Была ты жива,
Как привычную вещь, не ценили,
Не дарили приязнью,
Но вот – тебя нет, и сердце
Сжимается от тоски.
Явь, промелькнувшая
В ночи черной, как ягоды тута,
Ничуть не верней
Сновиденья, где каждая малость
Явственно ощутима.
Сердце родительское
Не во мраке как будто, и все же,
Видно, всем суждено
Блуждать от тревоги к тревоге
В постоянных думах о детях.
Люди давно
В этом дом забыли дорогу,
Но грядущей весне
Даже густой подмаренник
Путь преградить не смог.
Так, я жива,
Но никто пусть об этом не знает.
От стыда трепещу
При одной лишь мысли: что думают
Сосны из Такасаго?..
Драгоценные шторы
Не поднимая, порой забывали,
Что бывает рассвет.
Думал ли я, что даже во сне
Не буду видеть тебя?
В лугах Касуга
Расцветши, цветы мурасаки
На платье легли
Узором смятенным. Смятенье души,
Тоска по тебе – беспредельны.
Так или этак —
Как ни поступишь, всегда
Попадешь впросак.
Что же делать? Одно обретаешь,
А с другим расстаешься, увы…
По небу плывущий
Месяц и тот в моем доме
Находит приют.
А ты, видно, где-то за тучами
Проскользнуть стараешься мимо.
Осень пришла,
Легли багряные листья
На тропинки в саду.
Никто не примнет их теперь,
Никто ко мне не заходит…
Захочешь сорвать —
Упадут и тотчас растают
Капли белой росы.
Под их тяжестью гнутся
Ветки осеннего хаги.
Ни единой пылинке
Не давал коснуться цветов
«Вечное лето».
«Летнее ложе» – тайны его
Мне одному открыты.
Я знаю: придет
Сегодня ко мне любимый.
Не зря ведь в углу
Плетет свою паутину
Паучок – маленький крабик
Даже на миг
Краткий, словно коленце бамбука,
Остаться на ложе
В одиночестве праздном – и это уже
Счел бы я теперь испытаньем.
Есть в Вакаса гора
Нотиса – «Увидимся после».
Снова встречусь с тобой,
Мой любимый, пусть даже сегодня
И расходятся наши пути.
Хотя бы одним
Дай понять мне, что все-таки любишь:
Кто б тебя ни спросил,
Никому ты не признавайся,
Что в доме бывал моем.
К горе Встреч – Осака,
Надежду в сердце лелея,
Пришел, но, увы,
По-прежнему неприступна
Разделившая нас застава!
От любовной тоски
В чем обрету утешенье?
Ах, хотя бы во сне
Увидеть тебя, но ночами
Я теперь не смыкаю глаз.
Растет в Фусэя,
В далеком краю Сонохара,
Дерево-метла.
Мнится – ты рядом, но вот еще миг —
И исчезаешь бесследно.
Во мраке ночи
Неспокоен путь,—
Луну ты подожди
И выходи, мой милый!
Хотя бы в этот миг мне на тебя взглянуть!
От тоски по тебе
Льются слезы и льдом застывают.
В эту зимнюю ночь
Удастся ли хоть на миг
Безмятежным забыться сном?
Просыпаюсь ночами,
Днем смотрю, уныло вздыхая,—
Так влекутся часы.
Почему-то этой весной на ветвях
Никак не набухнут почки…
У горы Судзука
Забыла рыбачка из Исэ
Платье свое.
Всякий может теперь увидеть,
Как поблекло оно от соли…
Где в целом мире
Тот уголок, что своим
Могу я назвать?
Где приют обрету в скитаньях,
Там и будет мой дом…
Оглядевшись вокруг,
Я спросил у той, что стояла
От меня немного поодаль:
Видишь – там, впереди,
Что-то белое пышно цветет?
Как здесь эти цветы называют?
Неизбежной разлукой
Старость людям грозит, я знаю.
Оттого-то теперь
Мне еще больше прежнего
Хочется видеть тебя.
Желанье мое —
Чтобы люди больше не знали
Неизбежных разлук.
Чтоб не зря просили у неба
Жизни в тысячу лет.
Вечер придет,
И сердце в груди запылает
Ярче любых светлячков.
Но никто его света не видит,
И по-прежнему ты холодна…
Пусть даже течь навеки перестанет
Река Окинагагава,
Где ниодори дышат долго под водою,
Но в разговоре, друг, с тобою
Ведь не иссякнут никогда слова.
Дом заброшен давно,
И хозяйка совсем одряхлела.
Может быть, потому
И в саду, и возле ограды —
Запустенье осенних лугов…
Белые волны
Набегают на берег. Здесь век свой
Мне влачить суждено.
Я дитя рыбака, и пристанища
У меня постоянного нет.
Рыбачки срезают
В море травы, живет на их листьях
Червячок. Я сама
Виновата во всем, вот и плачу,
А тебя не стану корить.
