне себя заорал Крамаренко. – Из подствольников – по яхтам! Суки!..
Он вскочил и, кажется, был готов бежать спасать «Анубис». Баландин поймал его за ногу и уложил рядом с собой. Юра рыдал и грозился.
– Тихо, тихо… – втолковывал рассудительный Баландин. – Не шуми и, главное, не шевелись. Живее будешь, капитан.
– Капитан чего?! Хана «Анубису»…
– Хорошая яхта была, не спорю. Будет новая. Ты только глупостей не делай – мертвым яхты не нужны.
Какое-то время все пятеро лежали без движения, надеясь, что издали их примут за нечто неодушевленное. Промокший Зубко стучал зубами все сильнее.
– Гляньте, «Кассандру» видно! – подал голос Нафаня.
Повернули головы: За естественным молом все явственнее проступал корпус плавучей резиденции Шимашевича. Возле борта теплохода близ опущенного трапа прыгал на мелкой волне катер морпехов. Никаких звуков с «Кассандры» не доносилось.
– Сдались! – зло сплюнул Баринов. – Без выстрела сдались. Вот вам и «папа Шимашевич»…
– У него свои методы войны, – возразил несклонный к поверхностным суждениям Баландин.
– А мне плевать, какие у него методы. Оружием он поделиться мог, нет?
– А это что? – указал Баландин на свой автомат.
– Одна штука? И последний магазин, я не ошибаюсь? Одели голого в резинку от трусов…
– Ладно – в резинку… Что делать-то будем?
– Ж-ж-ждать, – вымучил Зубко.
– Пурги ждать, да? А потом?
– К к-куполу а-аэрологов. Т-там рядом два с-снег-гохода и т-т-трактор. Д-должны б-быть…
– Сам видел? Сегодня? Не вчера? Зубко усиленно закивал.
– Тогда ждем.
Ждать пришлось недолго. Первый заряд снежной крупы прошелся наждаком по лицам, и спустя три минуты исчезла в белой пелене «Кассандра»; исчез и поселок.
– Бегом!
Дизелиста пришлось едва ли не силой отдирать от наста и безжалостно подгонять. «Только бы не нарваться на морпехов», – думал Баландин, бодая метель. Случись встреча нос к носу – и у антарктов практически не было бы шансов.
Повезло: до аэрологического купола никого не встретили и вышли точно. Снегоходы нашлись сразу же, но радости с того было немного. Один из них лежал на боку с оторванной лыжей; другой, расстрелянный, как видно, из крупнокалиберного пулемета, превратился в заурядный металлолом.
Трактора на месте не оказалось. Кто-то отогнал его. Быть может – оккупанты. А может быть, кто-то из антарктов все-таки вырвался, скрывшись в метели.
Хотелось так думать.
– Ну что, – спросил, задыхаясь, Баринов, – кажется, финал? Прячем оружие, идем сдаваться?
Ему долго не отвечали. Свистел ветер, секла снежная крупа. Потом кто-то – кажется, Крамаренко – через силу ответил:
– А что нам еще остается?