Даже если бы ночь
В себя вобрала тысячу
Осенних ночей,
Мы всего не успели б друг другу сказать
До первой утренней птицы.
Не спеши привыкать
К тому, к кому сердце стремится,
О ком думы твои.
Привыкнешь – и слишком тоскливо
Тебе будет в часы разлуки.
Безысходно длинны
И тоскливы бессонные ночи.
Меньше всех на земле
Стоит мне продолжать
Тщетную жизнь в нашем мире.
Горький опыт забыв,
Снова для толков досужих
Повод даю,
Неразрывно связав свою жизнь
С тем, кого не любить невозможно.
В столице давно
Цветы осыпались с веток,
Здесь же, в горах,
Протянувшихся вдаль грядою,
Вишни в полном цвету.
Если даже всех слов
Не успев исчерпать, прекращают
Свиданий искать,
Знайте, это о том говорит,
Что к вам, увы, равнодушны.
Будь жизненный срок
Лишь нашим желаньям подвластен,
Разве сердце мое
Сжималось бы так тревожно
При мысли о скорой разлуке?
Лишь забрезжит рассвет,
Встав поскорее, спешу
На сливы взглянуть
В тревоге – не слишком ли сильно
Дул этой ночью ветер?
В Нанивадзу уже
Расцветают повсюду цветы —
Ведь весна так близка.
Просыпаясь от зимнего сна,
Расцветают повсюду цветы.
Мелок тот колодец – в нем
Даже тень горы видна
Той, что Мелкой названа.
Но моя любовь к тебе
Не мелка, как та вода.
Какая досада,
Хотела воды зачерпнуть,
Но мелок, увы,
Этот горный колодец —
Увлажнился лишь край рукава.
В облачении скорби
Гора Мрака, гора Курабу.
Средь отрогов ее
Заблудившийся вряд ли сумеет
Отыскать дорогу назад.
Нам бы с милой вдвоем
На Темной горе поселиться,
На горе Огура,
Тогда краткость летних ночей
Не будет нас так печалить.
Я бы в горы ушел,
Где нет места мирским печалям,
Только как же уйдешь?
Все любимые, близкие – словно
Путы тяжкие на ногах.
По каналу челнок
Уплывает, но тотчас обратно
Вернуться спешит.
К тебе одной неизменно
Возвращаются думы мои.
Цветок мурасаки,
Он один лишь тому причиной:
В долине Мусаси
Все цветы, все травы вдруг стали
Бесконечно дороги сердцу.
Тайком от людей
Я спешу туда снова. Немало
Лет прошло. Отчего ж
Неприступна совсем, как прежде,
Застава на Встреч-горе?
Мимо твоих ворот
Снова я не сумел пройти.
Хлынул ливень, да так —
Не успел рукавом прикрыться,—
Переждать в твоем доме позволь.
Не был там никогда,
Но услышу: «Долина Мусаси» —
И вздыхаю тайком.
А все оттого, что растут
В той долине цветы мурасаки.
Коли так суждено,
То лучше скажи мне прямо,
Что тебе я не мил.
Зачем же смотреть нам в стороны,
Как концам одного шнурка?
Мои рукава
Уподобились, видно, горе
Суэ-но мацу:
Дня не пройдет, чтоб небесные волны
Не захлестнули их.
Летящий пеной белый снег,
О, нынче ты не падай, я прошу,
Ведь нет никого,
Кто рукава мои – из белой ткани —
Высушить бы мог.
Всегда ярко-алым
Мне этот цветок казался,
Но не зря говорят,
Когда пресыщенье приходит,
Блекнут даже цветы.
Даже тонкое платье,
Отделяя нас друг от друга,
Вызывало досаду.
Так неужели меж нами встанет
Проведенная розно ночь?
Жемчужиной новой
Новый год засияет пред нами.
Завтра с утра
Ждать с нетерпением будем,
Когда запоет соловей.
Расщебечутся пташки,
Весне долгожданной радуясь,
В мире всякая малость
Обновляется, один только я
С каждым днем все больше старею.
Каждый раз забываю,
А увидев, вздрогну – не сон ли?
Право, думал ли я,
Что придется когда-нибудь
К тебе сквозь снега пробираться?
В саду у ограды
Посадил сегодня гвоздику.
Вот цветы расцветут,
Любоваться я стану ими,
О тебе вспоминая тайком.
Прилив начался,
И исчезли прибрежные травы.
Не так ли и ты?
Слишком редко тебя я вижу,
Слишком сильно томлюсь от тоски.
Рыбачки в Исэ
Утром, вечером в волны ныряют,
И морская трава
Перед взором всегда. Не хотел бы
Слишком быстро наскучить тебе.
В роще Оараки
Травы поблекли, утратив
Юную свежесть.
И коням они не по вкусу теперь,
И косцы приходить перестали.
Прилетела кукушка,
О чем-то кричит… Не о том ли,
Что в Оараки,
В здешней роще решила она
Поселиться нынешним летом?
Я нарву у ворот
Побольше листьев мисканта.
Ими я накормлю
Коня твоего дорогого,
Когда ты приедешь ко мне.
Пройдут сквозь тростник,
И лишь возмущенье умножится:
Поблекшие травы,
Под сенью рощи растущие,
Придутся ль по вкусу коням?
В провинции Цу
У моста на реке Нагара
Ветхие сваи.
Дряхлею и я, печалясь
О горькой своей судьбе.
Ярко-алое платье
Надену я снизу, чтоб люди
Не увидали.
Ведь если сверху надену,
Всем откроется тайна моя.
Настоящая боль
Придет после разлуки, я знаю,
Хоть и кажется мне:
В реке Слез, полноводной прежде,
Уже обнажилось дно.
Пусть людская молва
Оплетает. Морские травы
Рвут рыбачки у волн.
Коль сердца стремятся друг к другу,
Разве может печалить мир?
Есть в Инугами
Гора Ложе, внизу протекает
Молчанья река.
Молчи же и имени людям
Не открывай моего.
Светит не ярко,
Но за тучами не скрывается
Ночью весенней
Луна в призрачной дымке —
Что может сравниться с нею?
Стоит ли, право,
Предаваться старцам печали?
В наш блистательный век
Даже деревья и травы,
Ликуя, кружатся в танце.
Нет никого,
Кто бы вами теперь любовался,
Вишни в горах.
Вот если б вы расцветали,
Когда отцветают другие…
Не люблю я того,
Кто любит меня, и что же —
Не возмездие ли?
Меня тоже не любит тот,
Кого я давно люблю.
Тростником заросла
Тростниковая речка, у зарослей
Ты коня придержи
И водой напои. Полюбуюсь
Хотя б отраженьем твоим.
В море Исэ
Рыбу ловит рыбак, и качается
Поплавок на волнах.
Поплавок? Или сердце мое
Обрести не может покоя?
Томительно-долго
Льется дождь, но еще обильней
Река моих слез.
Рукава с каждым мигом влажнее,
А надежд на встречу все нет…
Видно, слишком мелка
Река твоих слез, коль промокли
Одни рукава.
Когда весь промокнешь до нитки,
Тогда и поверю тебе…
Когда думы печальны,
На болотных гляжу светлячков.
Уж не душа ли,
Мое бедное тело покинув,
Потерявшись, блуждает во мраке?
Тело покинув,
Улетела куда-то далёко…
Душа не всегда
Бывает, как видно, послушна
Человеческой воле.
«Думать не стану»,—
Твержу про себя, но не это ль
Называется «думать»?
«Говорить не буду», – сказав,
Ведь уже, увы, говорю…
Когда б не дитя,
Знак, что мы связаны были,
Ее памятный дар,
Разве траву-терпенье
Нам удалось бы сорвать?
Есть ведь время в году,
Почему же именно осенью
Пришла к нам разлука?
Ведь осенью даже к живым
В тоске устремляется сердце.
Истомила тоска.
О, когда б мог я снова увидеть,
Как цветет у плетня
Подле бедной хижины горной
Гвоздика Ямато.
В дни Безбожной луны
Всегда моросит холодный,
Унылый дождь,
Но такими мокрыми прежде
Не бывали мои рукава.
Платье свое
Я подкрашу яркими красками,
Чтоб тебя привлекло,
Но как передать тебе
Свои тайные думы?
С той поры как изголовьем стали вдруг
Нежные, как вешняя трава,
Первые объятия твои,
Проведу ли ночь я без тебя?
Ведь ты мил, а не противен мне…
В Карибаноону,
Где цари охотятся,
Много на дубах больших ветвей…
Мы с тобою стали ненамного ближе,
Но тоска во много раз сильней!
Сокрушительно быстрых
Тут обитель, и листья сакаки
Ярки, как всегда.
Не потускнела их зелень
И под осенним дождем.
Сокрушительно быстрых
Богов ограду священную
Преступил бы и ту.
Ведь жизнью своей теперь
Не дорожу я ничуть.
У Мива-горы
Я живу. И если взгрустнется,
Найдешь без труда
Мой дом, тебе знаком послужит
Криптомерия у ворот.
Листья сакаки
Благоухают так, что невольно
Замедляется шаг.
И вот собрались здесь люди
Восьми десятков родов.
Грохочущий бог,
Так грозно и страшно ступающий
По равнине небес,
Дано ли ему разлучить
Тех, кто стремится друг к другу?
Этот пруд и теперь
Перед взором лежит, как прежде,
Зеркалом чистым,
Но, увы, с нами уж нет
Того, кто в нем отражался.
Годы текут,
И лишь умножаются горести.
О, если б я мог
В горах Ёсино затеряться,
Ступив на тропинку средь круч.
В небесных вратах
Возникла луна предрассветная.
Гляжу на нее —
И сильнее тоска по тебе,
А ты неприступна по-прежнему.
Старинную пряжу
Смотав в клубок, так нетрудно
Опять размотать.
Ах, когда б так же просто могли
Мы прошедшее нынешним сделать!
В горной глуши,
Не порадовав ни единого взора,
С веток упали
Багряные листья – как будто
Парчовый наряд в ночи.
На горные вишни
Посмотреть собрался, но дымка
Преградила дорогу.
Как видно, не только люди
Бывают жестоки, увы.
«Скоро вернусь»,—
Ты сказал, и, тебе поверив,
Жду до сих пор.
Неужели остаток дней своих
Мне придется прожить в ожиданье?
Долго вздыхал
О доле своей злосчастной,
Сокрушаясь тайком.
А в конце концов оказалось —
Истомил ожиданьем тебя.
Наконец увидал
Остров в Сосновом заливе,
Известный по слухам.
Благородны и в самом деле
Рыбачки, живущие здесь.
Или ночь так темна?
Иль, дороги не зная, блуждает?
Снова кукушка
Где-то рядом кричит, все не может
Моих ворот миновать.
Опали цветы,
Разрослись деревья, их ветви
Меж собою сплелись.
Различить не могу те кусты,
Что когда-то сажал у ограды…
О минувших годах
Станем мы вспоминать, и вдруг —
Кукушка в саду…
Как только она догадалась?
Кричит, совсем как тогда.
Пятой луне
Навстречу расцвел померанец.
Его аромат
Вдыхая, вдруг вспомнил: так пахли
Когда-то ее рукава…
Разойдутся концы —
Только пояс завяжешь на платье.
Расстаемся и мы.
Но, по миру скитаясь, когда-нибудь
Непременно свидимся снова.
Не знаю, доколе
Тоска будет терзать мое сердце,
Ей не видно конца.
Лишь свиданье с тобой положит
Предел страданьям моим.
Туда и обратно —
Путь недолог в страну Каи.
Так думал, и что же?
Оказалось, в последний раз
Вышел я за ворота дома.
Разве скажешь кому?
Я молчу, хоть с волнением справиться
С каждым мигом трудней.
Да, такая уж, видно, пора
Наступила – кручиниться молча.
В Сума рыбак
Соль добывает, дымок над костром,
Ветру покорный,
В те земли стремится, о коих
Никогда и помыслить не мог.
Куда мне идти?
Средь каких утесов я должен
Поселиться теперь,
Чтоб ничего не слышать
О горестях этого мира?
Как схожи мы с ней!
Я лежу, погруженная в думы,
На моем рукаве
Приютилась луна, и лицо ее
Также мокро от слез.
Что ждет впереди?
Не ведаю, горькие слезы
Струятся из глаз.
И даже рядом с собою
Ничего разглядеть не могу.
Все сильнее тоска
По тем, кого я оставил
Далеко позади.
Как я вам завидую, волны:
Уходя, возвращаетесь вы.
Платье мое
Внезапно покрылось росою —
По Небесной реке
Ладья проплывает, с весла
Брызги вниз, наверно, упали.
Коль тебя обо мне
Кто-то спросит, ответь ему так:
У залива Сума
С трав морских капли соли стекают,
И текут безрадостно дни…
О тебе я скорблю,
Потоками падают слезы,
Стекая к реке.
Даже воды ее, должно быть,
Поднялись теперь еще выше.
Был напрасен урок.
Пусть белые волны шумят,
Гребни вздымая,
Снова спешу я нарвать
Трав морских у залива Сума.
Любимый всегда
Сидел, к тебе прислонившись.
Кипарисовый столб,
Навеки связанный с ним,
Ты особенно дорог сердцу.
Я люблю, но, увы,
Без свиданий ночи проходят.
А забвенья трава
Может даже на тропах сна
Разрастись, заглушив их навечно.
Расставаясь с тобой,
Тревожусь: когда доведется
Свидеться вновь?
А ведь даже не скажешь, что жизнь
Подошла к своему пределу…
Если вдруг от любви
Я умру, что будет в том проку?
Нет, пока я живу,
Ради дней этой жизни хотел бы
Тебя видеть рядом с собой.
Сквозь ветви струясь,
Лунный свет в наш сад проникает,
Говоря нам о том,
Что вот она, уже здесь
Тревожно-тоскливая осень.
У странника вдруг
Рукава холодными стали.
Из бухты Сума —
Нипочем любые заставы ему —
Ветер морской налетел.
Одинокое ложе
Затоплено бесконечными
Потоками слез.
И даже каменное изголовье,
Всплыв, закачалось в волнах.
Поднимутся волны
И влекут за собой из пучины
Жемчужные травы.
Не оттуда ли дует ветер,
Куда думы стремятся мои?
Нет, не время теперь
Меня осыпать упреками.
Сердце мое,
Как ладья, не знает покоя,
На волнах качаясь любви.
Мог ли я думать,
Что ждет меня жизнь в глуши,
Тяжесть разлуки?
Что станут рыбацкие снасти
Привычны моим рукам?
Могут ли знать
Там, за стокаменными стенами,
Что такое досуг?
И сегодняшний день целиком
Провели, украшаясь цветами.
Для радости и для горя
Одно вместилище – сердце.
И можем ли мы
Отличить друг от друга
Слезы радости, слезы печали?
У того, кто уйдет,
У того, кто останется, – равно
Рукава рекой слез
Потекут. С каждым мигом вода
Поднимается выше, выше…
Долго средь волн
Блуждая, промокнуть до нитки
Успел, но вдруг
Весть о счастливом ветре
Принес челнок рыбака.
Как сегодня близка
Луна, легкой пеной плывущая
Над далеким Авадзи!
Но, может быть, только отсюда
Кажется близкой она?
Ночь темна, но уже
Прилетел и стучит так громко
Петушок-куина.
Видно, кто-то запер ворота
И его не впускает в дом.
За долгие годы
Привык к шуму ветра в соснах
Слух жителя гор.
И, пение струн услышав,
Он кото узнать не сумел.
Забыл обо всем,
Одна любовь в моем сердце.
Право, давно ли
Я твердил себе: никогда
Тайны своей не выдам?
Где же теперь
Радость свою мне прятать?
Раньше бы знать —
Рукава у китайского платья
Попросила бы шире скроить.
Слово дали друг другу,
Но тебя еще не видал я
И томлюсь от любви.
Оттого-то душу мою
Все печалит теперь в этом мире.
Я проверить хотел
Просто в шутку: смогу ль без тебя?
Отказался от встреч…
Но теперь мне, увы, не до шуток,
Нестерпима тоска.
Как не сетовать мне?
Этой ночью луну и цветы,
Прекрасные равно,
Я хотел бы тому показать,
Кто их оценить сумеет.
С другом сердечным
Как хотелось бы мне попасть
На остров Тамацу.
Посмотреть, как мерцает луна,
Погружаясь на дно залива.
«Не забуду тебя»,—
Я поклялся, но, если ту клятву
Вдруг нарушу, тогда
Пускай нас рассудят с тобою
Боги горы Микаса.
Коль, оставив тебя,
Я все клятвы забуду беспечно,
Пусть морская волна,
Набежав, сосну захлестнет
На вершине Суэ-но мацу.
Нет, не думаю я
О себе, тобою забытой,
Но ты клятву давал,
Клялся жизнью, и вот за тебя-то
Не тревожиться я не могу.
Мог ли отец,
Могла ли мать не кручиниться,
Глядя на то,
Как трехлетний Бог-пьявка, сын их,
Все не может на ноги встать?
Побережье Удо
По-прежнему ли уныло?
Как свой век проживу?
Волны плещут… Каждую ночь
Я хотел бы видеть тебя.
Над горою ближней Оону,
Подымаясь, расстилается туман…
Из-за ветра —
Вздохов горести моей —
Подымаясь, расстилается туман…
Туман по утрам
Встает над бухтой Акаси.
В зыбкой дали
За островом челн исчезает —
В сердце – щемящая грусть…
Твой век, Государь,
Пусть утесом высится вечным.
Даже если порой
Камня платье из перьев коснется,
Не иссякнет крепость его.
Я хотел бы иметь
Рукава такие, чтоб небо
Можно было прикрыть.
Судьбу весенних цветов
Не могу я доверить ветру.
Залив Кумано
Позади оставляя, далёко
Уплывает ладья.
И ты, меня оставляя,
Уходишь все дальше, дальше…
Истомила тоска,
И не все ли теперь мне едино?
О залив Нанива!
Пусть в волнах его я погибну,
Но добьюсь свиданья с тобой.
Захваченный ливнем,
Поспешил я на остров Плаща,
Островок Тамино,
Но разве могут слова
От дождя кого-то укрыть?
На закате звонит
Колокол в горном храме
Каждый раз об одном:
«Вот и этот день на исходе».
И печально сжимается сердце.
Настала весна,
Когда расцветать начинают
Вараби
У стремительных горных потоков,
Бегущих, сверкая, со скал…
Был ли наш мир
Всегда, с давних времен
Столь безотрадным?
Или таким он стал
Для одного меня?
Но кто и зачем
В этот дом захочет наведаться?
Тропинки в саду
Заглушила полынь, и давно уже
Никто не заходит сюда.
Верные слуги,
Велите, чтоб зонт принесли,—
На Дворцовой равнине
Роса падает с листьев
Куда обильней дождя.
Давно уж к земле
Годы пригнули того,
Кто ее посадил.
А сосна между тем все выше
Тянет ветви свои.
Вспоминая тебя,
Плачу я, и плакун-травою
Старый сад наш зарос.
В ожиданье цикады в соснах
Дни и ночи тоскливо звенят.
Путь твой лежит
Над вершиной Каи и дальше —
К далеким горам.
Стань же, ветер, моим посланцем,
Другу весть передай.
Сроднилось давно
В воде корни пустившее дерево
С камнями, с водой.
От них отделенное, станет ли
Тосковать? Иль забудет о них?
Хотя бы теперь,
Когда к концу приближается
Мне отмеренный срок,
Хотел бы не думать так часто
О горестях этого мира…
Не придется ли мне
Блуждать по знакомым тропинкам?
Луга, где бродил
Я так часто в минувшие годы,
Бурьяном густым заросли.
Что же будет со мной,
Коль окажешься ты далёко?
Ведь даже теперь,
Разлучаясь с тобою на миг,
Я не в силах избыть тоски.
Средь далеких вершин,
Где встают грядой восьмислойной
Белые тучи,
Даже там можно жить, коль судьба
Тебя вдруг туда занесет.
Средь далеких вершин,
Где тщетно искать просвета
В пелене белых туч,
Даже там можно жить, коль судьба
Тебя вдруг туда занесет.
Кого назову
Из знавших меня когда-то?
Даже эта сосна,
Сосна Такасаго как будто
Другом давних лет моих не была.
Это селенье
Называется так же, как дерево
С далекой луны.
Потому и живу я, надеясь
На ваших милостей свет.
Не порвались
Плюща драгоценные нити,
Но и в новом году
На одну только ночь откроется
Небесная переправа.
Я сменила жилье,
Дни влачу в ожиданье, но ты
Все не приходишь.
Видно, в мире так много мест,
Куда «ходить неудобно»…
Напрасны упреки,
Ничего не изменишь, по-прежнему
Он со мною жесток.
Что могу я сказать? Увы,
Остается лишь плакать горько…
Если скроешься ты
В далеких землях заморских,
В горах Ёсино,
Разве я не сумею
И там тебя отыскать?
«Как там, в Такэкума,
Две сосны?» – вдруг спросит меня
Житель столичный.
А я ему так отвечу:
«Их давно уже стало три».
Что наш мир?
Не плавучий ли, зыбкий
Мост сновидений?
Суждено по нему проходящим
Печалиться и страдать…
Если тонкостью чувств
Обладаете, вишни, растущие
В лугах Фукакуса,
Хоть этой весною черные
Раскройте на ветках цветы.
Та, кем сердце полно,
Не сродни ли росе, сверкающей
На листьях травы?
Только вспомню о ней – и сразу
Рукава мои намокают.
Весной лишь цветы
Пышным своим расцветом
Радуют взор.
Красота же мира волнует
Сильнее в осенние дни.
Не могу я сказать,
Что какое-то время года
Сердцу не мило,
Но странно – ничто не волнует меня
Так, как эти осенние ночи…
Ах, когда б мы могли
Напитать лепестки этих вишен
Ароматами слив
И заставить их распуститься
На ветках зеленой ивы!
В ручьях фонари
Отражаются. Слишком тосклива
Безотрадная жизнь.
Бегущие струи скрывают
Свет, льющийся изнутри.
Печально смотрю:
На воде тает легкая пена.
Этот горестный мир
Из-за кого же впервые
Показался мне безотрадным?
«Исцелюсь от любви» —
Совершил я обряд Омовенья
В Священной реке,
Но, увы, почему-то боги
Не приняли жертву мою.
Мимо твоих ворот
Я в этот миг прохожу.
Выйди же и взгляни:
Как измениться могут
Черты того, кто влюблен.
У рыбачек из Сума
Поблекли платья от соли.
С годами постылым
Становится сердцу то,
Что рядом с тобою всегда.
В нашем мире, увы,
Привыкать к чему-то опасно.
Потому-то теперь
Далеки друг от друга мы, словно
Нити в платье рыбачки из Сума.
Залиты солнцем
Склоны горы Катаока.
Лежит у дороги,
Умирая от голода, путник —
Ни родных у него, ни близких…
Сетовал я
На своей судьбы безотрадность,
Теперь же, увы,
Еще и о бедах чужих
Приходится мне вздыхать…
Мать матери своей
Ты навестить решил, за этим
Сюда приехал.
Как будто бы совсем тут ни при чем
Сын сына твоего…
Мне теперь все равно,
Но о том, что больше не любишь,
Так, хотя бы о том
От тебя, не из уст чужих
Услыхать хотелось бы мне.
Кого мне винить,
Ведь в любви лишь сердце повинно,
От нее не уйдешь,
С ней же жить – не будет конца
Этим жестоким мукам.
Вряд ли мой дом
Так уж похож на омут
Реки Асука.
Почему же, его покидая,
Оказаться должна на мели?
Осенней порой
Вечерний сумрак особенно
Сердце тревожит.
Над листьями оги – ветер,
Под листьями оги – роса…
В обители туч
Сквозь туман пробираются гуси.
Точно так же и я…
Ни на миг не светлеет небо,
И печали – не видно конца.
Вдруг налетев,
Полнит истомой все тело
Осенний ветер.
А я ведь всегда считал его
Таким безразлично-холодным…
Дар богам принесен
Не от меня, недостойного,
А от девы с небес,
Тоёка-химэ светлейшей,
От нее – этот дар богам.
На брегах Кумано
Расцвели пышным цветом лилии.
Лелею в душе
Мечту о тебе, пусть непросто
Встретиться мне с тобой.
Неизменностью
Славится зелень сосны, но и та
С приходом весны
Изменилась – все ярче, ярче
Становится с каждым днем.
«Ах, если бы он
Теперь оказался с нами!» —
О ком-то вздохнешь…
И, увы, с каждым годом все больше
Приходится нам вздыхать.
Пусть миновали мы
Священный мыс Канэ,
Бедою страшной путнику грозящий,
Но все равно я не забуду никогда
О боге грозном острова Сика.
Свидимся снова —
Одно лишь желание в сердце.
Думам моим
Ты свидетелем будь, бог Зерцала
Из Мацура, залива Сосен…
У реки Хацусэ
У старой реки растет
Криптомерия в два ствола.
Годы пройдут,
Но я знаю, увидим снова
Криптомерию в два ствола.
Мольбы возношу,
Переправляясь с надеждой
Чрез реку Хацусэ.
Пусть течение несет меня
К новым встречам, к счастливым мирам.
Когда совладать
Я не в силах с тоскою, ночами
Ягод тута черней,
Я ложусь на ложе свое,
Наизнанку вывернув платье.
Желаю тебе
С могучей сосной вековечной
Сравняться годами.
А я бы жила, осененная
Тысячелетней кроной твоей.
Коль поставим мы здесь
Зеркальную гору из Оми,
Лишь тогда разглядим,
Сколько долгих веков, Государь,
Еще у тебя впереди.
Хотя бы сегодня
Потешил нас соловей
Первою песней.
В том саду, где его не слышно,
Бессмысленно, право, жить.
Когда бы мой дом
Стоял у холма, покрытого
Цветущими сливами,
Разве стал бы я ждать в тревоге:
Запоет ли в саду соловей?
Вскипая, бурля,
Водопад этот падал когда-то,
Но годы прошли,
Он состарился, черных струек
Не увидишь в пене седой.
Из всех расставаний
Последнее – только оно
Достойно печали.
Никому ведь не ведомо, право,
Сколько может продлиться жизнь.
Продлится ли жизнь —
Даже того не знаем,
Хотя и готовы
В душе лелеять привычно
Мысль о верности вечной.
Посмотришь вокруг —
Ивы, цветущие вишни
Воедино сплелись.
Так вот где она – в столице
Весенняя парча!
Водную гладь
Скомкал узорчатым шелком
Весенний ветер.
Растопить он сумеет и лед,
Сковавший поверхность пруда.
В этом камешке малом,
Может быть, тоже сокрыты
Чувства-желанья.
Но им так трудно, увы,
Наружу излиться…
Если захочешь
В Ёсино отыскать мой дом,
Сделай так, чтобы все
Увидали: в твоей прическе
Та же шпилька, что и в моей.
Истомила тоска,
Вот если бы сосны из Ота
Цветом своим
Тебе намекнуть сумели,
Как желаю я встречи с тобой!
Уже в годы богов
Недобрым люди считали
Время летних дождей.
Хотел бы с тобою встретиться,
Пока не настало оно.
Молчанье хранят,
Но пламя их чувств так ярко,
Потому светлячки
Мне были всегда милее
Насекомых, умеющих петь.
Как тосклив этот дождь,
Беспросветны печальные думы.
Целый день напролет
Со стрехи падают капли,
И конца им не видно.
В пору долгих дождей
Предаваясь печальным думам,
Не заметил, куда
Улетела из сада кукушка,
Не смолкавшая до темноты.
В дни Пятой луны,
Длинные корни пряча в воде,
Вырастает аир.
Знак долговечности, прочности
Видится людям в нем.
Ароматом влекомы,
Любоваться приходят люди
Цветами аира.
Но, право, странно – коням
Вовсе он не по вкусу.
Молодого коня
Перегнали сегодня другие.
Рис водяной,
Рядом с аиром растущий,
Не успел еще силы набрать.
От стаи своей
Отбившись, летит одиноко
По небу гусь.
Отстав от других безнадежно,
Сетую на судьбу.
Из нежных забот
Мать и отец свили кокон,
В нем меня заключив.
Тяжко мне жить в неволе,
Не встречаясь с любимой.
Тайком от людей
По этой тропе хожу я.
О хранитель застав!
Хотелось бы мне, чтобы ты
Засыпал каждой ночью покрепче.
Моя милая мать
Говорила: «Не следует днем
Отдаваться дремоте».
Но что еще остается,
Когда сердце терзает тоска?
Жалоб людских
Слышал слишком уж много
Этот храм, потому
Стали его называть —
«Роща печальных вздохов».
Лотос Закона
Его удалось обрести мне,
Собирая дрова,
Собирая весенние травы,
Черпая воду, его удалось обрести.
Что толку тайком
К тебе устремлять свои думы?
Как прутья плетня,
Близки мы, и все ж до сих пор
Увидеть тебя не могу…
Подходишь к тебе
Ближе, ближе, кажется, миг еще —
И наступишь на тень…
Но кто же траву «не ходи»
Посадил здесь у входа?
Странно, и все же —
Чем ты холоднее становишься,
Тем сильнее любовь.
Что же делать я должен, скажи,
Чтобы тебя забыть?
Горечь в душе
Все растет. Трава «нэнунава»
В пруду Масуда.
Чем ты холоднее становишься,
Тем сильнее моя любовь.
Постарайся в плохом
Ты хорошее видеть, и пусть
Я так ничтожен,
Как ничтожна соринка на дне
Минасэ – подземной реки…
О чувствах своих
Никому не скажу ни слова.
Река Минасэ
Течет под землею. Невидимо
Мое сердце стремится к тебе.
Дни бывают, когда
В Суруга, в заливе Таго
Не вздымаются волны.
Но дней таких не бывает,
Чтобы не тосковал по тебе.
Река в Ёсино.
Набегают на берег, вскипая,
Волны глициний..
Волнуется ль чье-нибудь сердце
Так же, как и мое?
Завернулся подол
Твоего платья, любимый.
Подкладки атлас
Шелковисто-нежен, прохладен
Ветер первых осенних дней.
Летней порой
От москитов повсюду в покоях
Возжигают курения.
А мне сколько еще придется
Пламя в душе таить?
Взор бессилен еще
Уловить те приметы, что ясно
Скажут: «Осень пришла».
Но однажды, услышав шум ветра,
Вздрогнешь вдруг: «Неужели?»
В долине Мияги
Гнутся редкие кустики хаги
От обильной росы.
Ждут они ветра, а я
Жду тебя, мой любимый.
Зелень лугов
Густой пеленою окутал
Весенний туман.
Но не скрыть и ему сиянья
Этих цветущих вишен.
Не под силу, увы,
Чужим взглядам – запруде надежной—
Путь воде преградить.
Водопад Безмолвный сокрыт
Глубоко под землею.
Долине Охара,
Горе Осио – ведь и им
В этот радостный день
Невольно вспомнятся давние
Времена могучих богов…
Стайкой вспугнутых птиц
Молва обо мне разлетелась.
Не напрасно ль теперь
Притворяться, будто меж нами
Никогда ничего не бывало?
Право, к чему
Опасаться, что травы прибрежные
Опутают нас?
Ведь все члены и так уж увиты
Водорослями морскими.
Кто там в лугах,
Сняв, бросил на землю
«Лиловые шаровары»?
Лишь осень приходит, повсюду
Разносится их аромат.
Где-то в конце
Восточной дороги лежит
Пояс Хитати.
Верю, хотя б ненадолго
Судьба нас свяжет с тобой.
Может, кто-то другой
Остановить и сумеет
Водопад Ёсино,
Но в человеческом сердце
Постоянства никто не найдет.
Жемчужный тростник —
На каждом листе сверкает
Капля белой росы.
Долог ли будет век ее?
Дольше ли моего?
Стараюсь забыть,
Все время забыть стараюсь,
Но забыть не могу.
Как же мне теперь поступить?
Что же делать теперь с собою?
Как ни горестна жизнь,
Путь свой пройти придется
До Последней реки.
Только кто нам может поведать
О мелях ее и пучинах?
Перейти через реку
Предстоит нам, тяготы жизни
На плечи взвалив.
А тот, кто последним придет,
Отыскать постарается первого.
В горьких думах без сна
Пролежу одна до рассвета
В эту зимнюю ночь.
Лед, рукава сковавший,
Вряд ли успеет растаять.
Верхушки деревьев
У дома, где ты живешь,
Все дальше и дальше…
Пока не скрылись из виду,
Оглядывался невольно.
Я в весеннее поле пошел за цветами,
Мне хотелось собрать там фиалок душистых,
И поля
Показались так дороги сердцу,
Что всю ночь там провел средь цветов до рассвета!
В далеком пруду
Жемчужные выросли травы.
Придут их срезать,
Но вряд ли скоро придет
Конец думам моим о тебе.
Встаю ли в думах я,
Ложусь ли – все равно
Перед собой твой облик вижу я,
Как ты уходишь, за собою волоча
Одежды красной цвета алого подол.
Не скажу я о том,
Как стремлюсь к тебе, как тоскую,
Лишь «безмолвной любви»
Лепестками выкрашу платье
И снимать не буду его.
Томясь от тоски,
Я думы свои устремляю
Туда, где цветут
Уныло и одиноко
Горные керрии Идэ.
Весенние пташки,
Вечерами беспечно поющие
В зеленых лугах,
Вдруг о тебе напомнят,
И не могу их забыть.